В конце концов они вывели армию к широкому плато близ Бекулы — высокому и наклоненному плоскогорью с двумя террасами, поднимающимися с нижних равнин. Оттуда Гасдрубал наблюдал, как армия Публия приблизилась и предложила им битву. Карфагеняне быстро отступили на плато, не посмев сразиться с ними. Гасдрубал не менял позицию целую неделю. Возможно, он ждал братьев, надеясь, что они помогут ему одолеть римское войско. Но он не стал посылать к ним гонцов или каким-то образом ускорять события. Окружающий мир и угроза поражения бледнели в сравнении с бурей, бушевавшей в его груди. Вот почему он, не думая, контратаковал легионеров на нижней террасе. Его отряды встретились с силами противника, поднимавшимися на плато по левому склону. Затем, когда римские солдаты появились и справа, он почувствовал опасность, но проявил непростительную медлительность.

Из ступора его вывел Ноба. Он вернулся со второй террасы и без слов хлестнул Гасдрубала ладонью по щеке. Эфиоп был сильным человеком. Его удар едва не сбил генерала с ног. Силен, который стоял рядом, схватил командира за руку и не позволил ему вытащить меч из ножен.

— Ты сошел с ума? — прошипел Гасдрубал, вырываясь их объятий грека. — Как ты посмел ударить меня?

— Возможно, я сошел с ума, — ответил Ноба, — но ты сейчас похож на женщину в истерике. Печалься о своей возлюбленной в другое время. Ты еще найдешь себе девку с крепкой задницей, а сейчас нас могут уничтожить. Очнись и сделай что-нибудь!

— Я могу убить тебя за такие речи!

— Конечно, можешь, — согласился Силен.— Но только сделай это позже. Я считаю, что Ноба сказал тебе жестокую правду.

— Она была мне дороже жизни...

Ноба шагнул к нему так близко, чтобы его дыхание обожгло лицо Гасдрубала.

— Я знаю. Расскажешь мне о ней завтра. Или лучше на следующей неделе. Или по прошествии многих лет! Но сейчас командуй отступление!

И Гасдрубал прислушался к его совету. Боги дали ему хороших помощников. Под руководством Нобы лучшая часть его армии бежала. Слоны спустились вниз на дальней стороне плато по поросшему деревьями склону. Обоз — телеги и вьючные животные, нагруженные скарбом, — тоже благополучно выбрались на относительно ровную местность. Армия двинулась скорым шагом. Тылы все время забегали вперед. Походный марш грозил превратиться в беспорядочное бегство, но Ноба контролировал ситуацию. Он выкрикивал приказы, которые никто не смел оспорить. В конце концов им пришлось бросить повозки и салазки с грузом. Такая добыча была большим искушением и могла замедлить римлян, поскольку ни один легионер не стал бы оставлять другим такой завидный куш.

С наступлением ночи Публий прекратил погоню. Гасдрубал воспользовался этим и при свете тонкого полумесяца постарался максимально нарастить расстояние между армиями. Он почти не понимал, что происходило вокруг, и лишь изумлялся тому, как быстро его сильная позиция превратилась в ночное бегство. Однако когда движение и близкая опасность привели его в чувство, он принял твердое и окончательное решение. Хватит прозябать в Иберии! Сколько раз иберийцы предавали его народ? Сколько раз они убивали тех, кого он любил? Жену, зятя, отца и многих других. Он проклинал эту страну и плевал на нее. Он больше не мог выносить ее вида и запаха. Он больше не желал чувствовать, как она щекочет его ноги. Следующим утром Гасдрубал послал гонцов к обоим братьям, прося у них прощения и благословения. И еще он направил другого посланника, который со временем должен был добраться до Карфагена. Генерал сделал выбор, и пусть старейшины услышат его волю.

Гасдрубал Барка отправлялся походом на Рим.

На рассвете в назначенный день судно вышло в море из небольшого порта к северу от Салапии. Знаки были добрыми. Северо-восточный ветер раздувал квадратный парус. Они плыли все утро и пристали к берегу на дальнем отростке суши, который указывал на Грецию. Здесь они остановились на отдых, чтобы со следующим рассветом — при благоприятных условиях — промчаться за день через всю Адриатику. Учитывая расстояния, которые она преодолевала до сих пор, это путешествие не было длительным. И оно могло оказаться последним для Эрадны, так как судно было готово доставить ее вместе с небольшим богатством на родину, о которой она давно мечтала. Тем не менее в момент отплытия девушка не поднялась на борт корабля.

