Желание жить в роскоши требует огромных финансовых затрат, а если человек не в состоянии это сделать, то он начинает влезать в долги, лишь бы произвести впечатление на окружающих и подчеркнуть свой авторитет.

В банках дают кредит, но под большие проценты, и туда обращаются состоятельные люди, но не такие, как Леший. Мне удалось потихоньку скупить долговые бумаги у его кредиторов с минимальными процентами. Такие люди в курсе стоимости недвижимости и всех дел потенциальных должников, и поэтому они перепродают долги.

Когда происходит сделка, присутствует поверенный банка, который её фиксирует. И если необходимо оформить кредит( не у всех же богатые и влиятельные друзья), то можно расплатиться за него таким способом: погасить свой долг долговыми бумагами.

Тогда должнику от банка приходит уведомление о переходе прав, и сумма сразу удваивается. Все, кто берет в долг, знают о такой неприятной возможности, но жить роскошно им очень хочется. Между прочим, это и хороший способ убрать со своего пути неугодных людей.

Леший хорошо знал положения своих дел и знал, что полностью зависит от меня, потому что я потихоньку продолжаю скупать его долги. Была попытка их выкупить, но тот уровень жизни, который он себе установил, не позволяет полностью вылезти из ямы.

У меня ещё был один такой же ферт на крючке. И Леший понимал, что ему в данный момент лучше отдать мне на растерзания своего человека, чем ссориться со мной. Что он и сделал.

— Ваше сиятельство, — прозвучал голос.

Передо мной стоял Рик. Красивый брюнет окинул меня пренебрежительным взглядом и остановил свое внимание на своем хозяине.

Его взгляд выражал ожидание, и даже уголки губ тронула улыбка. Зачем церемониться с женщиной, которая была недостойна его внимания.

Собственный снобизм и чувство превосходства над окружающими сквозил не только во всем его образе, но и в одежде. Он слишком стремился походить на своего хозяина, что даже подражал некоторым деталям в одеянии. У меня появилось сомнение в его причастности к убийству. Такие люди предпочитают щепетильные дела делать чужими руками.

— Ты убил Тима?

— Я! — ответ прозвучал с вызовом.

— И нет страха, что сейчас попрошу взамен твою? — мой голос звучал ровно, хотя в груди клокотал огонь, как в жерле Везувия.

— Я делал свою работу. Он забрал наше — я вернул. Он не оставил мне выбора. — Его взгляд застыл на лице Лешего, у которого он искал поддержку и надеялся, что его преданность оценят по достоинству.

— Леший! Ты что его взял в долю? Какие громкие слова — НАШЕ! — съязвила в ответ.

Я поднялась и встала напротив него.

— Ты знал, что он под моим присмотром? — и наши с ним глаза встретились, а до этого он или отводил их, или смотрел на своего хозяина.

— Знал. — Ответ был очевиден.

— Ты посчитал, что можешь что-то решать?

— Я ферт и могу решать. Мне дали такое решение. — Он не понимал для чего весь этот разговор, и надеялся на защиту Лешего.

Он не понимал, почему я проявила внимание к какому-то жалкому мальчишке, которые десятками шныряют по улицам города.

— Ферт, говоришь. Хммм…, а я предполагаю, что от ферта осталась только оболочка. — И моя трость сделала круг вокруг его тела, и кончик уперся в грудь. — А здесь внутри гниль, которую необходимо вскрыть и убрать. Ты возомнил себя хозяином жизни? И поэтому решил забрать то, что принадлежало мне? Решил встать на моем пути?

Мой голос загрохотал и вызвал звон стекла, которые задребезжали, словно до них дошла волна землетрясения. Он замер и побледнел.

Мне показалось, что в эту минуту он понял, что он такой же ненужный мальчишка, каким он считал Тима. Ужас осознания истины и ускользающая, тающая надежда отразилась в глазах.

— Так я убираю всех, кто стоит на моей дороге. — И я нажала на рычажок на трости и выпустила клинок.

Он точно вошел в сердце, и алая струйка крови медленно поползла по его дорогому костюму, оставляя красное пятно на красивом ковре.

— Если ты меня обманул…. — Повернулась я к Лешему.

— Нет, это он, — ответил побледневший ферт.

