— И если мы наткнемся на римлян, пока будем в Каталонии? — спросил Махарбал.

— Это может стать нашим преимуществом, — получив одобрительный взгляд Ганнибала, ответил Бостар. — Мы знаем, что римляне поделили свои силы на две консульские армии: одна планирует захват Иберии, вторая готовится к высадке в Африке. Если они направят армию в Иберию, то их опорным пунктом будет Массалия — город их греческих союзников на севере побережья. Нам не помешает битва вдали от Нового Карфагена. Одержав победу, мы заставим их отозвать вторую консульскую армию из Африки обратно в Италию.

— Нас устраивает любой курс событий, — согласился Ганнибал, — хотя мы не можем предсказать, как Рим ответит на наши действия. Зато у нас имеется возможность подстраивать первоначальный план под каждый ход противника.

— А почему бы нам сразу не начать осаду Рима? — спросил Бомилькар. — Насколько мне известно, мы не берем в поход осадные машины. Этот вопрос нужно пересмотреть.

— Осада не будет нашим первым пунктом в списке наносимого урона. Тараны и башни слишком громоздки, чтобы тащить их по горам. Мы могли бы доставить их на кораблях, но наш флот слишком мал. Нам придется строить механизмы уже в Италии, хотя, в любом случае, осада была бы ошибкой. Рим слишком хорошо укреплен.

— Ни один город не продержится вечно, — сказал Бомилькар .

— И ни одна армия не сможет вести долгую осаду в стране врага, — ответил Ганнибал. — Нет, мой план иной! Мы встретим их на поле битвы и нанесем им показательное поражение. Мы раним их и будем преследовать до тех пор, пока слабость не заставит римлян сдаться. Когда латинские союзники увидят, что их могущественный друг попал под удар, они признают нас сильнейшими на поле брани. Победитель никогда не теряет друзей и всегда приобретает новых. Проще говоря, мы нападем на Италию, победим римлян в бою, разрушим их старые альянсы с соседями, а затем — и только затем — устроим осаду Рима. Я уже обсуждал эту тему с каждым из вас. Теперь вам известны подробности. За оставшееся время в начале весны постарайтесь решить все вопросы, связанные с выполнением ваших обязанностей.

Он склонился над картами и расправил их рукой.

— Теперь обсудим наш маршрут.

Ганнон придвинулся к столу, разглядывая профиль брата: темные волнистые волосы; широкий лоб, нахмуренный от мыслей, которые он хотел выразить; брови, похожие на две нависшие скалы из черного базальта; полный и красивый рот. Он впервые прислушался к чувствам, питаемым к Ганнибалу — к тем эмоциям, которые бурлили почти на грани осознания, позади его любви, восхищения и признания заслуг. Они, как братья, имели общие черты, одну и ту же кровь и даже запах, настолько схожий, что собаки не чувствовали отличий между ними. Но в темном уголке ума, достаточно далеком от родственных отношений, зрело семя, посаженное еще в юности. Там обитала эмоция, в которой он признался себе только сейчас и которую, наконец, оформил в слово. Ганнон услышал, как оно прозвучало в его голове.

Ненависть.

Гасдрубал проснулся в печали, потому что ему приснился день смерти отца. Он не помнил подробностей сна. Они поблекли в мареве грез, едва его глаза открылись в реальном мире. Гасдрубал ощущал беспокойство, вызванное воспоминаниями о реальных событиях, в которых он принимал активное участие. Его детство казалось тонкой лучиной, с трудом чадящей в пугающем мире, где зрелость требовалась прежде, чем тело подростка начинало обретать мужские черты.

Юный Баркид рос в то время, когда его родина низверглась в бездну поражения. Одним из первых фактов, которые он узнал о своей стране, была война, проигранная превосходящей силе, называемой Римом. Карфагенян лишили островов, владений и гордости. Они сгибались под тяжестью военной контрибуции. Позже их собственные наемники решили провести осаду города. Результат конфликта мог быть удручающим. Лишь по запоздалой воле богов его отцу Гамилькару удалось отогнать вглубь пустыни сорок тысяч наемников и уничтожить их в бойне эпических размеров, оставив после битвы гигантское захоронение за гранью человеческой фантазии — хотя юный Гасдрубал не раз воссоздавал в уме такие образы.