Сидя на берегу, Эрадна наблюдала, как судно отдалялось от нее, то поднимаясь, то опускаясь на волнах. Как только корабль миновал буруны и вышел в открытое море, весла поднялись из воды и замерли в воздухе, словно крылья без перьев. Капитан прошел по палубе. Его силуэт скользил по сиянию восходящего солнца. До нее донеслись обрывки его слов — приказы, унесенные вдаль легким бризом. Гребцы убрали весла. Команда установила парус, который тут же выгнулся под порывом ветра. Движение корабля стало более ровным, и судьбы его пассажиров больше не были связаны с ней.

Эрадна погрузила руки в песок и сжала в пальцах обкатанные камешки. Откинув прядь волос с лица, она закрепила ее за головную повязку. Ей не нравилось, когда мужчины или женщины смотрели на ее лицо, поэтому она редко выставляла его на обозрение миру. Обычно она воспринимала свою красоту как несчастье, но сейчас поблизости не было ни одного человека, и ей хотелось почувствовать прикосновение рассвета к своим щекам. Ее глаза сияли пугающей голубизной. Уголки сочных губ опустились вниз и слегка надулись. Крохотные песчинки на высыхающей коже цеплялись за плавно изогнутый нос, но они лишь подтверждали тот факт, что ее лицо было сделано из материала, общего для всех людей.

У каждого бедра и за спиной лежало ее имущество. В маленьком мешочке хранились монеты, которые она выменяла на собранную добычу. Другие мешки содержали предметы, необходимые для жизни: пищу и ножи, травы и постельные принадлежности, куски тряпок и иголки. Еще несколько дней назад у нее не было третьей части этих вещей. Они достались ей по наследству. На небольшом расстоянии лежал мертвый краб, которого Эрадна не заметила, выбирая место для прощания с кораблем. Удлиненное тело морского существа имело две мощные клешни, презрительно разбросанные смертью по бокам. Эрадна старалась не смотреть на него, но он каким-то образом был связан с ее решением, принятым в темный час прошлой ночи.

Решение далось нелегко. Оно шло вразрез с ее желаниями. Там, на борту корабля, она нуждалась в большей определенности. И Атнех почти удалось убедить ее. Когда она искала повод, чтобы остаться в Италии, старуха сбивала ее с небес на землю, как меткий лучник сбивает летящего голубя.

— Ты боишься моря? — спрашивала она. — Насколько я могу судить о тебе, ты вообще ничего не боишься. Ну, будет немного воды под тобой? Разве это сравнимо с бедами, которые жизнь показала тебе? Если бы боги захотели твоей смерти, то давно забрали бы тебя к себе.

Когда она не сошлась с торговцем в цене, меняя трофеи на монеты, Атнех дала ей затрещину и назвала реальные расценки. Когда Эрадна пожаловалась, что ни один из кораблей не пригоден для морского плавания, старуха нашла такое судно. И когда девушка предложила ей еще одну ходку за добычей, старуха покачала головой, отметая подобную глупость.

— Казилинум? — переспросила Атнех. — Забудь об этом. Еще один город? У тебя и так достаточно денег. Не дай мне увидеть, как ты превращаешься в дуру. Я понимаю, что с тобой творится, и это никак не связано с деньгами. Ты знаешь, что боги иногда играют с нами, как с куклами? Подумай о моих словах. Представь, что через твое сердце продета струна. Если ты чувствуешь, как она натягивается в одном или в другом направлении, то знай, что это каприз твоей глупости. Такие чувства не принесут тебе добра. Запомни мое предупреждение. В любом случае, я старая женщина. Ты не должна бросать меня в этом опасном путешествии.

В итоге Эрадна впитала в себя уверенность Атнех и укрепилась в решении отправиться через море в Грецию. Но когда она уже думала, что ее стезя жизни стала понятной, как никогда прежде... Когда она хотела ступить на этот путь с молитвой о том, чтобы он оказался правильным и привел ее к столь долгожданному счастью... Когда она поверила, что ее действительно ожидало будущее, о котором говорила Атнех... Старуха заболела. Она не знала, что свалило ее навзничь, но говорила, будто какая-то тварь поедает плоть тела изнутри. Боль наполняла всю ее грудь и впивалась пальцами в бреши между ребрами. Дыхание становилось все более тяжелым и поверхностным. К концу лунного цикла она извелась от хриплого кашля — настолько регулярного, что он походил на дыхание. Один болезненный приступ сменялся другим.