И почти тотчас же из густого папоротника раздался негромкий, насмешливый голос:

— Ну, как дела, здоровяк? Судя по тому, как ты хромаешь, тебе где-то задницу подпалили…

Рауф круто обернулся, но никого не увидел. Он подождал, изнемогая от нетерпения, и спустя некоторое время заметил черную маску лиса, которая просвечивала сквозь траву футах в десяти от него.

— Дружка, смотрю, потерял? — спросил лис. — Застрелили небось?

— Лис, пойдем скорее со мной. Не то голову откушу. Надоеда живой, но в большой беде. Если ты не сможешь его вытащить, никто не сможет.

Мистер Пауэлл взял мелок и пометил на доске срок отсидки, который выдержала обезьянка: пошли двадцать пятые сутки. Из цилиндра не доносилось ни звука. Выждав немного, он постучал по металлу кончиком авторучки. Никакого ответа не последовало, и мистер Пауэлл занялся другими делами.

Сегодня он пришел на работу пораньше, чтобы проведать кроликов, на которых испытывали спрей для волос, — рутинное дело, которое он в действительности должен был закончить еще вчера вечером. Опыты с кроликами были предписаны законодательством, без них господа Глабстолл и Бринкли не могли выпустить на рынок только что разработанный спрей, называвшийся «Ринки-Динки». Время несколько поджимало, поскольку первая серия тестов дала неоднозначные результаты. Господа Глабстолл и Бринкли с нетерпением ждали одобрения от Ж.О.П.А., чтобы запустить товар в массовое производство и одновременно развернуть рекламную кампанию («Он посмотрит на тебя новыми глазами, если с тобой „Ринки-Динки“!»).

На момент опрыскивания кроликов обездвиживали, помещая в матерчатые рукава, а примерно через пятнадцать минут рассаживали по стальным ящичкам с регулируемыми отверстиями в дверцах. Таким образом, каждый подопытный зверек оказывался в отдельной кабинке, из которой наружу торчала только длинноухая голова. Ни втянуть ее, ни потереть глаза передними лапками кролик был не в состоянии. Задача мистера Пауэлла заключалась в том, чтобы оценить ущерб, нанесенный глазам, замерив толщину роговицы.

Надев белый халат и тщательно вымыв руки с дезинфицирующим мылом, мистер Пауэлл задумчиво постукивал по зубам тыльным концом карандаша и листал рабочий журнал, который мисс Аврил Уотсон, его коллега, занимавшаяся нанесением спрея, любезно оставила открытым на лабораторном столе.

— «Опрыскивание производилось с двенадцати до двенадцати тридцати трех»… хм-хм, вчера, то есть получается… ну-ка… примерно двадцать часов, то есть как раз. «Никаких необычных реакций не замечено»… Хорошо… «Все кролики при опрыскивании интенсивно сопротивлялись»… Ага, самой бы тебе так, милая Аврил… «Три экземпляра визжали»… Можно было и не указывать, это неинформативно… «Быстро произошло опухание. Индивидуальные проверки в восемнадцать часов показали во всех случаях выраженный отек тканей. Вздутие роговицы — в среднем сто шестьдесят четыре и четырнадцать сотых процента от нормы»… Ну хоть один надежный факт… «Слезоотделение»… Еще б ему не быть! «Средней выраженности эритема[53], образование отека»… Ладно, хватит болтовни, сейчас посмотрим!

Кроличьи головы, которые торчали из выстроившихся длинным рядом ящичков и словно существовали отдельно от тел, взирали на выкрашенную зеленой краской противоположную стену. Зрелище было до того неестественным, что еще несколько сонный, позевывавший мистер Пауэлл, который, в отличие от подопытных зверьков, вовсю тер глаза, на мгновение готов был поверить, что смотрит не на живых кроликов, а скорее на искусно выполненный декоративный бордюр — что-то вроде ангельских головок или сонма воскресших праведников, окружающих Отца, Сына и Пресвятую Деву на барабане церковного купола или на заалтарной перегородке. (Мистер Пауэлл, выросший в веселом Линкольне, мальчиком пел в церковном хоре и знал толк в подобных изображениях.) Другое дело, что святых угодников не принято изображать с воспаленными, слезящимися глазами (хотя заслуживающие доверия люди и уверяют нас, что Господь утрет слезы всем невинным страдальцам) и с подергивающимися носами. В общем, спустя несколько мгновений иллюзия рассеялась.

