Литмир - Электронная Библиотека

За пару недель после первой победы проконсул заручился поддержкой Эдеко, Индибилиса и Мандония — трех самых сильных вождей на полуострове. И вновь небольшие племена Иберии были подброшены в воздух, словно мячи. Гасдрубал не мог поймать их все, поэтому ему приходилось выбирать — какие хватать, а каким дать упасть в руки римлян. Прислушавшись к спокойному голосу Нобы, который шептал ему в ухо, Гасдрубал сорвал армию с места и направился в глубь страны. Он должен был незамедлительно остановить уничтожение своих союзников. Генерал послал гонцов к нескольким племенам и приказал вождям собраться в Оретанах. Кроме всего прочего, Гасдрубал надеялся увидеть там Баллу.

Армия двигалась быстро, без стычек с врагами, хотя и не в лучшем настроении. На третий день они вошли в город, о котором никто никогда не слышал. Место представляло собой скопление каменных хижин, разбросанных по широкой долине. Они уже издали выглядели необитаемыми. Тем не менее некоторые солдаты заявляли, что видели дым, поднимавшийся от кухонных очагов. Но когда силы Гасдрубала вошли в город, люди увидели разбитые крыши домов, осыпавшиеся стены, безмолвные комнаты и очаги, столь долго остававшиеся без употребления, что обугленные камни были начисто омыты дождями. Ни одного человека среди зданий, ни одного животного, никаких признаков жизни за несколько прошедших десятилетий. История города канула в лету... В тот же день солдаты с облегчением покинули это странное место. С тех пор Гасдрубал везде находил сообщения. Они были написаны белесой травой на земле или ржавыми мшистыми пятнами на скалистых склонах. О них говорил огромный валун размером с крепость, треснувший на четыре равные части. Казалось, что его уронил на землю какой-то гигант. Однажды вечером на небе появились облака с узором рыбьей чешуи. Они тянулись от горизонта к горизонту. Воспринимая эти таинственные знаки, Гасдрубал не мог интерпретировать их, и они наполняли его нарастающим страхом.

Когда он приблизился к землям оретанов, к нему прискакал гонец, якобы посланный Баялой. Суть его сообщения заключалась в том, что Гасдрубалу не следовало входить в поселение тестя. Он должен был свернуть на юго-восток и встретиться с женой в Бекуле. Гасдрубал обменялся взглядами с Нобой. Эфиоп поджал губы и проворчал, что ему не нравился такой поворот событий. Он попросил гонца объяснить ситуацию. Где Андобалес? У них имелись вопросы к нему. Карфагенская армия не свернет с пути по прихоти какой-то женщины — пусть даже Баялы. И разве вожди других племен не ожидали их прибытия?

Посланник ответил, что объяснения будет даны им в Бекуле. До города оставалось три дня пути. У Нобы все еще имелись вопросы. Он выставлял их один за другим с такой настойчивостью, что вскоре гонец отвернулся от него и обратился к Гасдрубалу.

— Баяла зовет тебя, командир, — сказал он. — Ты знаешь, что жители Бекулы верны тебе, как и во времена твоего отца. Баяла там. Она просит тебя поторопиться. Ты все поймешь, когда увидишься с ней.

Через три дня у ворот Бекулы гонец снова приблизился к Гасдрубалу и, остановив его, сказал, что хочет передать ему еще одно сообщение.

— Оно предназначено только для твоих ушей, — добавил он.

Когда охрана Гасдрубала отошла на несколько шагов, гонец прошептал:

— Андобалес сказал, что ты больше ему не сын.

Гасдрубал с изумлением посмотрел на него, затем нахмурился. Чуть позже он горько усмехнулся и снова нахмурился.

— Но почему? Разве я не женат на его дочери? Разве она не носит моего сына в своем чреве? Неужели он пойдет на поклон к Сципиону? Андобалес не так глуп! Вернись к вождю и передай, что ему не нужно быть холуем Рима. Я его семья! Он мой тесть. У нас кровное родство.

Посланник молча выслушал его слова. Как и все оретаны, он носил кожаную головную повязку, которую украшали птичьи перья. В порыве гнева Гасдрубал вырвал их из-под повязки. Но и это оскорбление не получило отклика. Когда генерал успокоился, мужчина тихо произнес:

— Подумай немного, и ты сам все поймешь. Поверь мне, ты больше не сын Андобалеса.