Он вырос в Карфагене. Пока некоторые дети бегали по темным лестницам, пугаясь воображаемых чудовищ за их спинами, Гасдрубал в своих кошмарах ускользал от бесчисленных армий мертвецов, желавших смести все, что он знал, в вихре злобного насилия. Он вырос бы робким юношей, если бы отец не подавал ему пример беззаветной смелости. Гамилькар всегда подстраивал мир под себя. Он превратил Иберию в часть империи и окружил себя сыновьями, которые крутились вокруг него, как щенки. Он закрепился на реке Бетис и завоевал почти весь полуостров, используя грубую силу и превосходя врагов своей невероятной волей.

В год смерти отца им пришлось усмирять город Илики, который оказывал яростное сопротивление. Осада длилась лето, осень и зиму. Упрямые горожане не соглашались на условия Гамилькара и не желали сдаваться. В своей решимости они бросали со стен изможденные тела стариков и младенцев, мужчин и женщин с перерезанными глотками, тем самым демонстрируя врагам, что они предпочитают смерть голоду и не хотят идти в карфагенское рабство. Терпеливый и решительный Гамилькар отпустил часть армии на зиму и продолжил осаду умеренными силами. Он знал, что упорство обеспечит ему победу. Его войска непрерывно пополняли припасы, а жители Илики страдали от нехватки провизии. Он находился в сильной позиции. Победа над мятежным городом была вопросом времени, и два сына, помогавшие ему — Ганнибал и Гасдрубал, — учились терпению.

Когда Орисс, вождь племени из северных предместий, пришел к ним под флагом перемирия, это показалось Гамилькару достаточно разумным поступком. Человек долгое время находился у власти и, вероятно, хотел извлечь выгоду из поражения Илики. Он предложил карфагенским военачальникам погостить в его крепости, чтобы передохнуть от осады и рассмотреть возможный союз между ними. Он говорил без обмана на лице, предлагал простые истины и обещания, приятные для ушей уставшего от битв человека. Предложение вождя рассмотрели на семейном совете. Гамилькар попросил сыновей высказать свое мнение. Ганнибал, как доверенный помощник отца, был против визита в крепость. Он заявил, что их солдаты могут вынести холод и довести осаду до побе ды. Отдыхать следует после окончания работы, а не раньше. В отличие от брата, Гасдрубал не привык выражать свои мысли вслух. В краткой речи он попытался заменить логику чувствами.

— У нас нет причин сомневаться в Ориссе. Пока он вел себя как друг. И нужно учесть твое здоровье, отец. Бывали случаи, когда холод доводил великих людей до тяжелых болезней и смерти.

Гамилькар выслушал сыновей и посмотрел на свои руки, сложенные на груди. От холода его кожа покрылась мурашками. Дыхание было хриплым и затрудненным от простуды. Он никак не прокомментировал упоминание о его здоровье, но, видимо, оно перевесило разумные доводы Ганнибала. Визит в крепость, сказал отец, это не только вопрос отдыха и удовольствий, но и возможность заключения политического альянса.

Назначив офицеров для продолжения осады, они выехали конным отрядом в двести воинов. Гамилькар скакал в свите иберийского вождя, деля с ним мех подогретого и укрепленного специями вина. Он бесхитростно радовался компании этих людей, хотя по лицу столь опытного государственного деятеля о его простодушии нельзя было судить уверенно. Черно-серые облака закрывали небо плотной пеленой, через которую не проглядывало даже солнце. Дождь ровно моросил, как и всю неделю прежде. Он не давал земле замерзнуть, хотя холод пробирал до самых кишок. Следуя за грязным крупом отцовского коня, Гасдрубал мечтал лишь о том, чтобы они двигались быстрее. В его голове кружились мысли о местных девушках, вине, тепле и всех тех удовольствиях, к которым он начал проявлять интерес. Он знал, что думать о таких вещах не подобало воину его положения. Взглянув на суровое и сосредоточенное лицо брата, Гасдрубал убедился, что подобные желания не одолевали Ганнибала. И брат был прав, не доверяя сладостным речам вождя.