Мистер Пауэлл посмотрел на серебристый непогожий закат за окном, на чаек, кружившихся над холмами.
— Хотелось бы только знать, — сказал он, — почему переводят именно меня, а не кого-то другого.
— Ну, я не стал бы так ставить вопрос, — возразил доктор Бойкотт, придав голосу сухую, отрывистую деловитость, подразумевавшую, что он готов вести серьезный разговор, не размениваясь на разного рода глупости.
— Существует ли на мой счет какая-нибудь докладная записка, и, если да, могу ли я с ней ознакомиться? — спросил мистер Пауэлл.
— Послушайте, Стивен, давайте рассуждать с позиций здравого смысла, — сказал доктор Бойкотт. — Вы же отлично понимаете, что, даже если такая записка и существует, никто вам ее не покажет. Вы, конечно, можете настоять на личной встрече с директором, но, уверяю вас, ничего нового он вам не скажет. Вас просто переводят туда, где вы нужнее, причем безо всякого понижения. Вы не потеряете ни в жалованье, ни в карьерных перспективах. Что поделаешь, деловая целесообразность не всегда совпадает с нашими личными желаниями. Такова жесткая необходимость — если угодно, своего рода эксперимент по сокращению расходов, затеянный на самом верху. Нам приказали — мы выполняем. Но ведь у нас, ученых, всегда так — на первом месте работа.
— Эксперимент, говорите… Что ж, я понял.
Мистер Пауэлл смотрел на широко распростертые крылья паривших в небе чаек. Птицы стремительно мчались в воздушном потоке и в то же время оставались на месте. Такое вот сочетание движения и покоя, напоминавшее маленький водоворот в ручье. Последние слова доктора Бойкотта никак не повлияли на мнение мистера Пауэлла о происходящем — поскольку, в общем-то, они ничего не добавили к услышанному им ранее. Мистер Пауэлл по натуре не был бойцом, вдобавок его с детства приучили уважать старших и априори исходить из того, что их мнение по большому счету верно и дальновидно. Он привык не бороться с ними, а сотрудничать и принимать то, что ему говорили.
— Я только вот что хочу сказать, шеф, — неожиданно вырвалось у него. — Мне… как бы это сказать… крайне нежелательно было бы уезжать прямо сейчас. Вы же понимаете… столько хлопот… все кувырком… У меня обстоятельства… как бы объяснить… личного свойства.
Доктор Бойкотт молча разглядывал лежавший на столе блокнот. «Что за обстоятельства могут у него быть? — гадал он про себя. — Подружка на стороне? Тайная гомосексуальная связь?» Он знал мистера Пауэлла как человека несколько незрелого и бесхитростного и очень надеялся, что тот не скажет сейчас ничего такого, от чего станет неловко. Однако мистер Пауэлл, судя по всему, продолжать вовсе не собирался.
— Могу лишь повторить вам, — помолчав, вновь заговорил доктор Бойкотт, — что вы имеете полное право лично переговорить с директором, если хотите. Уверен, он не откажет вам во встрече. Вы у нас очень хорошо поработали, в этом ни у кого нет ни малейших сомнений. Мы все желаем вам успехов, и лично я не сомневаюсь, что у вас впереди большое будущее в науке. И, кстати, никто не говорит, что вы должны прямо сейчас бросить все и уехать. Надеюсь, вы это понимаете? — И он улыбнулся. — Нам просто нужно подыскать вам работу, наилучшим образом соответствующую вашим возможностям и вашему потенциалу. Так что вам совершенно не о чем беспокоиться. Подумайте об этом в выходные, и, если пожелаете, в понедельник мы продолжим разговор… Хотя, честно говоря, я не знаю, что еще добавить к сказанному. — Он вновь помолчал, потом продолжил: — Кстати, мы раздобыли новую собаку для экспериментов с погружением в воду, так что, прежде чем вы нас покинете, можно будет запустить новую серию опытов. Не могли бы вы поднять документацию по первой собаке — я имею в виду бывшего семь-три-второго? На этом позвольте распрощаться с вами до понедельника. И, мистер Пауэлл, постарайтесь за выходные как следует отдохнуть!
— Хорошо, шеф. Постараюсь. Спасибо. Спасибо большое. Всего доброго.
