* * *
В Долоссы самолет прибыл поздно ночью. Проскользнув над Ялтинским аэродромом, аэроплан поплыл в сторону висевших высоко в небе огней.
Аллея прожекторов из долины бежала по склонам вверх, где заревом горела ночная площадка Долосского аэродрома. Под ногами качнулся освещенный овал. Самолет, описывая круги, ринулся вниз и вскоре покатился по твердой, покрытой гудроном площадке.
Вместе с другими пассажирами Павел покинул самолет, но не успел он выйти из полосы света, отбрасываемого боковыми прожекторами самолета, как знакомый голос крикнул за спиною:
– Алло! Павел! Алло!
От кабины управления отделился человек в кожах. Протягивая руки, он кричал громко, как обычно кричат оглохшие люди.
– Ты, дружище, куда?
– Шторм, здорово! - обрадовался Павел. - Ты что? Дежуришь? - спросил он, оглядывая пилотскую прозодежду Шторма.
– А ты что забыл в Долоссах?
Павел нахмурился.
– Семейные дела, Шторм.
– И неприятные?
Павел промолчал. Поняв это молчание, Шторм тряхнул руку Павла и сконфуженно пробормотал:
– Ну, ну, прости! Я ору, как идиот, а у тебя быть может…
Он поперхнулся и деланно закашлял.
– Ты остаешься в Долоссах? - поспешил переменить разговор Павел.
–Увы! - вздохнул Шторм, - с меня причитается еще два часа. Спать хочется смертельно. Хорошо еще, что мотор не дает дремать, а то бы я тебя вывалил давно…
Шторм комически вздохнул:
– Не везет мне последнее время. Удивительно не везет. На прошлой неделе пришлось работать пять часов в столовых, сегодня самолет всучили. И вот всегда так: стоит опоздать на несколько минут, как все лучшие работы расхватают другие.
– Сам виноват, надо приходить раньше в распределитель.
– Так, видно, и придется делать! - засмеялся Шторм. - Однако, меня уже наверное заждались.
Пожимая руку Павла, Шторм спросил:
– Обещание помнишь, не забыл?
– Нет, нет, Шторм! Но только ничего пока еще неизвестно. Совет ста как будто намерен возражать.
– Знаю, знаю!
– Што-о-рм! - крикнул чей-то голос.
– Ну, всего, - заторопился Шторм, - механик без меня жить не может!
И вприпрыжку побежал к самолету.
Павел подходил к аэровокзалу, когда самолет, гудя моторами, подпрыгнул над аэродромом и, оставляя за собой огненный след, кинулся в туманную мглу южной ночи.
* * *
Аэровокзал был пуст.
Неоновые лампы заливали ровным светом пустынные залы с оставленными на столах журналами и газетами. Тускло поблескивали стекла буфета. В углу горели зеленые огни бюро отелей и сквозь матовые, молочные стекла механических гидов светились золотистые электролампы.
Павел подошел к бюро.
Усталым взором он скользнул по указателю, механически читая слова:
– Отель «Солнечная долина». Свободны №№ 272-360. Юго-Запад - 15 мин.
– Отель «Счастливый рыбак». Свободны №№ 53, 54, 55. Восток - 30 мин.
– Отель «Калабрия». Свободны №№ 289, 290, 291, и 67. Юго-Зап. - 15 мин.
– Отель «Веселый пилот». Свободны №№ 1, 683, 700. Юго-Зап - 40 мин.
– Отель «Страна советов». Свободны №№ 6-400 Юго-Запад - 1 ч. 30 мин.
– Отель «Ночные звезды». Свободны №№ 87-400. Юго-Запад - 1 ч. 05 мин.
– Отель «Грядущее». Свободны все номера. Юго-Запад - 2 часа.
– Отель «Бронзовые кони». Свободен № 6. Юго-Запад 5 мин.
Отель «Бронзовые кони» показался Стельмаху наиболее подходящим местом остановки, предоставляя то неоспоримое удобство, что был расположен в пяти минутах ходьбы от аэровокзала. Для прибывающих в ночные часы это уже являлось большим преимуществом.
Протянув руку к механическому гиду, он перевел эмалированый валик и, когда против слов «Бронзовые кони» встала надпись: «Все номера заняты», Павел вышел из аэровокзала, направляясь на юго-запад.
