Член под ее губами и языком напрягся, готовясь выплеснуть семя в жадный похотливый рот, когда Саломея резко выпрямилась, продолжая ласкать юношу одной рукой. Другую руку она протянула к Мустиславе и та дала иудейке свой серп. Белая струя выплеснулась наружу и тут же острое лезвие отсекло гениталии юноши. Дикий крик был заглушен кляпом из женской плоти — дергания головы извивающегося от боли хазарина доставляли колдунье ни с чем не сравнимое удовольствие. Саломея швырнула окровавленный комок плоти в озеро и над ним поднялось облако красного тумана, вознесшегося прямо в небо. Саломея неспешно поднялась с истекающего кровью тела, уступая место Мустиславе, а та, подняв троерогий посох, что есть силы ударила им в горло юноши. Фонтаном хлынула кровь, разом залив женщин и они внезапно преобразились: за спиной Саломеи поднялись огромные совиные крылья, ноги превратились в когтистые лапы, а нос обернулся кривым клювом. Ведунья же обернулась диковинным зверем, напоминающим огромную, — величиной с волка — ласку, с длинным, как у ящерицы хвостом и острыми шипами вдоль хребта. Ударом когтистой лапы она оторвала голову пленнику, насадив ее на оставшийся свободным сук, торчащий из идола. С воем, шипением, клекотом они пожирали человеческое мясо и пили теплую кровь, в то время как над ними светила черным светом, невидимая всем, кроме двоих колдуний, Черная Луна Черного Леса. Капли крови падали со светила, попадая в озеро и вода в нем становилась обжигающе-холодной как лед, поднимаясь в воздух морозным паром.

Рассвет застал обеих женщин спящих в землянке, обнявшись друг с другом — совершенно голых, перепачканных грязью и кровью.

— Госпожа Саломея, госпожа Саломея, — послышался снаружи испуганный шепот, — хвала Яхве, наконец-то я вас нашел!

— Как смел ты прийти сюда, Шауль? — Саломея, грубо вырванная изо сна, на ходу натягивая платье, шагнула из землянки навстречу щуплому иудею в овчинной безрукавке и шароварах на степной лад. Его держали за руки несколько древлян, что вопросительно-хмуро смотрели на высунувшуюся из двери и недоуменно озиравшуюся Мустиславу, готовые по первому кивку волхвини перерезать чужаку горло.

— Скажи им, чтобы отпустили, — сказала Саломея, — это мой двоюродный брат и он нас не выдаст. Ну, что такого там произошло, что ты нарушил мой запрет, Шауль?

— Ваш муж... кенде Альмош, — выдохнул Шауль, — найден возле собственного шатра — с перерезанным горлом. Все говорят, что это сделали чужаки — и я едва уговорил потерпеть, пока не найду вас, чтобы они не казнили на месте этого Ярополка.

— Вот, значит, какой это знак, — протянула Мустислава, насмешливо глянув на иудейку, — что же, ты готова принять этот вызов?

— Богиня решила сама взять нужную жертву, — криво усмехнулась Саломея, — посмотрим, чем это обернется для нас.

— Ника!!! Ни- каааа!!!

Многоголосый рев огласил Ипподром, когда с высоты императорской ложи Михаил уронил пурпурный платок. Громче и раньше всех завопили болельщики, размахивавшие голубыми стягами, приветствуя благосклонно взиравшего на них императора, затем — уже не так громко, но все же рьяно заорали и «зеленые», а уж потом подключились и их младшие клиенты — «белые» и «красные». Вопли фанатов, старавшихся перекричать друг друга, казалось, возносились к небесам, где ангелы и святые, вместе с самим Пантократором, сменив древних олимпийцев, следили за разворачивающимися внизу состязаниями. Михаил, милостиво кивнув, опустился на украшенный золотом трон и в тот же миг четыре колесницы, каждая запряженная четверкой хрипящих, бешено косящихся друг на друга коней, сорвались с места. Трибуны на ипподроме пришли совершеннейшее неистовство — болельщики всех фракций, размахивая руками и флагами, воплями и свистом подбадривали своих фаворитов. Хрипящие, капающие пеной лошади наматывали один круг за другим, огибая спину — исполинскую стену в центре арены, на которой высились исполинские монументы вроде обелиска Феодосия, в свое время доставленного из Египта или бронзовой змеиной колонны из Дельф. Бритоголовые возницы, одетые в короткие туники синего или зеленого цветов, одной рукой нахлестывая лошадей, другой умело водили вожжами, удерживая яростных жеребцов. От соприкасавшихся осей колесниц летели искры, а сами скакуны, обезумев от нещадно хлещущих их плетей, в ярости кусали соперника, что сопровождалось возмущенным гулом с трибун. Несмотря на все искусство возниц уже на четвертом круге две колесницы с грохотом столкнулись на головокружительной скорости: скрежет металла и ржание лошадей заглушили предсмертные крики возниц, растоптанных конскими копытами. Толпы болельщиков зашлись в бешеном вопле восторга: «синие» и «зеленые» объединились в своей безудержной жажде крови, что сейчас потоком лилась на арену, пока остальные две колесницы продолжали неудержимо нестись вперед.

