Когда она пришла, Павел предложил ей кресло.

Он достал письмо и, передавая его, сказал со злостью:

– Письмо не запечатано. Очевидно, твой отец имел для этого причины.

Девушка вынула вдвое сложенный листок бумаги. Издали Павел увидел, что на листке была написана только одна фраза и внизу стояла подпись. Но девушка почему-то, долгое время не могла поднять головы от письма, как будто это было не письмо с одной фразой, а по меньшей мере десяток страниц «Капитала» Маркса. Павел видел, как густая краска заливает щеки девушки; когда же она подняла голову и в замешательстве взглянула на Павла, - странная неловкость и досада наполнили его сознание.

Инстинктом он понимал, что эта единственная фраза касается его.

Но, не имея возможности узнать, что именно пишет о нем Молибден, Павел почувствовал, как ощущение беспричинной раздражительности овладевает им. Сдерживая себя, он сказал:

– Вообще… я не понимаю, почему Молибдену пришла в голову мысль…

Он запнулся.

Девушка быстро взглянула на него.

– Ты Стельмах?…

Павел кивнул головой.

– Меня зовут… Кира. Ты долго пробудешь здесь?

– Еще три декады…

– Ты первый раз в Солнцеграде?

– Да… И, кажется, последний…

– Тебе не нравится?

– Скучно.

В это время они оба остановили взоры на письме, которое Кира вертела в руке, потом, взглянув друг на друга, смущенно замолчали. Им вдруг стало не о чем разговаривать. Павел почувствовал, как в его грудь проникает непонятное волнение. Сердце сжималось. Он едва решился взглянуть на девушку.

– Что… в этом письме? - спросил Павел.

Кира закусила губу. Густой румянец залил ее щеки.

– Видишь ли, - сказала она запинаясь, - это очевидно… шутка отца…

Она протянула Павлу руку с письмом, но тотчас же, покраснев еще более, быстро одернула руку.

– Нет, нет… Ты не должен…

– Как хочешь! - пожал плечами Павел, - я просто подумал, что это письмо касается меня.

– Ты угадал. Так на самом деле и есть. Но… я не хотела бы говорить об этом.

Она встала и, протянув руку Павлу, сказала:

– Мы еще встретимся… Сейчас же я должна идти!

Он проводил ее до дверей.

Они встретились через несколько дней.

Утром Павел услышал, как репродукторы приглашали желающих пойти на работу в коммунальных предприятиях. Ощущая потребность в работе, Павел направился к распределителю.

Он подошел к небольшому приземистому зданию в тот момент, когда целые толпы отдыхающих с веселым шумом вливались через стеклянные двери в распределитель.

Пришлось занять очередь¹³.

¹³Людям нашего времени, возможно, покажется странной та необычайная тяга к работе, которая заставляет людей социалистического общества вставать в очередь для того, чтобы получить работу. Но дело в том, что в социалистическом обществе труд не является тяжелой повинностью. Это, скорее спорт. Это приятная привычка. Труд для каждого человека - такая же необходимость, как вода, пища и воздух. Являясь частицами вечной, находящейся в созидательном движении материи, мы живем только в этом движении. Стоит нам остановиться, выключиться из этого общего движения, как тотчас же приступы невероятной тоски станут рядом с нами. Жизнь без работы, то есть без движения, без творческой деятельности, - немыслима совершенно. Лечение трудом, получившее широкое распространение уже и в наш реконструктивный период, стало там одним из могучих средств медицины. Неврастения, психостения, иппохондрия, малокровие и ряд заболевании нервного происхождения с успехом врачевались с помощью труда.

Он продвигался постепенно вперед, пока не очутился перед красным щитом, на котором сверкали полосы указателей:

Павел в нерешительности остановился перед распределителем. Тогда женский голос крикнул за спиной:

– Ну, ну… Побыстрее!…

Павел в замешательстве перевел валик - против слова «прачечных», и тотчас же в графе «зарегистрировано» встала цифра 1102.

