Так, в Московской и Ленинградской областях (в последней на высушенных болотах, главным образом) сельское хозяйство развивается, как кормовая база для разведения молочного скота. Наряду с луговым травосеянием и культурой подсолнечника (силосный норм) здесь также идет развитие и огородных культур.

На Западе, в Белоруссии, сельское хозяйство представляет собой обширные поля корнеплодов, которые являются кормовой базой для широко поставленного здесь свиноводства и беконной промышленности.

Правобережье Украины - область сахарной свеклы.

Об остальных районах мы уже вскользь говорили.

Необычайное благоустройство транспорта позволяет производить обмен продуктами бесперебойно, а это обстоятельство дает возможность пользоваться землей так, как мы мечтали о том в тридцатых годах.

Она откинула волосы назад и, повернув регулятор пара, сказала:

– Вот так же, как ты, я относилась к сельскому хозяйству до того момента, пока не узнала его. Но стоило мне посмотреть одним только глазом на наши поля, и я стала пейзанкой.

Она вдруг рассмеялась.

– Представь себе мое удивление, когда в совхозе лекарственных трав мне предложили заняться… Ну, чем бы ты думал? Тебе никогда не догадаться. Мне предложили удобрять… воздух.

– Что-о?

– Вот так же, как у тебя, очевидно, и у меня полезли глаза на лоб. Почему же, говорю, воздух? А это, говорят мне, участок с чрезвычайно редкими нежными растениями. Мы, говорят, должны их беречь, как свои мозги. Словом, мне вручили баллоны с углекислотой и заставили выпускать ее на гряды. Оказывается, это не так уж глупо, как мне показалось сразу. Дело в том, что углекислота, вылитая на гряды, повышает процент содержания углекислоты в низших слоях воздуха и тем самым придает большую интенсивность процессам усвоения растениями солнечной энергии.

– Позволь, к чему же это делать? Стоит только удобрить землю известью и - пожалуйста - получай углекислоту в любых количествах.

– Когда же растение получает углекислоту еще раз и в другой комбинации, так ты понимаешь, надеюсь, что от этого вторичного воздействия оно становится еще крепче на ноги.

– Скажи мне, - обратился к своей собеседнице Павел, - не рекомендовал ли тебе отец - я говорю о письме - обратить меня в сельскохозяйственную веру.

Кира вспыхнула до корней волос. Закусив губу, она склонилась над конвейером, внезапно заинтересовавшись процессом работы.

– Я угадал?

– Ты хочешь знать содержание письма? - смутилась Кира.

– Да!

– Может быть… со временем… я покажу тебе…

– Что я должен сделать для того…

– Замолчи пожалуйста! - крикнула Кира.

– Хорошо! - комически вздохнул Стельмах,-я не буду говорить о письме. Продолжай.

Кира молчала.

–Ну, что же, - пытался вызвать ее на разговор Павел, - с тех пор, значит, ты смотришь на жизнь глазами маньяка.

– Не совсем, - неохотно ответила Кира, - но я уже и не осуждаю его. После этого урока я начала смотреть совсем иначе на людей, чем когда-то смотрела. Его увлечение конечно ненормально для человека нашего времени, однако таких чудаков, как я убедилась впоследствии, можно встретите на каждом шагу. Для одного весь мир заключен в химические формулы, другой бредит математикой, третьи помешаны на искусстве, ну, а некоторые носятся где-то в межпланетном пространстве.

– Прекрасно, очень прекрасно! - сердито заметил Павел, - но если ты будешь невоздержана на язык, то я захвачу тебя в сферический гараж и сделаю звездопоклонницей.

– Что ж, может быть и твоя работа не менее интересна.

– Я думаю! - гордо сказал Павел.

Случилось так, что они встречались почти каждый день. Они вместе обедали и вечерами подолгу болтали о том, что приходило им в голову.

