А утром Данил уезжает навстречу с Лютаевым без меня, потому что мне днём предстоит встречать сестру из аэропорта. Ну и заехать в квартиру, оставшуюся мне отца.

Ви прибывает практически налегке: маленький чемоданчик, рюкзачок и кофр с ноутбуком. Она выглядит загорелей меня, накаталась там на своё горнолыжке. Я вот вообще не сочетаюсь с зимними видами спорта. Люблю пляжный волейбол, но играю редко, так как грудь моя ведёт себя совсем непристойно и привлекает к себе чересчур много внимания.

– Привет! – Ви меня обнимает, и я физически ощущаю её тепло и поддержку. – Давно ждёшь?

– Нет, – усмехаюсь я. – Ты же знаешь, что я копуша. По дороге я кучу пробок собрала и опоздала почти на весь период задержки рейса.

– Какие у нас планы? – довольно живо интересуется она, хотя глаза у неё сонные.

– Для начала выпить кофе и устроить мозговой штурм, потом съездить ко мне на квартиру и под занавес отчалить в дом Староверова.

– Кофе – звучит неплохо, – соглашается сестра и всё-таки трёт глаза, едва сдерживая зевок.

Устроившись в мини-кафешке, отпив на редкость отвратный кофе и вонзив зубы в неожиданно вкусный пончик, мы принимаемся мозговать.

– Фразу вспомнила? – с набитым ртом спрашивает Ви. – Не смотри на меня так! Кормили в самолёте сносно, но уже давно.

– Ещё бы я вспомнила! «Единственное сокровище человека – это его память, лишь в ней его богатство».

– Ага, – хмыкает сестра. – Я погуглила. Она звучит немного по-другому. Это ещё больше подталкивает меня к мысли, что мы на правильном пути.

– Погуглила? Этот цитата?

– Да, Адам Смит, шотландский философ.

– У нас дома его точно нет, – говорю уверенно. – Все книги дома я прочитала от корки до корки.

– Значит, это либо выстрел молоко, либо пап, имел в виду что-то ещё, – пожимает плечами Виолетта.

Ничего не поделаешь, других зацепок у на с все равно нет.

Но как мы не прикидываем, ничего в голову не приходит. Решаем поехать всё-таки на квартиру и там покопаться. У конце концов, может, тут ключевое слово – память. Посмотрим фотографии. Даже где-то сохранилась коробка со старыми письмами.

Квартира встречает нас запустением. Казалось бы, я всего неделю здесь не была, а вид у всего заброшенный, хотя кругом порядок, и даже пыли скопилось немного, потому что окна были закрыты.

Первые поиски результатов не дают. Ничего связанного с Адамом Смитом мы не находим. Перетряхиваем все фотографии – тоже нет. Тупик.

Уже растеряв энтузиазм, мы вяло перебираем письма и открытки, когда Ви тыча пальцем в весточку от дальней родственницы, смеется над её отвратительным почерком, который словно стремится к арабской вязи:

– Екатерина Алексеевна и её открытки – это отдельный вид искусства. Папа каждый раз, читая её, приговаривал, что недурно было бы пригласить дешифровщика.

Я замираю. Что-то крутится на уме…

– Как ты сказала?

– Тут нужен дешифровщик, – послушно повторяет Виолетта.

– Нет-нет, вот это «недурно»… Была у папы ещё какая-то фразочка…

Напрягшись Ви выдаёт:

– «Память человека есть белый лист бумаги: иногда пишется хорошо, а иногда дурно». Эта?

– Вот! – я подскакиваю на месте и начинаю водить пальцем по корешкам книг.

– Что вот? – волнуется сестра. – Чего ищем-то?

– Может, я и не права. Это кажется слишком сложным для подростка. И вообще, мутно как-то, но сокровище – память. А про память эта вот цитата. Если они, конечно, связаны. Это Козьма Прутков. Я в школе писала сочинение по нему, когда надо было выбрать кого-то не из программы. Как раз потому, что папа его постоянно цитировал. Хотя чаще всего он, конечно, вспоминал про усердие, которое всё превозмогает, но оно мне в душу чего-то не запало. О-па!

Найдя искомое, я выуживаю томик.

Внутри ничего, и я уже расстраиваюсь, когда Ви протягивает руку, шарит на полке и вытаскивает верёвочку с ключиком.

Ключик мне знаком.