Мистер Пауэлл вышел за дверь и молча пошел по длинному коридору, засунув руки в карманы и при каждом шаге ступая с пятки на носок, как порой делают люди в состоянии глубокой задумчивости. Однако ни о чем определенном он не размышлял и даже сам не смог бы сказать, где сейчас пребывают его мысли. Ему навстречу попался Том, который тащил длинную проволочную клетку с морскими свинками, и мистер Пауэлл посторонился, уступая ему дорогу. В дальнем конце коридора он помедлил возле окна, выходившего на ручей, — тот разлился после дождя, скрыв травяные кочки и поросли болотного мирта вдоль берегов. На глаза молодому ученому попалась низкая ветка, свисавшая в воду. Течение гнуло и тянуло ее, она выпрямлялась, стряхивала капли и снова погружалась в воду. Мистер Пауэлл праздно задумался о том, как долго длится это качание и когда наконец упругость ветки будет исчерпана. Потом вытащил из кармана секундомер и от нечего делать замерил длительность цикла. Тот оставался постоянным в течение целой минуты и составлял три целых и четыре десятых секунды. «Отлично, веточка, — сказал он себе. — Гнешься, но не сдаешься…»
Пройдя затем в лабораторию номер четыре, мистер Пауэлл снял белый халат, вымыл руки и приготовился идти домой. Положил в кейс газету, спрей для носа и авторучку, едва не забытую на столе, добавил скляночку концентрированной кислоты, необходимой для хозяйственных нужд (она нередко бывала ему нужна, а покупать выходило дороговато), и кое-какие бумаги, которые он собирался просмотреть за выходные.
Уже облачившись в уличную одежду, он вдруг сорвал с себя непромокаемый плащ, быстро прошел к центрифуге и распахнул створки. Цилиндр, удерживаемый специальной скобой, стоял в дальнем углу. Оттуда не доносилось никаких звуков, но у вентиляционных отверстий виднелись капельки влаги. На дощечке рядом с цилиндром значилось, что уже миновали сорок первые сутки. Мистер Пауэлл открепил тяжелый цилиндр, поднял его обеими руками, перенес на деревянную скамью и отвинтил крышку.
Обезьянка внутри сидела скрючившись в позе эмбриона, подтянув колени и уткнувшись в них подбородком. Она никак не отреагировала на поднятие крышки и появление в поле зрения человека. Из цилиндра исходил смрад, смешанный с запахом дезинфицирующего состава.
Мистер Пауэлл сунул внутрь руку, взял зверька за загривок и вытащил наружу. Обезьянка не сопротивлялась, и он решил было, что она потеряла сознание, но, когда он приподнял ей голову, осторожно поддев пальцем за подбородок, она открыла глаза — правда, только для того, чтобы сразу зажмуриться: она отвыкла от света. Мистер Пауэлл сунул ее под куртку, завинтил крышку цилиндра и водворил его на прежнее место. Затем закутался в макинтош, вышел на улицу и направился к своей машине.
Суббота, 27 ноября
Было примерно семь тридцать, и дождь успел перестать. Майор Джон Одри стоял на засыпанной гравием площадке перед «Тюком шерсти» и в свете раннего утра давал своим подчиненным — взводным и ротным командирам — ценнейшие указания. Утро занялось довольно погожее, только под ногами отчаянно хлюпало. С горного ясеня, росшего возле речки, доносился голос по крайней мере одного дрозда, а по разным сторонам садика при пабе перекликались две малиновки.
— Итак, повторим кратенько, — сказал майор Одри. — Собак видели здесь, вот на этой территории, менее восьми часов назад, и, скорее всего, далеко они не ушли. Характер местности здесь таков, что при поддержке вертолетов мы должны вскоре их обнаружить, затем окружить и наконец… собственно, пристрелить. Рота «В» выдвинется на три мили вниз по долине, до Эскдейл-Грин. Далее два взвода должны развернуться севернее реки Эск, два — южнее. У вас помечены северная и южная концевые точки облавной цепи?
Капитан Крэнмер-Бинг, командир роты «В», кивнул.
— Затем в восемь тридцать вы начнете движение на восток по долине реки Эск сплошной цепью, поддерживая связь с помощью свиста, сигнальных ракет, визуально… и с помощью иных доступных средств, сообразно обстановке. Следует обыскивать все, что может послужить собакам укрытием. Само собой, это рощи и заросли кустарника, а кроме того, сараи, впадины у рек и ручьев, овчарни… в общем, все, вплоть до брошенных бумажных коробок! И вы не должны — повторяю, не должны! — ни при каких обстоятельствах разрывать облавную цепь. Вы действуете как живая сеть, надеюсь, это понятно?.. Далее, между одиннадцатью и одиннадцатью тридцатью рота должна остановиться на линии Бут — Эскдейлская церковь, и командир доложит мне обстановку, если только операция не закончится раньше. Вопросы есть?
