В последнее время он начал тревожиться о здоровье Гасдрубала . Баркид страдал не от физической немощи, а от нехватки душевных сил. Иногда он не впускал к себе посетителей по два-три дня. Когда Силен заходил в его палатку, он неизменно находил генерала в одной и той же позе. Гасдрубал сидел на койке, сгорбившись и набросив на плечи шкуру черного медведя. Череп и верхняя челюсть животного покоилась на его голове. Зубы твари прижимались ко лбу генерала. Он даже ходил так, с когтистыми лапами медведя, болтавшимися у его рук. Гасдрубал проводил целые дни, царапая на глиняном полу какие-то фигуры. Он рисовал их, стирал ногой и снова рисовал при новой вспышке вдохновения. Силен не понимал этого занятия. Сначала он думал, что рисунки были картами местности, планами боев и набросками территорий, куда им полагалось войти. Но затем он начал угадывать в линиях черты человеческой фигуры — глаза, локоны волос, упавшие на лоб, смутные контуры подбородка. Гасдрубал всегда стирал рисунки раньше, чем грек понимал их смысл.
Когда генерала спрашивали о его здоровье, о планах на следующий год, о моральном состоянии солдат, о сведениях, полученных от Ганнибала, о будущем переходе через Альпы, который намечался ранней весной — короче, о чем угодно — Гасдрубал либо молчал, либо отвечал одной и той же фразой:
— Зимой медведи спят!
Такой ответ Силена не устраивал — тем более что эти слова всегда сопровождались дикой усмешкой. Греку не нравились мешки под глазами генерала и то, что он постоянно жевал уголок губы зубами, которые в тусклом свете факела казались очень большими. Когда Гасдрубала просили пояснить свой ответ, он просто повторял его, а затем начинал рычать, как дикий зверь. Вскоре Силен вообще перестал задавать ему вопросы. Навещая генерала, он заводил речь о битвах Ганнибала и с притворным оптимизмом рассуждал о том, какое будущее Фортуна уготовила их армии. Он пытался напомнить Гасдрубалу о мире новых возможностей, который лежал за границами галльского ада, — о людях, местах и радостях, доселе еще не знакомых им.
Он не был уверен в эффективности своих усилий, но с первой весенней оттепелью «медведь» зашевелился. Гасдрубал собрал потрепанные остатки отрядов, с которыми он бежал из Бекулы. Только одиннадцать тысяч солдат пережили зиму — намного меньше, чем в этом месте имел когда-то Ганнибал. Никто из них не желал воевать, но все хотели покинуть холодные края. А поскольку теплые страны находились за горами, солдаты признали лидерство генерала и согласились с переходом через Альпы.
Гасдрубал повел армию к верховьям Роны, где узкая река представляла собой лишь незначительное препятствие. Он заранее был готов к трудностям. Передовые отряды вели себя с максимальной осторожностью. Солдаты маршировали с копьями в руках. Силен тоже не расставался с мечом, хотя такое оружие вряд ли пригодилось бы ему в горах. Он не хотел становиться жертвой чужих ошибок. Более того, он бурно выражал свое мнение на каждом этапе похода. Гасдрубал даже пошутил, что грек всеми силами пытается избежать маршрута, который хотя бы отдаленно напоминал ему путь, пройденный вместе с Ганнибалом. Силен не спорил с этим утверждением, но он был рад, что Гасдрубал вновь стал посмеиваться над ним. Возможно, он преувеличивал его зимнюю меланхолию.
Галлы, вспоминая прохождение первой африканской орды, приветствовали новую армию с любопытством вместо страха — и, возможно, с долей жалости, поскольку люди Гасдрубала выглядели абсолютно не впечатляюще. Даже дикие варвары, которые нападали на них в горах, представляли собой небольшую проблему: они крали припасы, время от времени воровали обозный люд, и то скорее для забавы. Конечно, аллоброги оказали бы им жесточайшее сопротивление, но карфагенянам удалось избежать встречи с ними.
Они выбрали хороший маршрут. По мнению Силена, переход через Альпы прошел очень спокойно — во всяком случае, без больших потерь. Они попали под несколько лавин, потратили пять-шесть суток, возвращаясь из тупиковых долин. Три дня над ними выла снежная буря. Запасы зерна испортились от сырости. Стая волков, распробовав человечину, атаковала отставших солдат. Но эти происшествия нельзя было сравнивать с теми эпическими усилиями, которые выпали на долю Ганнибала. Они просто двигались вперед и вверх. Затем в каком-то месте, которого Силен не отследил, армия начала спуск, с умеренным наклоном и через другой перевал. Прежде чем грек поверил в удачу, они спустились с гор и оказались на ровной местности.
