Как оказалось, из римского лагеря, рискуя жизнью, удрал перебежчик. Кто-то из легионеров заметил его. В погоню был отправлен отряд кавалерии. Мужчине пришлось убегать. Удар меча смял ему шлем. Второй удар оставил порез на плече. Отбивая рукой летящий дротик, он сильно повредил ладонь. Мужчина сохранил себе жизнь, скатившись по склону оврага. Кавалеристы не рискнули последовать за ним. Падение было почти вертикальным. Он подскакивал на кочках, ударялся о камни и стволы деревьев, а затем, застряв в густой поросли, с трудом выбирался из колючих кустов. Римские всадники гнались за ним по краю обрыва почти до самого карфагенского аванпоста, но в конечном счете им пришлось ретироваться, так как ими заинтересовались нумидийцы. Заметив всадников, выехавших из африканского лагеря, легионеры повернули назад, посчитав ближайшую опасность более важной, чем сведения, которые мог передать врагу один человек.

Когда Гасдрубалу доложили о перебежчике, он велел привести его к нему. Вскоре перед ним предстал коренастый широколобый мужчина, с рябым от оспы лицом и загорелой кожей оливкового цвета. Простая одежда выдавала в нем легионера. Генерал хотел позвать Силена, чтобы тот выступил в роли переводчика, однако один из охранников, сопро вождавших мужчину, сказал, что это необязательно. Перебежчик говорил на карфагенском языке. Гасдрубал нахмурил лоб. Четыре волнистые морщины исчезли лишь тогда, когда он сформулировал вопрос.

— Что ты хочешь мне сказать?

Человек склонил голову и, по обычаю тевестов, поцеловал кончики своих пальцев. Он заговорил на чистом карфагенском языке, украшенном возвышенными оборотами речи, которые соответствовали его приветствию. Он представился слугой Ваала и воздал хвалу тем, кто походил на него в служении этому богу. Мужчина сказал, что хотя в его жилах течет римская кровь и он говорит на латыни, он всегда был верен Карфагену. Его отец, плененный в Первой Пунической войне, женился на африканской женщине из того же народа, к которому принадлежала Дидобал, жена Гамилькара. Перебежчик сообщил, что его с детства обучали римским обычаям и готовили к шпионской службе, чтобы он однажды смог оказать услугу нации, усыновившей его. Во второй год войны он, по приказу самого Бостара, поступил в римскую армию. Однако после трагической смерти личного секретаря Ганнибала он остался один среди врагов, потеряв все связи с карфагенскими офицерами, которым мог бы передавать свои донесения. В последнее время он ждал удобного случая для возвращения к единоверцам и молил богов, чтобы они помогли ему убежать от римлян. Мужчина воспользовался первой же возможностью и принес Гасдрубалу такие новости, которые превосходили по важности все, что он выведывал прежде.

— Что это за новости?

Человек склонил голову и вновь поцеловал кончики пальцев. Затем он развел руками, показывая жестом, что отбрасывает прочь какой бы то ни было обман, и что каждое его слово означает чистую правду.

— Вы попали в западню, — сказал он. — Гонцы, которых ты послал, не добрались до Ганнибала. Нерон схватил их близ

Тарента и нашел письмо, адресованное твоему брату. Из него он узнал о планах, задуманных тобой. Он выбрал шесть тысяч солдат, одним из которых оказался я. Семь дней назад мы покинули южные края. Нерон официально объявил о походе в Ликанию, но, как только мы удалились от глаз твоего брата, наша армия двинулась на север. Он гнал нас, как безумец, и через два дня соединился с легионами Ливия Салинатора.

— Шесть тысяч солдат? — спросил Гасдрубал.

Мужчина кивнул.

— И тысяча кавалеристов.

— Что-то я не видел их, — заметил Ноба.

— Мы прибыли ночью. Никто из нас не появлялся на поле боя. Многие сейчас скрываются в обозе. Мы спали вповалку в палатках или просто на голой земле. Нерон ждет Люция Лициния. Он идет по твоим следам от самой Плацентии и блокирует отходы на Виа Фламиния. Когда он приведет сюда свое десятитысячное войско, все силы будут на местах.

— И тогда они будет превосходить нас по численности на пятнадцать тысяч, — тихо подытожил Гасдрубал.

В его голосе звучали нотки недоверия.