Мистер Пауэлл подошел к кролику номер 10452 (в Ж.О.П.А. расходовалось примерно сто двадцать кроликов в месяц).

— Тихо, тихо, пушистик… — приговаривал он вполголоса, одной рукой держа уши зверька, а другой открывая дверцу. — Отработал кролик, дети, скоро будет лишь…

В дверь лаборатории постучали.

— Входите, — не оборачиваясь, отозвался мистер Пауэлл. — Скоро будет лишь скелетик. Ма-аленький такой скелетик в шкафу, такие дела, пушистик. Это, с позволения сказать, будет твоя новая должность. Станут тебя изучать в каком-нибудь суперсовременном старшем классе с биологическим уклоном. Короче, зазря не пропадешь. Так, а роговица у нас — сто семьдесят целых и две десятых процента от нормы. Запишем.

— Простите, сэр…

Мистер Пауэлл, вообще-то, думал, что это пришел молодой помощник Тайсона — Том. Подняв глаза, он вздрогнул от неожиданности, когда увидел перед собой полисмена. Он выпустил уши кролика и инстинктивно поднялся на ноги.

— Простите, сэр, я вас, кажется, напугал?

— Нет-нет, офицер, все нормально. Я просто не ожидал вас увидеть, вот и все. Что-нибудь случилось? И, кстати, как вы попали сюда? Видите ли, я полагал, что учреждение еще закрыто. Я сегодня пришел пораньше…

— Я, сэр, крючок на окне открыл. Я сперва в дверь звонил, но никто к ней не подошел. Что ж, нам иной раз приходится проникать в помещения без спроса, на свой страх и риск. Обычно мы так делаем в тех случаях, когда обстоятельства вынуждают, например, если кажется, что кому-то внутри опасность грозит. Когда кого-то надо спасать, бывает, и не на такое идешь…

— Да-да, конечно. Так что все-таки произошло?

В этот момент кролик незряче ткнулся в деревянную стойку с пробирками. Мистер Пауэлл вернул зверька в ящик и закрыл дверцу, так что отверстие плотно охватило кроличью шею. Полисмен вежливо ждал, пока он с этим покончит.

— Так вот, сэр, видите ли, я только что из Конистона. Нам позвонила одна леди из Даннердейла — некая мисс Доусон, живущая в Ситуэйте. Она говорит, что одна из ваших собак заперта у нее в сарае.

«Боже правый!» — мысленно воскликнул мистер Пауэлл, а вслух сказал: — Одна из наших собак, офицер?

— Ну да, сэр, похоже на то. Мисс Доусон говорит, она сегодня утром проснулась, глядь, а эта самая собака ее помойку потрошит. Она скорее вниз, хватает собаку и запихивает в сарай…

— Да неужели?

— Точно, сэр, схватила и запихнула. И еще она видела на собаке зеленый ошейник. А на голове у нее — большущий рубец. Поэтому мисс Доусон и решила, что пес, верно, ваш, и позвонила нам в участок. С полчаса назад сержант стал звонить сюда, но никто не отвечал…

— Естественно, час-то еще ранний.

— Точно, сэр, ранний. Вот он меня сюда и послал, чтобы я кого-то отыскал и переговорил об этом деле.

— Ну, полагаю, я и есть этот «кто-то». Я немедленно поставлю в известность директора, когда он появится.

«Он будет рад», — добавил мистер Пауэлл про себя. Было очень похоже, что Ж.О.П.А. здорово вляпалось, и начальству придется изрядно попотеть, ища способ выкрутиться.

— Видите ли, сэр, дело обстоит вот как, — сказал полицейский. — Было бы очень хорошо, если бы кто-нибудь прокатился со мной в Даннердейл к этой леди. Поговорил с ней, глянул на собачку. Опознал, как говорится.

— Что, прямо сейчас?

— Чем скорее, тем лучше, сэр. Понимаете ли, если выяснится, что это та самая собака, которая резала овец на холмах, и если она как-то замешана в том несчастном случае со стрельбой возле Кокли-Бек, ее нужно как можно скорее опознать и забрать с участка той леди. Она волнуется, вы же понимаете…

«Это опасно… — подумал мистер Пауэлл. — Вот дьявольщина, и ведь не откажешь ему! Господи, ну почему всегда я?»

— Хорошо, офицер, едем. Вы не возражаете, если я напишу шефу записку, чтобы он был в курсе дела?