— Девочек возьмешь к себе и отправишь в пансион «Благородных девиц». Это будет компенсацией за мой моральный ущерб.

Этот пансион был для девушек, которые остались без родителей и не нужные своей родне. Только детям из простых семей туда не попасть, потому что обучение оплачивали родственники из дохода полученного наследства.

Даже не взглянула на лежащий под ногами труп, переступила через него и зашагала на выход. Когда шла к дому Лешего, то мной руководили ярость и чувство возмездия, но сейчас не чувствовала удовлетворения от торжества справедливости. В душе жгучее чувство мести испарилось и оставила лишь усталость и безразличие.

В снятой комнате харчевни на постели, свернувшись калачиком и уткнувшись в подушку, грозная Горгулья казалось, спала, если бы её не выдавали слезы, которые тихо текли и текли по её щекам.

Рядом сидел Ор и тихо гладил меня по голове, как маленькую.

При нем я не стеснялась своих слез: он тот, кому могла немного приоткрыться и не бояться презрения.

У меня отняли всё, что мне дорого! У меня отняли то, что помогало мне не скатиться в пропасть! И у меня отняли то, что помогло бы идти дальше.

Потоки слез лились и лились из глаз и орошали подушку, словно капли дождя грядку. Одиночество накатилось, как волна цунами, накрыла с головой и придавила своей тяжестью….

Мир вокруг меня стал безликим в серых красках, а в сердце поселилось чувство потерянности, которое острыми когтями разрывало сердце…. ОДНА! ОДНА! ОДНА!

И вдруг я ощутила лёгкость… и свободу. Мое тело лежало на постели, а я парила над ним и наслаждалась вдруг удивительному ощущению освобождения и счастья, словно меня омыла тёплая морская волна: свежая и лёгкая.

За спиной будто выросли крылья, которые поднимали меня ввысь, подальше от всех бед, разочарований и боли, к ослепительному сиянию.., но меня что-то держало. Оглянулась и увидела, что от тела тянется яркая ниточка, которая и не дает мне двигаться дальше.

Я дернулась и попыталась разорвать нить, чтобы устремиться ввысь, но она не порвалась, а наоборот, с силой притянула к телу…. Получился эффект натянутой резинки, и услышала испуганный шепот Ора:

— Хозяйка! Хозяйка!

Медленно открыла глаза и наткнулась на его испуганные, из которых капали обильные слёзы мне на лицо.

— Что случилось? — прохрипела в ответ.

— Хозяйка! Ты не дышала, и я испугался, — ответил он и вытирал рукавом лицо. Он выглядел напуганным и растерянным и не замечал, что вытирает и вытирает сухие глаза.

— Все хорошо. — Я взяла его за руку. — Все хорошо. Я здесь! Живая и здоровая.

«Мне было так больно, что умерла? Но мне опять не позволили этого сделать…. Чтоб вас демоны забрали! …. А там так было спокойно и уютно….»

Недовольным взглядом осмотрела комнату, словно она была виновата в моем возвращении. Её убранство вызывала тошнотворную брезгливость и желание побыстрее покинуть эту обитель.

— Поехали домой, — приказала ему.

— Так вечер на дворе. Опасливо. — Он посмотрел в окно, где сгущались сумерки.

— Опасливо будет тем, кто встанет на моем пути! — со злостью прорычала я и услышала дребезжание стекол. Не мешало ещё восстанавливать чужую харчевню.

*

Лошадь, которую то и дело подстегивал возница, бодро бежала по пыльной дороге, изредка похрапывая и шевеля ушами. Навстречу попадались редкие крестьянские телеги, которые спешили под крыло города. И мне виделись заинтересованные взгляды на нашу дерзкую троицу, дерзнувшую выехать на тракт в такое время.

Вскоре мы остались одни в непроглядной ночи. Асола спряталась, только блеснула напоследок алым маревом и уступила права Сону. Его желто-оранжевые лучи рассеянно падали на дорогу и давали возможность вознице не потеряться в развилках дорог.

Деревья отбрасывали тень на дорогу и грозно шелестели листвой, чем пугали путников. Скрип телеги гулко отдавался в пространстве, а эхо в насмешку увеличивал звук в ночной тишине.