Развлекали себя стрельбой, высматривая редко встречающихся птиц в густой траве по сторонам, которую и охотой назвать нельзя. Но пользы от постоянной работы с оружием для участников путешествия было много. Развлекались разговорами на ходу, для чего любому нужно было присоединиться к шагающим у первого фургона. Дети с удовольствием занимались с пасторами по школьной программе, и даже более. Уильям и Салливан много беседовали с Айвеном без посторонних ушей. Пятеро щенков с каждым днем увеличивали свои круги, когда исследовали окружающее пространство рядом с подстилкой, куда их приносили дети на стоянке.
Проводник уверенно вел караван в одном направлении. На пятый день пути Дэвид объявил, что они на подходе к реке Север-Платт. Шел к закату сорок четвертый день пути. За обедом Айвен по просьбе старших сообщил, что заканчивается сорок четвертый день путешествия. Сегодня, 31 мая, и с этой датой закончилась календарная весна. Все, что касалось расчетов дат, предпочитали спрашивать у юноши, который держал все в памяти и мог мгновенно вычислять. Кроме него дети каждый вечер делали зарубки на левой стороне фургона оружейного мастера, по предложению умной и начитанной Айне.
— Через реку нужно будет искать брод. Он должен быть справа, немного севернее. Там русло реки разделяется вокруг небольшого островка, оно шире и более мелкое, — сообщил проводник, когда они с Айвеном в роли передних дозорных увидели впереди реку.
Действительно, искать брод долго не пришлось, так как ближе к реке нашлась слабо заметная тропа, проторенная всадниками и животными. Свернули к этому месту.
Эта река в предгорье была чище тех, что путники встречали раньше, и волы сразу потянули морды к воде. Когда начали переходить в назначенном месте, волы переднего фургона проявили нерешительность. Августу пришлось встать и отдать поводья жене, чтобы идти через реку впереди животных. Это придало им уверенность, и через три минуты первая упряжка вышла на противоположный берег. Вскоре все фургоны перебрались на тот берег, не отвлекаясь на красоты местности, так что животные только немного искупали свои животы.
Как только перешли через реку, объявили привал. Мужчины быстро распрягли волов, лошадям спутали ноги, и отпустили всех пастись. Женщины расположились у ручья, наподобие енотов-полоскунов. Дежурные уже присмотрели места для костров и начали тащить туда заранее заготовленные дрова.
— Как низко вода упала! — проговорил Сэтору, глядя на растения у воды. Они с Айвеном взялись сопровождать нескольких мужчин с детьми, которые решили устроить рыбалку. Пошли оружейник Генрих Тиль с одиннадцатилетней Магдой, Бруно Вернер с двумя маленькими сыновьями, Ральф Мюллер с шестнадцатилетней дочерью Ханной и Питер Штерн, обожавший рыбалку. Само собой, с ними увязались и две великовозрастные дочери Штерна — Мари и старшая, Барбара, которая первая увидела, что пойдет Айвен.
— Совсем обмелела река, — согласился Генрих, который был самым заядлым рыболовом в поселке. Два раза у него появлялась возможность половить рыбу в походе, и оба были успешными. С ним обычно ходили кто-либо из свободных мужчин и дети. Он сегодня хотел закинуть донки на сома, но пока не видел подходящего места. Такое нужно было поискать ниже брода.
— Пожалуйста, ловите, но в пределах видимости лагеря, а мы с Айвеном пойдем, посмотрим вокруг, — равнодушно отозвался Сэтору на предложение немного спуститься вниз по течению. Он любил только морскую рыбалку. За отсутствием такой возможности в поселке он мечтал, как окажется на побережье Тихого океана, о чем не раз говорил юноше.
Сейчас они с Айвеном шли только в качестве охраны.
Как только место было найдено, юноша с наставником покинули группу и скрылись в кустах. Зверья по пути повстречали много, но мелкого и непуганого, что было неудивительно для этих пустых мест на Великой равнине. Из тех, кто покрупнее, например, койоты, придут к лагерю ближе к полночи. Но те стараются не показываться на глаза, так как познакомились с человеком.
Айвен оставил Сэтору, который нашел высокое место и высказал желание побыть в одиночестве, и тихо пошел назад к рыбакам стараясь не обнаруживать т себя.
Но не дошел немного, остановился в кустах.