У южного турникета аэровокзала дороги расходились на запад, юго-запад и юго-восток. Длинная, светящаяся стрела показывала путь к юго-западным отелям и санаториям, и в этом направлении Павел зашагал, вдыхая полной грудью терпкий запах магнолий и теплый воздух лаванды.
По-ночному освещенная аллея стройных кипарисов тянулась в гору, над которой стояли отсветы близких огней. Ночная тишина нарушалась далеким шумом моря и шарканием ног по асфальту.
Был полночный час, когда Стельмах дошел до сияющего огнями отеля. Стараясь не шуметь, Павел открыл двери, отыскал по указателю шестой номер и опустив в автомат свою трудовую карточку, которая тотчас же встала под номер шесть, прошел безмолвным коридором в номер.
* * *
Утреннее солнце застало Стельмаха одетым. Приняв ванну, он вышел на балкон, с которого открывался вид на синюю ширь моря, дымящуюся туманами. Вдали, вырастая мачтами и трубами, плыли караваны кораблей. Гидропланы сновали в лазурном воздухе, наполняя утро уверенным гулом машин.
В памяти Павла всплыли старинные стихи поэта сурового века:
Выйдя в ночь задолго до рассвета,
Как мешок, утрясся в океан
С палевыми мачтами корвета,
С желтыми прожилками туман.
У мола поднимались в лазурь ажурные руки кранов. В рассветном серебре дымили сотни пароходных труб; с утренним уловом спешили неуклюжие тралеры, пробираясь сквозь строй теплоходов, рефрижераторов и, трансатлантических кораблей, стоящих на рейде; далекие песчаные отмели были усеяны ранними купальщиками.
За цепью мохнатых зеленых гор, с белыми санаториями и отелями, стояли, сливаясь с призрачно-голубым горизонтом, ослепительно яркие, точно отлитые из хрусталя, снеговые горы.
Снизу доносился молодой говор.
По шоссе, широко бегущему сквозь густые темно-зеленые сады и виноградники, уже сновали авто; уже гремели фуникулеры, и опаловые вагончики со свистом скользили по подвесным дорогам.
Густое смолистое дыханье теплой хвои, опутанное терпким запахом южных цветов, невидимо сочилось вокруг, проникая в легкие, заставляя сердце гнать горячую кровь сильными, ритмичными толчками.
Павел еще раз взглянул на снеговые горы, и оставив балкон вошел в светлую, залитую солнцем комнату.
По стенам висели прекрасные художественные репродукции эпического Губерт-ван-Эйка, веселого Давида Тенирса, могучего Курбэ, романтичного Руо, мужественного Леже, чувственного Тициана и буйного Рубенса. Книги чернея спали за поблескивавшими, как перламутр, стеклами книжных шкапов. В углах дремали в янтарно-желтых кадках гибриды айлантов - этих живых озонаторов комнатного воздуха7. Небольшой письменный стол и удобное кресло стояли перед окном. Из окна можно было видеть необъятно голубой простор раскинувшегося моря.
7Для товарищей не знакомых с условиями жизни описываемой эпохи, может быть, покажется странным пристрастие людей к комнатным растениям, которые в наши дни считаются прямыми показателями зловредного мещанства и всяческих обрастании.
К величайшему негодованию борцов с комнатной флорой мы должны все же сказать здесь, что Павел, как и все люди эпохи, любит и цветы и комнатные растения, любит, главным образом, за их прекрасные свойства очищать воздух.
Различные приборы для письма и фонограф в порядке были расположены на столе.
Около дверей поблескивал телетофор. В глубине под небольшой мраморной аркой белел экран для телекинорадиоприема.
Проще была обставлена спальня, куда прошел Павел.
Небольшая комната соединялась с кабинетом аркой мавританского стиля. В спальне стояли кровать и ночной столик. Зеркальные шкалы с бельем и платьем дремали в нишах, рядом с пневматическими автоматами. Полупрозрачные шелковые занавески, закрывающие широкие окна, делали утренний свет мягким и приятным. Узкая стеклянная дверь соединяла спальню с ванной комнатой, где, кроме эмалевой ванны и душа, можно было увидеть всевозможные приспособления и принадлежности для легкой атлетики.