— Кто этот Нерон? — спросил Силен. — Если ты говоришь о Клавдии Нероне, то я тебе не верю. У него на счету много военных кампаний, но он никогда не отличался смелостью и сообразительностью, которые ты нам описал.

Человек взглянул на писца, затем повернулся к Гасдрубалу и сказал:

— Грек говорит правду. Но я тоже не лгу. Я не могу объяснить поведение Нерона. Однако прошу тебя, поверь мне, господин.

— И Ганнибал ничего не знает о действиях римлян? — спросил Ноба.

Человек покачал головой.

— Во всяком случае, не из уст тех людей, которых вы послали. Они больше никогда не заговорят.

Гасдрубал отметил последнюю фразу легким кивком головы. Он посмотрел на Нобу, и эфиоп приступил к дальнейшему опросу перебежчика. Мужчина отвечал на все вопросы обстоятельно. Его слова звучали, как мощный барабан, гремевший в отдалении, но с каждым ударом приближавшийся к ним. Если человек говорил правду, то они попали в более серьезное положение, чем при Бекуле. Во-первых, они находились на вражеской территории. Во-вторых, Ганнибал был далеко и ничего не знал о них... Но что, если он лгал им?

— Мы не знаем его, — сказал Ноба после того, как мужчину увели. — Он говорит, что направлял донесения Боста-ру, но я не слышал о нем прежде. Возможно, это часть коварного плана.

— С какой целью? — спросил Гасдрубал.

— Чтобы запугать нас и вынудить к бегству. Чтобы заставить нас совершить фатальную ошибку.

Силен неодобрительно посмотрел на наморщенный лоб Гасдрубала. Генерал прикусил уголок губы и пожевал его, словно кусок сушеной рыбы.

— Он знает о моем сообщении, — сказал Гасдрубал. — Он знает количество гонцов и город, в который я отправил их. К тому же он говорит с тевестским акцентом.

— Для обмана можно использовать любые средства, — возразил Ноба. — Пусть он докажет свои слова. О чем бы таком спросить его...

— Перестань, — прервал его Гасдрубал. — Как мы убедимся, лжет он нам или нет? Начнем пытать его? Если он говорит правду, то и будет повторять ее. Если он лжет, то продолжит лгать, потому что признание в обмане будет стоить ему жизни. Я не знаю, как прояснить ситуацию. Почему ничто вокруг не происходит честно и прямо? Почему все идет не так? Все на свете...

Он замолчал, прикусил губу и повернулся к писцу.

— Силен, что говорит тебе сердце?

Грек вскинул руки ладонями вверх, возмутившись тем, что его втянули в спор. Взглянув на просвет между руками, он покачал головой.

— Я не берусь судить...

— Что говорит тебе сердце? Просто скажи!

— Я верю этому человеку, — ответил Силен.

— Ноба?

— Мы должны быть осторожными, — произнес эфиоп. — Давай пошлем разведчиков...

— Я задал тебе тот же вопрос, что и Силену. Отвечай!

— Ну, раз так... Шпион говорит правду. Я верю ему.

— Ия ему верю, — сказал Гасдрубал. — Поэтому мы отступим к реке. Пошли разведчиков для сбора доказательств. Пока они будут выяснять обстановку, мы отойдем назад. Этой же ночью. Таково мое решение.

Как только отряды начали готовиться к походу, проводники исчезли во мгле. Больше их никто не видел. Гасдрубал проклял предателей, но сказал, что их бегство ничего не меняет. За ночь армия должна была дойти до реки Метаурус, чтобы утром найти пригодный путь и подняться к предгорьям Апеннин. Там, на пересеченной местности, они могли укрыться в каком-нибудь ущелье. Однако на первом же этапе отступление превратилось в неорганизованный процесс. Даже при свете дня пересеченная местность у реки представляла собой довольно сложное препятствие. Русло вырезало на равнине глубокие лощины. Берега поросли густым лесом. Ситуацию усугубляли отвесные обрывы, валуны, сползавшие со склонов под разными углами, и корни, чьи петли хватали людей за ноги. В смоляной мгле лес казался обителью зла. При каждом шаге солдаты натыкались на что-то непонятное, падали, роняли тюки и оружие, ругались и шептали молитвы. Река напоминала вертлявую гигантскую змею, которая никогда не оказывалась на том месте, где ее ожидали увидеть. Воины сбивались с пути, окликали друг друга, но неровный ландшафт наполнял лес звонкими отголосками эха, и это вызывало еще большую путаницу.