Недалеко от него на поваленном стволе, на каменистом берегу у русла реки сидели рядом Ханна Мюллер и Барбара Штерн, последняя самая взрослая из девиц в походе и самая лютая его воздыхательница.
Сидели и спокойно разговаривали.
Сказать, что юноша был удивлен, значит, ничего не сказать. Он в первый раз увидел такое — две девицы, причем соперницы, сидят рядом и мирно разговаривают друг с другом. Ведь восемнадцатилетняя Барбара не давала проходу юноше еще в поселке, хотя в последнее время немного отстала, и по двум причинам. Первая — это давление ее строгой матери. Вторая — девушка не могла не чувствовать, что парень к ней равнодушен, к тому в последнее время в походе проявляет интерес к Ханне. Не интерес, а расположение, если выразиться точнее. Какой тут интерес, если вечерние прогулки Ханны с Айвеном не остались незамеченными ни для кого. Особенно вела себя подозрительно мать Ханны, у которой еще более строгие традиционные взгляды на брак.
Строже парень не встречал. Никаких интимных отношений, с потерей невинности, до свадьбы не может быть, и не должно быть. Примерно так.
Отец Салливан только за последнюю неделю два раза мягко поинтересовался у Айвена по поводу его прогулок с Ханной в темное время. Правда — прогулок не долгих. И оба раза Айвен с чистым сердцем успокоил пастора. Девушка невинна. Для священника этого было достаточно, но не сняло всех подозрений строгой матери, хотя пастор беседовал и с ней, и уверял ее в правдивости юноши.
Но не стал подходить, а решил послушать разговор на расстоянии:
— …ты ведь сама перестала подходить к нему, — тихо говорила Ханна спокойным голосом. — Вроде вы не ссорились…
— Не ссорились, и не мирились! Он всегда равнодушен ко мне, как будто с бревном разговаривает. Даже, когда касаюсь его…
— И что ты думаешь делать дальше? — спросила Ханна. Хотя девицы сидели на бревне к нему спиной, в голосе он ощутил удовлетворение Ханны от последних слов Барбары. Скорее увидел на ее спине, ставшей расслабленной спине после ответа Барбары.
— Да пошел он! И мама говорит, что он мне совсем не пара. Голодранец, хоть и умный. Мама говорит, что он меня не стоит, и вообще рисковый по жизни… С таким наплачешься…
— А тебе он зачем? Что, я не вижу, как выходите гулять вечером? — прибавила Барбара, и встала с поваленного ствола.
— Чтобы не поехать крышей, дорогая! Тебе не понять, — заявила ей Ханна. — Он хоть и бедный, но голова у него варит. С ним интересно. А про его удивительные способности уже ходят слухи. Простой — а ест вилкой и ножом, между прочим. И правильно излагает свои мысли.
Ханна произнесла это более громко, но не закончила на этом:
— Считай, что это просто охота, дорогая, а я обожаю охоту. И я понимаю не хуже тебя, что он рисковый парень и его ждет скорее судьба военного, а не почтенного гражданина нашего круга. И моя мама тоже предупреждает, что он мне не пара. Но, я не собираюсь его отпускать. Пока… — Ханна тоже встала.
Обе подошли к воде, опустили руки в прозрачную воду, провели по разгоряченным лицам, потом по своим шикарным волосам, и медленно направились в сторону рыбаков.
«Очень было интересно», — подумал парень. Это он хорошо задержался, и вовремя. Узнал много нового о неизведанной женской душе. В отличие от Барбары, которая считала себя роковой, неотразимой красоткой, Ханна вела себя прямо противоположно. Хорошо сложена, и с шикарными каштановыми волосами, красиво очерченными губами, немного вздернутым носиком, она совсем немного проигрывала Барбаре.
А в уме, так и выигрывала, по мнению парня, хотя обе девушки были хорошо образованы.
В отношениях с Айвеном она не лезла напролом. Старалась больше слушать, а не говорить сама. Воспитанная в благополучной семье преуспевающих немецких поселенцев она хорошо понимала, что в придачу к внешним данным девственность — это хороший товар. И что особенно понравилось Айвену — Ханна не врала и очерчивала прямо границу их отношений и своих интересов. И не делала никаких намеков на будущее. Хоть между девушками не было никакой явной гонки, Ханна уверенно завоевала благосклонность интересного ей самца. А Барбара искренно не понимала, как он мог предпочесть не ее, первую красавицу, а такую простушку.
