– А, Майлин… – тихо позвала меня сестра, прерывая мои размышления, – тебе просили передать кое-что.
Крисса достала сверток. Внутри был букетик цветов – синих, похожих на небо, и белых, похожих на звезды.
«Такие растут только возле Башни…» – я мрачно отложила сверток и отвернулась.
– Знаешь… Он все-таки любит тебя, – шепнула Крисса, заглядывая мне через плечо. – Жаль, что ты никого не любишь, Майлин Изумрудное Сердце…
– Это ты такой вывод сделала, потому что он подарил?
– Это же очевидно! Как же ты этого не видишь и не понимаешь…
«Ну, опять началось…» – я не собиралась выслушивать уже известную тираду о том, какой прекрасный Асдар и какая бессердечная я.
– Все, ложимся спать! – я задула свечку, и комната погрузилась в густой мрак ночи.
Глава 4
Стихиаль приближалась, праздник, который любили одни и ненавидели другие. Впрочем, ненависть появилась не сама по себе, а переползла с отношения к инквизиции. Первоначальный смысл, как будто, никто уже не помнил – когда границы миров истончаются, и незримое может проявить себя – это было светлое время и хороший повод для того, чтобы простить обиды и начать все заново.
Встав рано утром, наша мать уже вовсю хлопотала. Крисса куда-то ушла по ее поручению, а я не спешила отрываться от подушки.
«Опять этот сон…» – перед глазами все еще стоял образ повелительницы Бездны, ужасной и прекрасной, и слова мага-инквизитора тоже не давали покоя.
«Не ходи, и близких не пускай, – я лишь усмехнулась. – Ему-то легко говорить – он не знает каково это ей перечить…»
Одеваясь и потягиваясь, я все думала и про видение, и про портрет, и про то, стоит ли вообще идти, помня предостережение. Я быстро представила, как было бы славно остаться сейчас дома в такой чудесный пасмурный день. Тогда я бы перечитала вчерашнюю книгу вдоль и поперек, пока другие не будут мешать. Может быть, я пойму что-нибудь про Башню. Про кота. Про Нистар.
Но то были грезы, которые были быстро развеяны. Моя мать сначала отчитала меня за то, что я долго сплю. Затем, за то, что багульник вчера я купила «не тот», и под конец…
– …я хотела, чтобы ты пошла в танцовщицы при храме, служила Тысячеликому, который избрал тебя среди прочих… А не занималась тем, что…
Я знала уже на миллион раз, что она скажет: что алхимия – это совсем не для юной девушки вроде меня, что это опасно и что без настоящего наставника мне вершин не достичь, что «старый Мастер – это, конечно, очень хорошо, но не стоит забывать, что он всего лишь зельевар, и в алхимии ничего не смыслит».
И, как и много раз до этого, я терпела все это молча и смиренно… ведь Тысячеликий каждому посылает свою чашу страданий. Я вздохнула. Физически я все еще была здесь, но разум и душа унеслись далеко-далеко…
Я стояла сейчас среди раскидистых невысоких деревьев, их листья шумели под порывами теплого весеннего ветра. Ослепительное сияние солнца заставляло их гореть живым ярко-зеленым пламенем, в котором хотелось раствориться навсегда. Слиться с ним. Стать единым целым.
Нежные и пронзительные птичьи трели заглушили гневный голос матери. И я снова была там, в этом саду, который я видела в своих снах и который призывала мысленно в трудную минуту. Да, я верила, что он где-то там существует, что совсем скоро маленькие цветочные почки распустятся, и запах первых весенних цветов заполнит благоуханием все вокруг. Он будет нежным и ярким и отпечатается в сердце навсегда, чтобы вместе с ним я могла сохранить и незримый образ его создателя. Чтобы, когда придет время, я вспомнила его заново, когда мы встретимся в настоящем мире. Почему-то мне казалось, что именно так и будет. Что так непременно должно быть.
– …и оденься сегодня прилично, праздник же, – бросила мать напоследок, скрываясь за дверью.
«А вот это можно…» – подумала я про себя, обрадовавшись, что она наконец ушла, и доставая уже давно приготовленное под этот случай платье.