У папы был красивый железный ларец, который в основном пустовал и побольшей. части использовался, чтобы закрывать конфеты, которые нам нельзя было по причине жуткого диатеза. Ну и подарки там родители прятали, а то мы с Ви все находили раньше времени, и сюрприз не удавался. Когда мы подросли, ларец куда-то делся.

Мы с сестрой переглядываемся. Наверное, в моих глазах сейчас горит такой же азарт, как и у неё.

– О чём ты сейчас думаешь, – спрашиваю я сестру.

– О том, что мы крайне хреново вытираем пыль, раз мы только сейчас этот ключ нашли.

Я усмехаюсь.

Чувствуя себя настоящими искателями сокровищ, не хуже героев приключенческих романов, которыми зачитывались в детстве, мы приступаем к поискам, молясь, чтобы мама не выкинула этот ларец после папиной смерти.

Вообще, в наш суровой цифровой век искать сундук – конечно, огонь. Это будоражит и заставляет о многом задуматься. Видимо, папа не очень доверялся современным технологиям, хотя работал именно с ними. С другой стороны, может, поэтому и не доверял. Кому если не ему знать, как всё это взламывается.

К слову, пыли мы действительно нажираемся предостаточно, прежде чем ларец находится.

Мы разглядываем свою находку. В детстве ларь казался нам необычайно красивым и манящим. В основном, конечно, потому, что стоял запертым.

– Ну чего стоишь? – нетерпеливо торопит меня Ви, протирая ящик от антресольной пыли. – Открывай уже! Жуть как интересно!

Потрагивающими от волнения пальцами, я вставляю ключик в замочную скважину.

Тихий щелчок, и вот она, тайна папиного наследства, предстает перед нашим взором.

С горящими глазами мы заглядываем туда, ожидая увидеть сокровища, о которых говорил Шахов, но внутри мы обнаруживаем только договор на аренду банковской ячейки и ключи, надо понимать от неё.

– Капец, – Ви вертит в руках этот ключик, пока я вчитываюсь в документ.

– Я – уполномоченное лицо. Значит, могу забрать содержимое. Только прошло уже семь лет, а договор истёк шесть лет назад…

– По идее, все должны передать в хранилище до востребования. Меня больше волнует, жив ли сам банк, – сестра поджимает губы. Да уж, в нашей-то стране резонное опасение.

Посмотрев на название банка, усмехаюсь. Папа был очень предусмотрительным. Когда лет восемь назад начали банкротиться один за другим банки, этот устоял. Маленькая незаметная дочка одного из одного из крупнейших банков, через которуюо проходят платежи военно-промышленного комплекса.

– Рискнём?

Нагуглив адрес, мы двигаем в банк.

И, как ни удивительно, но нам без проблем, хотя и спустя несколько часов, потраченных на оформление, возвращается одержимое папиной ячейки. Всё согласно описи, читая, которую мы нервно прихлёбываем холодную водичку, любезно предложенную нам сотрудником банка, смотрящим на нас во все глаза. Такое ощущение, что они все ждали, когда же за содержимым этой ячейки придут.

Драгоценные камни, акции нескольких компаний в неожиданных странах, включая Китай, и подкосивший нас сильнее всего документ о собственности на месторождение палладия в Колумбии. Мне прямо поплохело. Явно без помощи Гордеева я не справлюсь, и то, вполне может оказаться, что и его связей будет недостаточно. Ясно, за чем охотится отчим. Месторождение – это круто. Даже слишком. Хрен ему, а не полладий.

Среди документов я нахожу маленькую записку от руки: «Я рад, моя девочка. Всё будет хорошо».

Почему-то эта записка выбивает меня из колеи, и я хлюпаю носом. Папочка…

Собравшись духом, мы заключаем новый договор аренды и перемещаем всё в мою ячейку.

Пока мы торчим в офисе банка, несколько раз звонит Староверов, но я смахиваю вызов, а отправляя сообщения, что перезвоню позже. Последняя весточка от него уже идет текстом: «Тебя забрать?» Я отказываюсь, и теперь Данил ждёт меня дома.

Возвращаюсь я взбудораженная. Очень хочется все обсудить с Виолеттой, но в такси я не рискую говорить о наследстве даже иносказательно. По моим ощущениям, за такой куш могут и грохнуть. У меня стремительно развивается паранойя.