- Не пьёт, не пьёт, - отмахнулся Стас, - потому и развезло.

   Она смерила меня пристальным взглядом, и стала подниматься по лестнице, а я, проверив карманы, пожаловался:

   - Стасик, а у меня ключей нет.

   - Они у меня, - кратко ответил он и стал открывать.

   Я послушно подождал в коридоре, пока он снимет с меня куртку, шагнул в спальню и тяжело осел на кровать.

   - Ложись-ка ты спать, - сказал Стас, - Помочь раздеться?

   Я болезненно поморщился и попросил:

   - Не ори. Голова болит.

   Стас встал в дверях, упираясь ладонями в косяки и, очевидно, не представляя, что делать дальше. Я сжал виски ладонями и тихо сказал:

   - Проходи. Сядь и молчи. Я скоро буду в порядке.

   Он подчинился. Несколько минут мы сидели в благословенной тишине. Наконец, боль ослабла. Я осторожно покрутил головой, удостоверяясь в этом, и спросил у Стаса:

   - Чаю будешь?

   Он подозрительно посмотрел на меня:

   - Ты что, трезвый?

   - Конечно! - удивился я.

   - Так ты меня разыгрывал?- спросил он, разглядывая меня, - Не мог ты меня разыгрывать. От тебя вон как разит!

   Конечно. Я и сам это чувствовал. Я достал платок из шкафа и вытер пот с лица.

   - Потому что выделение через кожу идёт, умник, - мрачно объяснил я ему, - Иди себе чайку сделай, а я пока душ приму.

   Кожа была липкой, волосы, казалось, слиплись сосульками. Я долго с наслаждением стоял под холодными струями, потом сделал воду теплее и несколько раз вымыл голову.

   Завернувшись в халат, я пошёл к своему гостю. Стас сидел в спальне у компьютера и раскладывал пасьянс. Рядом с ним стояла пустая чашка.

   Мне не понравилось, что он залез в компьютер без спросу, но цепляться к нему я не стал, просто предложил перейти в другую комнату.

   Я опять чувствовал голод, но теперь это было терпимо. Чтобы немного отвлечься, я достал из бара бутылку вина, и спросил у Стаса:

   - Налить?

   - Я за рулём, - отказался он, - Мне кажется, что и тебе на сегодня хватит.

   - Спасибо, папочка, - раздражённо отозвался я, плеснул себе в бокал, - Мог бы уже и заметить, что от вина в чистом виде мы практически не пьянеем. Что тебе вообще здесь надо?

   - Да так, - пожал плечами он, - Говорят, тебя три недели никто не видел, вот и зашёл проведать. Ты чем занимался?

   - Три недели? Не может быть! - удивился я.

   Мне казалось, что прошла неделя, не больше. Я же просто немного похандрил. Мне и есть то не хотелось. И вдруг пришло осознание. Я поднял взгляд на Стаса и потрясённо пробормотал:

   - Умирал, наверное.

   Стас меня не понял. Он решил, что я говорю фигурально.

   - А что случилось-то? - небрежно поинтересовался он.

   Рассказывать не хотелось, но ведь он, похоже, всё равно узнает, не от меня, так от других.

   - От меня девушка ушла, - мрачно доложил я.

   - И что? - удивился он, - Меня знаешь, сколько девушек бросало? Так что теперь, мне из-за каждой надо было в петлю лезть?

   Я подумал, что Кристи - не каждая, но промолчал. Дискутировать не хотелось.

   - Я домой ездил, - начал рассказывать он, - только вчера вернулся. Даниил сказал, что ты не появляешься. Он за тебя беспокоится, а зайти не может, говорит, что у вас не принято вмешиваться, - он помолчал, ожидая моей реакции, и добавил, - Всё-таки странная у вас этика.

   - У всех свои странности, - вяло согласился я, - Ты хоть понимаешь, что я мог тебя убить?

   - Так уж сразу и убить, - отмахнулся он, - ну, кровь бы пустил, на худой конец.

   Раздражение на Стаса захлестнуло меня мутной волной. Я подождал, пока оно уляжется и тихо спросил:

   - Ты что, забыл, кто я такой? У меня бывают моменты, когда я хочу убивать.

   Я надеялся, что мой голос звучит зловеще. Я хотел, чтобы Стас понял меня, но не знал, как объяснить ему это труднопреодолимое желание рвать и терзать живую плоть.

   - И часто это бывает? - спросил он без особого интереса.