Кира была не только остроумной собеседницей, но и хорошим приятелем. Разносторонне образованная, она, как и большинство людей ее возраста, прекрасно знала технику, увлекалась медициной, рисовала, обладала солидными знаниями в области точных наук, была неравнодушна к поэзии.

Но кажется более всего она любила музыку.

Нередко после ужина они заходили в отель «Звездные пути», где остановилась Кира, открывали настежь окна, выдвигали кабинетный рояль на середину… Тонкие и сильные пальцы Киры погружались в белые клавиши; рояль шумно вздыхал, гудел, точно прибой в рассветный час, и вдруг осыпал полумрак весенними мелодиями. Откинувшись назад, Кира смотрела широко открытыми глазами в лицо Павла и звучным голосом импровизировала:

– Ты видишь сад… Он белый, белый… От цветов… от радости… Над садом ласковое голубое небо… Летят птицы… Это весна, Павел… Слышишь радостное курлыканье журавлей… Чувствуешь, как теплый ветер дует в твои ресницы… Прохладные ветви деревьев касаются жаркого лица… Цветет земля… Шумят весенние ручьи…

В полумраке комнаты она походила на белую птицу из сказок древних. Медленно раскачиваясь телом, она неутомимыми руками создавала хрупкий, стеклянный мир, который гремел под напором весенних ветров.

– Все голубое, голубое… Дали призрачны… Море ласковое… Огромный мир дышит спокойно и мудро… И над миром несется песня… Радуйтесь… Каждое мгновенье прекрасно… Веселитесь… День чист… Белые сады клонятся к земле под тяжестью цветов…

Она вскакивала, со смехом подбегала к Павлу.

– Ну? Что ты скажешь?

– Это недурно!

– Тебе понравилось?

– Да, это мне нравится, но не слишком ли прозрачна музыка?

Тогда она подбегала к роялю снова:

– Ну, вот, послушай это.

Горячая музыка вспыхивала под ее пальцами. Беспокойная и тяжелая, она смущала, наполняла сердце тревогой.

– Это человек… Это огромный, сильный человек… В туманах, во мгле поднимается он… Теплая и сонная земля качается под его ногами… В мироздании по неведомым путям стремительно летит Земля… И на Земле человек… Зорким взглядом он смотрит по сторонам… Земля… Миры… Человек огромен… Человек могуч… Он встает во весь рост, и вселенная пропадает за его плечами… Связка стальных тросов шуршит в его руках… Он поднимает голову…

Музыка нарастает. В тяжелую и беспокойную ритмику внезапно врывается взрыв.

– Довольно! Я устала!

Тогда они выходили на балкон и молча сидели, вдыхая эротический запах лилий, прислушиваясь к шуму моря.

Высоко над головами в темном южном небе дрожали зеленые мохнатые звезды, проносились, сверкая прожекторами, ночные самолеты. В темных садах бродил приглушенный смех. На пляже гремела песня. Она то взлетала высоко вверх и неожиданной ракетой сверкала и рассыпалась, то вдруг повисала где-то вдали одной нотой щемящей сердце. Вверху шуршали крылья аэроптеров, любителей ночных прогулок.

– Хорошо все-таки жить! - вздыхала Кира.

Иногда в рассветный час она врывалась к Павлу, заставляла его одеваться и тащила на пляж.

– Довольно спать! - кричала она. - Мир проснулся и вода тепла… Можно уже купаться.

Они бежали к морю.

Сильные и здоровые, они возились, поднимая тучи брызг. Фыркая, точно тюлени, плавали в розовой от зари воде, уплывали далеко от берега, пели песни, кричали, смеялись, потом усталые, мокрые, взбирались на скалы.

Огромное солнце вставало над морем. Кира протягивала к солнцу, руки и, дурачась, кричала:

– Солнце, здравствуй!

Заражаясь ее настроением, Павел делал в сторону светила приветственный жест:

– Здорово, старина! - фамильярничал Павел с солнцем.

Незаметно пролетел месяц отдыха в Солнцеграде.