Не дожидаясь ответа, гонец вскочил на коня и помчался прочь от армейской колонны. Гасдрубал смотрел ему вслед и терзался вновь вспыхнувшей тревогой. Она стала еще сильнее, когда армия вошла в город. Отряд из десяти оретан промчался мимо Гасдрубала, даже не взглянув на него. Во дворце, предназначенном для Баркидов, он не получил обычного радушного приема. Прислуга и городские чиновники лишь смущенно шептались между собой. Затем он услышал крик Нобы. Охрана из Священного отряда пробежала мимо него, бряцая броней и вынимая оружие из ножен. Казалось, их черные плащи помутили его разум. Силен, который приехал во дворец раньше всех, чтобы предупредить Баялу, встретил Гасдрубала с вытянутыми руками. Он обхватил командира и что-то начал повторять — снова и снова, хотя Гасдрубал не слушал его. Он отшвырнул грека в сторону и растолкал толпу своих солдат, которые по какой-то причине преграждали ему путь в покои Баялы.

Заметив его приближение, стайка служанок, собравшаяся в спальне у супружеского ложа, рассыпалась по комнате. Баяла лежала навзничь на постели. Ее руки безвольно вытянулись по бокам. Платье было высоко приподнято на бедрах. На миг он удивился. Почему она лежала в такой позе? Почему в их спальне собралась толпа? Мысль, так и не созрев, увяла. Он направился к ней, окликая ее по имени, хотя уже знал, что Баяла не ответит. Силен снова оказался рядом и попытался оттянуть его прочь. Гасдрубал хотел оттолкнуть косолапого грека или даже ударить его. Но один взгляд на красный полумесяц, зиявший на горле Баялы, выбил из него весь гнев. Он упал на колени и пополз по полу, не отрывая взгляда от залитой кровью постели. Баяла была еще теплой. Она была еще теплой! Он прокричал эти слова, как будто в них был ключ к загадке. Затем его обхватило множество рук. Он видел лица Силена и Нобы. Все о чем-то говорили ему. Ну, как же они не могли понять, что Баяла была еще теплой?

Гасдрубал оплакивал смерть жены, истязая себя. Он бил себя в грудь, колотил кулаками по глазам и выкрикивал проклятия в ночное небо. Он жалел, что не послушал Баллу, когда она просила его не доверять ее отцу. Он клялся снести голову Андобалеса с плеч, как только появится возможность. Гасдрубал кричал, что лучше бы они никогда не встречались, и тогда он не тосковал бы о ней, и тогда бы его сердце не разрывалось на части, вспоминая о тысяче удовольствий, которые вдруг превратились в невыносимые пытки.

Его первым желанием было истребление оретан. Хотя гонец, направивший его в Бекулу, скрылся, Священный отряд перехватил убегавших наемных убийц. Только трое из десяти уцелели в сражении и сдались в плен. Один из них не поддался пыткам, но двое других заговорили перед тем, как умереть. Они клялись, что Баялу убили по приказу ее отца. Это означало непреложный факт: Андобалес оборвал все связи с Карфагеном. Отныне он стал союзником молодого проконсула. Гасдрубал возненавидел вождя с ослепляющей яростью. Он всегда презирал Андобалеса, но только теперь осознал, какой сильной была его антипатия. Он поклялся отнять у него жизнь. Его бывший тесть оказался мерзавцем и убийцей. Андобалес уничтожил свое будущее, надругался над красотой любви, убил ребенка, еще не видимого человеческому глазу. Он приказал рассечь прекрасную шею дочери. Он погубил родную плоть, которая не должна была знать боли. По его хладнокровному приказу Балле выпустили кровь. Какой, наверное, ужас она испытала... Какой страх в последние мгновения... Андобалес заслуживал худшей смерти, и Гасдрубал намеревался познакомить его с ней.

Тем не менее Ноба убедил его не нападать на иберийцев. Римляне находились слишком близко и могли ввязаться в сражение. Совет вождей, который созывал Гасдрубал, так и не состоялся. Местные племена либо склонялись к нейтралитету, либо спешили подружиться с Публием. Гасдрубал совершил бы большую ошибку, если бы атаковал врага в слепой ярости. А именно на это и рассчитывал Андобалес. Ноба умолял Баркида не доставлять хитроумному негодяю такого удовольствия. Они долго спорили по этому поводу. Временами дело доходило до драки. Генерал и его помощник набрасывались друг на друга и вкладывали свое раздражение в толчки и тычки, от которых человек, не привыкший к боли, согнулся бы вдвое.

110
{"b":"890532","o":1}