   - По-разному, - сознался я, - Иногда просто так, но обычно после кормёжки. А после такой голодовки я элементарно мог потерять самоконтроль.

   - Ой, да ладно тебе! - легкомысленно отозвался он, - Не потерял же!

   У меня болезненно сжалось сердце - слова были Кристинины, и интонации тоже её. Снова нахлынуло раздражение. Я подозрительно спросил:

   - Ты что, видишься с Кристи?

   - Бывает, - согласился он, - Она к Таньке моей заходит иногда. Знаешь, Ник, ты не обижайся, но бросила она тебя - и правильно сделала. Что ты к ней привязался? Только жизнь портишь.

   - Она любит меня, - возразил я.

   - Так это ещё хуже, - рассудительно сказал он, - Когда она теперь на парней сможет смотреть? Ты сам подумай, какая ты ей пара? Она - нормальная девчонка. Ей замуж надо, детей рожать. Что тебе, развлечься не с кем? Другую найдёшь!

   - Мне не нужна другая, - хмуро возразил я.

   Взгляд Стаса неожиданно стал цепким и острым. Неловко мне стало под его взглядом.

   - Так ты любишь её, что ли?

   Я замер и неуверенно ответил:

   - Нет. Я когда-то любил, это было совсем не так. Просто Кристи мне нужна.

   - Психиатр тебе нужен, - веско сказал Стас, - Что это за беспомощный лепет? Уши в трубочку сворачиваются слушать. Тебе сколько лет? Можно было бы уже немножко мозгов поднабрать.

   Я не ответил. Стас немного подождал и примирительно добавил:

   - Мне кажется, это нормально, что любят каждый раз по-разному. К разным людям и чувства одинаковыми быть не могут, тем более, ты и сам со временем меняешься. Определился бы ты всё-таки как-нибудь. А то и сам мучаешься, и Кристину мучаешь.

   Он ещё немного помолчал, разглядывая меня, и спросил:

   - Что у тебя с волосами?

   - А что у меня с волосами? - удивился я.

   - О, голос прорезался! - съехидничал Стас, - Ты поседел, что ли?

   Я подошёл к зеркалу и осмотрел свою шевелюру. Конечно, цвет был ещё далёк от моего натурального.

   - Ерунда, просто краска смывается. У меня оттенок держится хуже, чем у людей, - объяснил я Стасу, и внезапно решил, что надо попробовать смыть её полностью, - Ты что, тему меняешь?

   - А не надо? - обрадовался он, - А то я спросить хотел, да, вроде, неудобно.

   Я растерялся:

   - Что спросить?

   - Может, расскажешь, что у тебя раньше была за любовь? Знаешь, Ник, я ведь до Таньки никого не любил. Это я только сейчас понял. Так-то я влюбчивый, но это совсем другое, - легко поделился он.

   Мне стало неловко от его откровенности. Я пожал плечами. Не люблю говорить о себе. Но почему бы и нет?

   - Я увидел её на балу в частном доме, - начал я, выдавливая из себя каждую фразу, - Она была прекрасна, как ангел. Бриллиант чистейшей воды. Я пригласил её на танец. Мы познакомились. Её звали Элизабет. У неё были золотые волосы, голубые глаза и чудная улыбка. Она была идеальна. Я называл её Бетси, ей это нравилось.

   Я замолк. Долгие годы я не позволял этим воспоминаниям меня тревожить. Сейчас я с удивлением понял, что они вовсе не так болезненны, как раньше. Но что ещё сказать Стасу, я не знал. Я вспоминал, с какой готовностью поднимал оброненную перчатку, бегал за лимонадом и забытым веером. Я помнил, что был восхищён её пением на домашнем вечере, хотя сейчас уже не мог сказать, что же она пела. А с каким нетерпением я ждал наших прогулок в парке! Нас сопровождала, как правило, не мать Элизабет, а её тётушка с неизменной собачкой на руках. Я помнил время, когда её лицо с милой улыбкой постоянно стояло перед моим внутренним взором. Но вот само это лицо я представить не мог. Человеческие воспоминания вообще были расплывчатыми. Но я с удивлением понял, что даже мерзкую тётушкину собачку мог представить куда лучше, чем девушку, которую собирался назвать своей невестой. Чёткие воспоминания у меня остались только о нашей последней встрече, когда я уже стал вампиром: глаза, округлившиеся от ужаса и искажённый криком рот. Вспоминая это лицо, я вдруг осознал, что она была вовсе не так красива, как мне представлялось раньше.