– Ну, вот! - произнес тот же голос, - 1102 и один всегда дают 1103.

Павел оглянулся.

Перед ним стояла Кира.

– Ах, это ты? - смущенно проговорила она.

Они отошли от распределительной доски в сторону. Кира протянула Павлу руку и сказала:

– Не сердись… Но я терпеть не могу, когда кто-нибудь стоит перед доской и выбирает… Как будто не все равно, где работать.

– Я не сержусь, - ответил Павел, - только я хотел пойти в статотдел… Видишь ли, мне еще ни разу не приходилось работать в этой области, поэтому…

– Принимая во внимание твой возраст, я могу гарантировать, что ты попадешь со временем и на эту работу… Ну, а сегодня мы работаем вместе.

– Не возражаю, - улыбнулся Павел.

Вечером того же дня они встретились за городской чертой у ворот коммунальной прачечной.

Это было серое здание в десять этажей. В бетоне сверкали огромные стекла и за стеклами были видны перебегающие с места на место люди.

Павел пропустил Киру вперед.

Они вошли под застекленный свод гардеробной, отыскали свободные ящики, достали оттуда прозодежду и, превратившись в рабочих, прошли в фабричный распределитель.

Молча заполнили они графу «горячий пар» и, следуя за стрелками-указателями, прошли коридорами в цех.

Войдя в большой зал, сплошь уставленный машинами, они встали против двух девушек.

– Кончай, - весело сказал Павел. - Сменяем!

Одна из девушек спросила:

– Ты уже работал в цехе горячего пара?

– Нет.

– В таком случае - смотри.

Она обратила внимание Павла на широкую ленту, по которой двигались белые одежды. Они шли сплошным потоком по застекленному транспортеру, мимо трубопроводов, из которых вырывались яростные клубы пара.

– Смотри сюда! - сказала девушка.

Она положила руки на регулятор.

– Если подача пара ослабевает, поверни рукоятку вправо. Если платье начнет сбиваться в кучу, переведи этот рычаг до надписи «свободный ход». Вот это все. Понятно?

– Вполне.

– До свиданья.

Девушки ушли. Павел остался с Кирой.

Так же быстро произошла смена и в других отделениях коммунальной прачечной.

Группа новых рабочих встала к приемникам.

Изо всех гостиниц, жилых помещений и коммунальных предприятий сюда тянулись трубы, по которым пневматически направлялось в коммунальную прачечную белье и другие изделия из полотна, бязи и коломянки.

Из приемника все поступающие предметы по транспортерам шли в дезинфекционные камеры, откуда посылались в горячий цех.

Влажный и горячий пар обволакивал бесформенные груды вещей, превращая их в мокрые, куски, и гнал в котлы мыльно-щелочных растворов. В следующем цехе белье проходило через камеры электросушки. Затем поступало в гладильное отделение, откуда, сложенное, сияющее белизной поднималось транспортерами в верхние этажи в отделения сортировки и уже по пневматическим трубам опять мчалось в гостиницы, в столовые, в буфеты, в лаборатории, в бани, в базисные склады, по абонементным номерам.

Павел с сосредоточенным видом стоял у машины, регулируя горячий пар. Белые потоки одежды катились под стеклом ровным приливом. Попадая в полосу пара, они внезапно теряли свои очертания, превращаясь в тяжелую набухшую лаву, которая медленно подплывала к всасывающим отверстиям и бесшумно проваливалась вниз.

– Ну? - услышал он голос Киры.

– Несложно и… неинтересно. Я думал, цех горячего пара не менее, чем машинное отделение.

– А мне все равно, - сказала Кира, - работа в сложных машинных отделениях мне кажется даже скучной.

– А я люблю машины! Работая в сердце предприятий, я ощущаю преклонение перед металлическими чудовищами. Мне кажется порой, что они ворочаются и, точно разумные существа, вздыхают, сердятся, торопятся…