Это было непростое платье. Когда-то оно досталось мне от матери, но простой зеленый бархат пришелся мне не совсем по душе… Тогда мы с сестрой быстро нашли способ это исправить, вместе с тем получив прекрасную возможность применить свои таланты. Месяц другой – и у меня на руках оказался изумрудный бисер всевозможных оттенков, которым позже Крисса сумела расшить корсет и рукава, а я – все остальное.
И в этом занятии невольно отразились все наши чаяния и надежды, а иногда гнев и страдания – все то, что творилось у нас в глубине души. Поэтому иногда в узоре угадывались птицы и цветы, а иногда – змеи и драконы, и другие странные невообразимые создания.
Сменив обычную одежду на дорогое и хотя и любимое платье, я подумала, что делать в нем что-либо полезное довольно затруднительно. Носить его было неудобно, и дышать – тоже, если хотелось глубоко вздохнуть.
«…а еще испортить его будет очень жалко…» – заметила я, поправляя рукава.
В этот момент меня также невольно посетила мысль о том, что, наверное, бывает так, что ты настолько влиятелен и богат, что кроме платьев можешь ничего не носить. Слуги будут делать всю работу, а тебе останется только лишь украшать мир своим существованием. Но мне едва ли хватало фантазии, чтобы такое представить, и уж тем более применить на себя.
«Нет, это нелепо, – сделала я про себя окончательный вывод. – Хоть бы магу, хоть алхимику, хоть бы и… просто обычному человеку! Но все-таки как же оно красиво! Ничего лучше и представить себе нельзя…» – улыбнулась я, всматриваясь в свое отражение в зеркале.
Потеряв ненадолго счет времени, я вздрогнула, когда внезапно мать вернулась, держа в руках серебряное ожерелье.
– Вот, надень. Хочу, чтобы ты была красивой сегодня. Только чтобы не было, как с кольцом, поняла? Которое ты потеряла.
– Я не теряла.
– Замолчи и делай.
И она снова ушла, оставив меня один на один с ожерельем. Оно было красивым, но мне не понравилось, как мне снова припомнили про кольцо.
– А его я все-таки не теряла, – тихо сказала я своему отражению. – То было совсем другое – я подарила его…
Я точно не могла сказать кому именно, но это было как-то связано с тем волшебным садом…
…кто-то однажды как будто умолял меня, настоящие страдания разрывали чью-то душу на части.
– Ты ведь не можешь быть всего лишь плодом моего воображения? Скажи мне, что это неправда…
От этих слов мое сердце разрывалось на части, и разве могла я поступить иначе? Я знала, что кольцо обладает каким-то редким магическим эффектом, но до конца не была уверена – получится ли?
«Судя по всему – получилось… Надеюсь, этот кто-то теперь счастлив и не потерял его…»
Я не могла припомнить всех деталей, это было и не важно. Но что я знала точно, так это то, что это было важно не только для того человека, но и для меня самой. И потому, что бы ни говорила мать, я ни разу не пожалела о своем поступке.
Дверь тихо скрипнула и вошла Крисса. На ней было подобное платье, но светло-желтое, и тоже расшитое мелким бисером, на этот раз всех оттенков солнца, под стать ее золотистым волосам.
– Пора, – сказала она и затем придирчиво смерила меня взглядом. Но я заметила, что руки у сестры дрожат.
Захватив плащи, я – еще сумку, и еще кое-какие вещи по просьбе матери, мы с Криссой спустились по ступеням крыльца вниз. Оставшись с ней наедине, я решила во что бы то ни стало выяснить в чем дело.
Крисса долго отпиралась, но потом все-таки рассказала.
– Я когда утром пошла, там на площади был… он… Он был в клетке. Как безумный вел себя! То стоял на коленях и раскачивался взад и вперед, то все твердил что-то… Я подошла поближе, и…
– Что? Ты с ума сошла? Зачем ты подходила! – я была возмущена как никогда, несмотря на то, что вчера поступила точно так же.
«…но это было другое! Но она, такая благоразумная…»
– Я не знаю! – Крисса готова была расплакаться. Голос ее уже дрожал.
– И что было дальше? Ну!