Добравшись до реки Пад, Гасдрубал решил связаться с Ганнибалом. Он не знал, где находился брат и в каком состоянии пребывала его армия. Однако ему не терпелось объединить их силы. Он продиктовал Силену необычно длинное письмо. Казалось, что он хотел уместить на листе пергамента не только план дальнейших действий, но и часть своей жизни. Гасдрубал так долго не видел брата, что пытался рассказать ему о многом, что произошло за годы их разлуки. Силен безропотно записал все его слова. Генерал выбрал группу опытных всадников и приказал им спешно мчаться на юг. Они должны были тайно пробраться через Италию в регион Тарента и найти там Ганнибала. Как только всадники выехали из лагеря, разбрасывая дерн из-под конских копыт, Гасдрубал велел начать поход.
Карфагеняне приблизились к Плацентии, словно собирались провести осаду города. Но поскольку они не имели осадных орудий, их действия были показным спектаклем. Окружив город, они насмехались над римлянами и вызывали их на бой, а те, в свою очередь, не желали спускаться с зубчатых стен и сражаться с ними. Чем большее стремление сражаться выказывал Гасдрубал, тем сильнее местные галлы чувствовали зов войны в своих жилах. Сначала к африканцам просочилось несколько представителей племен, которые хотели выяснить возможности новых союзов и получить определенные обещания. Гасдрубал изложил им великие планы на грядущий год. Он покинул Иберию, чтобы присоединиться к брату и закончить войну. В южных портах к нему примкнут десятки тысяч воинов, присланных из Карфагена. Когда они объединятся с Ганнибалом, их армия захватит Рим. Они зальют улицы города кровью! Сотни убитых за каж дого солдата, которого он сможет вспомнить, за каждого несправедливо убитого мужчину, за каждую изнасилованную женщину, за каждый нарушенный договор, за каждое напыщенное латинское слово. Он увидит город в огне, разграбит его и протащит римских женщин по улицам, привязав их к повозкам за волосы.
К тому времени, когда через пятнадцать дней Гасдрубал двинулся дальше, за ним последовала тридцатитысячная орда цизальпийских галлов. Похоже, им понравились слова африканского генерала. Около Матины они наняли проводников. Те утверждали, что знают все пути и обходные тропы, ведущие на юг. Армия продолжила движение к намеченной цели. Поначалу казалось, что проводники не заслуживали своей оплаты. Армия перемещалась по Виа Фламиния. Такой широкой и ровной дороги никто из них еще не видел. Ее каменные плиты были уложены с идеальной точностью. Каждый день солдаты проходили вдвое большее расстояние, чем обычно. Воины восторгались своим быстрым продвижением вперед и тем, что они использовали труд врагов себе на благо. Армия миновала Ариминум, не потревожив его. Горожане собрались на стенах, наблюдая за их колонной. Солдаты гарнизона заняли позиции, нацелив пики в небо. Но городские ворота были закрыты, поэтому Гасдрубал не стал тратить время зря. Его солдаты свернули на дорогу, идущую вдоль берега мимо Крыла Фортуны. Затем проводники указали им брод через реку Метаурус, и колонна зашагала по широкой равнине, тянувшейся до самой галицианской Сены.
Там они поняли, что римляне не собирались пропускать их в свою страну. В долине, засеянной пшеницей, их поджидало войско, которым командовал Ливий Салинатор. Четыре дня армии стояли друг перед другом. Пару раз кавалерийские отряды осыпали противников градом дротиков и копий. Чуть позже римляне отошли немного назад, хотя никто не понимал, какую выгоду они хотели получить от перемены позиции. По оценкам Гасдрубала, карфагенская армия слегка превышала по мощи вражеское войско. Однако часть его отрядов состояла из неуправляемых галлов. Генерал не хотел сражаться на такой ровной местности и пытался найти обходные тропы. К сожалению, ландшафт не давал ему никаких преимуществ. Им предстояла открытая битва, а не хитрые маневры. Ноба вызвался взять ливийцев и отправиться в ночной поход, чтобы окружить легионеров и в назначенный момент напасть на них с тыла. Но когда офицеры начали обсуждать этот тактический ход, к ним привели человека, который изменил все их планы.