— Ни-ка! Ни-ка! Ни-ка!!! — скандировали с трибун — и вместе со всеми, стиснув зубы и лупя кулаком по подлокотнику трона, вопил и молодой император, как и все болельщики напряженно вглядываясь в жестокое состязание. До боли в глазах он вглядывался в окутанный пылью ипподром, не сводя глаз со своего фаворита — четверку великолепных угорских коней, с белоснежной шерстью и гривами выкрашенными в голубой цвета. Ими правил бритоголовый гигант, в ярко-синей тунике, перехваченной широким кожаным ремнем. Смуглая, чуть ли не черная кожа и полные, крепко стиснутые губы, выдавали южное происхождение возницы — Феодор Египтянин, в полном соответствии со своим прозвищем, был выходцем из Африки, десять лет назад бежавший из сарацинского Египта. В Константинополе Феодор, выделяясь своим ростом, а также умением обращаться с лошадьми, быстро стал одним из лучших колесничих — и не случайно именно на него сделал ставку Михаил в первый день скачек. И эта ставка себя оправдала — сейчас Феодор уверенно обгонял соперника, уйдя вперед на целый круг.

Новый оглушительный вопль пронесся над трибунами, когда великан-египтянин, издав гортанный крик, пронесся последнюю сотню шагов, отделявших его от финиша завершающего, восьмого круга. Придя в неистовство, болельщики швыряли на арену цветы, яркие ленты, золотые и серебряные монеты, в то время как возница, развернувшись к императорской ложе вскинутой рукой приветствовал милостиво кивнувшего ему императора. После этого египтянин увел с ипподрома окровавленных, взмыленных лошадей, уступая дорогу подоспевшему сопернику, осыпаемому насмешками и ругательствами проигравших. Рев труб и грохот барабанов ознаменовал окончание первого круга, пока на арену выбегали жонглеры, мимы и музыканты, призванные своими выступлениями заполнить перерыв между забегами.

— Платите, достопочтенные, — Михаил откинулся на спину трона, самодовольно глянув на обступивших его сановников и те, с вздохами притворного сожаления, начали выкладывать перед ним золотые солиды. Их оказалось немало — многие из приближенных императора ставили на другого наездника, в том числе и затем, чтобы не вызвать недовольство басилевса своим выигрышем. Впрочем, у них всех имелось немало возможностей тем или иным способом возместить сегодняшнюю неудачу — скачки на ипподроме стали пусть и самым масштабным, но лишь одним из многих зрелищ, устроенных Михаила в честь своей победы при Кесарии. Уже с утра по Месе, от западных ворот и до самого императорского дворца, проследовало грандиозное шествие, где император, ехавший во главе своей германской этерии, отпраздновал свой триумф. Следом за басилевсом шествовали закованные в сталь катафрактарии, за ними скакала легкая конница трапезитов, также вооруженных до зубов, ну а потом шли отряды пехоты — сначала тяжеловооруженные скутаты, а затем лучники-токсоты и пращники псиллы. В завершении же, понурясь, шли пленные-сарацины, которых столпившаяся по обе стороны улицы чернь осыпала насмешками и бросала в них нечистотами. На всем протяжении процессии вздымались императорские штандарты с орлами, стяги с ликами Христа и святых, а также многочисленные иконы. Завершилось же это шествие грандиозной службой в соборе Святой Софии, с благодарением Господу за победу ромейского оружия. Впрочем, то, что последовало потом вызвало куда меньшее одобрение церкви — по совету более старших придворных, хорошо знающих жителей Города Царей, император провел и множество иных празднеств и увеселений: с танцорами, артистами, музыкантами, жонглерами, дрессировщиками диких зверей и заклинателями змей. На площадях, в тавернах, в домах знатных людей проходили театрализованные представления, главной темой которых стала победа молодого императора и посрамление сарацин.