Куда же они отправились тем поздним вечером, когда покинули поля Лонг-Хауса в долине ручья Тарн-Бек, что в Даннердейле, вскоре после того, как Грелка Билл произнес в палате общин вдохновенную речь и воздушных десантников начали размещать на постой в Конистоне? Наши герои двинулись к югу, навстречу ветру, несшему запахи морской соли, водорослей и овец, ибо этот ветер показался им единственной путеводной ниточкой в негостеприимной тьме, распростершейся на множество миль вокруг. Вскоре после того, как они тронулись в путь, зарядил дождик. Надоеда с Рауфом еще не успели миновать Ситуэйтскую церковь и обогнуть поля Ньюфилда, когда реденький дождик усилился до настоящего ливня. К тому же Рауф заартачился, наотрез отказавшись форсировать клокочущий и ревущий ручей, протекавший позади старого школьного здания. Вместо этого он двинулся вниз по течению, держась правого берега, и шел вдоль ручья до того места, где тот ныряет под шоссе, ведущее на Ульфу. Дорога здесь открытая и прямая, но собак выручила кромешная темнота. Они пошли вдоль полотна, пытаясь хоть как-то укрыться от непогоды у каменных стен, огораживавших придорожные поля. Примерно через милю, мокрые, озябшие и очень голодные, они достигли Холл-Даннердейла. Здесь на них принялись лаять псы Роберта Линдсея, и Надоеда с Рауфом спешно двинулись дальше вперед, вновь приблизившись к заправке и домику сестер Доусон у моста через Даддон. В темноте почти ничего нельзя было рассмотреть, а дождь приглушил все прочие запахи. Поэтому они так и не узнали то место, где Надоеда выскользнул из рук мистера Пауэлла, а заодно и из недр собственной головы. Им было не до подобных открытий — все прочие чувства заслоняло ощущение полной безнадежности, помноженное на страх. Безнадежность была хуже холода и сырости штормовой ночи, она тяготила пуще пропитанной водой шерсти. Идя вдоль шоссе, они не встретили ни единой попутной или встречной машины, хотя и ни разу не остановились в поисках убежища от ветра и дождя.

Рауфу, пожалуй, пришлось особенно худо. Его со всех сторон окружали звуки бегущей воды, от струек, журчавших под лапами, до отдаленного рева поднявшегося в берегах Даддона. Все вместе казалось ожившим кошмаром, напоминавшим ему о пережитых муках и страхе. Что до Надоеды, гул ветра отдавался у него в ушах тяжелым пыхтением разогнавшейся своры и далекими криками смертного отчаяния и боли.

Лишь когда в рассветных лучах мало-помалу начала тускло блестеть мокрая трава и стало видно, как колышутся на ветру кусты, псы сделали короткий привал. Их укрыл от бури могильный камень Линдсея, что напротив входа в церковь Ульфы.

Примерно через час после восхода солнца грязные и мокрые беглецы были замечены. Их, выглянув в свой садик, увидел Рой Гринвуд, бывший покоритель Гималайских гор и инструктор по волевой и физической подготовке, а ныне — приходской священник Ульфы и Ситуэйта. У Роя было в обычае вставать затемно и часа два молиться, прежде чем приступать к завтраку и своим каждодневным обязанностям. Так и вышло, что он стоял на коленях, беседуя с Господом о грехах и горестях этого мира и о всех бедах бесчисленных жертв, разумных и неразумных, — и неожиданно, покосившись в окно, рассмотрел двоих беглецов. Чумные Псы жались один к другому под голыми ясенями, где на подвешенной косточке раскачивались синицы, а внизу наступали на берега бурые волны быстрого Даддона.

Тут надо сказать, что Рой был очень мало осведомлен об эпопее с собаками. Он не мог себе позволить каждый день покупать «Лондонский оратор», и вдобавок у него была уйма дел поважнее, чем чтение подобных изданий. Он навещал больных, одиноких, переживающих горе, он помогал управляться с овцами то одному фермеру, то другому. Конечно, его ушей не минули кое-какие глухие местные слухи, но сейчас он о них даже не вспомнил. Рой увидел только изголодавшихся собак, которые явно были в беде.

Выйдя наружу, он попробовал подозвать их, но они к нему не пошли. Тогда священник вернулся в дом и отначил бо́льшую часть от собственного завтрака, добавив к этому все немногочисленные объедки, какие смог найти в мусорном ведре. Все это он вынес наружу и, поскольку собаки так и не решились к нему подойти, удалился за дверь.

Когда часа через полтора Рой на почти голодный желудок отправился в Ситуэйт, он увидел, что еда бесследно исчезла. Как и собаки.

Позже выяснилось, что он был последним из людей, кто близко общался с псами прежде, чем эта история завершилась. И единственным (не считая мистера Эфраима и Веры Доусон), кто за все время, пока они были в бегах, проявил к ним хоть какую-то доброту.

Где именно Рауф с Надоедой провели ту жутко непогожую пятницу, пока вымокшие солдаты, матерясь, искали их от Уолна-Скара до Серого Монаха и оттуда до перевала Рейнус-Пасс, нам неизвестно. Впрочем, не так уж это и важно. Важнее то, что в течение светового дня — вероятно, ближе к вечеру — они, вероятно, пересекли безлюдные пустоши Ульфа-Фелл и Биркер-Мур, где ни одна живая душа не заметила их благодаря непогоде, и наконец спустились в Эскдейл. Возможно, они взяли к северу, достигнув Хартер-Фелла, и спустились по хребту Кепл-Крэг, перейдя вздувшийся Эск по мосту около Пенни-Хилла, ибо Рауф вряд ли сунулся бы в грохочущие перекаты Дейлгарт-Форса. Он не полез бы даже в Биркер-Форс, ставший грозной стремниной после двадцатичасового дождя.

Одно нам известно определенно — к наступлению темноты Надоеда и Рауф оказались близ знаменитого паба «Тюк шерсти», славного великолепным пивом, мощенными сланцем полами и чудесным уютом, исключавшим даже намек на сквозняки. Здесь, вскоре после закрытия, Чумные Псы совершили свое последнее противоправное деяние. Миссис Армстронг, владелица, как раз собиралась закрывать заднюю дверь, когда две собаки, внезапно материализовавшиеся из мокрой тьмы, буквально отпихнули ее в сторону, ворвались на кухню, схватили со стола говяжий язык и холодного жареного цыпленка — и с той же стремительностью исчезли в ночи. Все это заняло считаные секунды.

Вообще-то миссис Армстронг была дамой в высшей степени собранной и практичной. Не будь у нее этих качеств, «Тюк шерсти» никогда не обрел бы свою добрую славу. Однако вообразите себе громадного, всклокоченного, черного Рауфа, ощеренного и рычащего совершенно по-волчьи, да прибавьте к этому эффект неожиданности… Да тут еще Надоеда — в зеленом пластиковом ошейнике и с хирургическим рубцом во весь череп, по которому его опознал бы кто угодно от Барроу до Карлайла!

Похитители мясных деликатесов удирали прочь по извилистой тропке, что вела от задней двери «Тюка шерсти» вверх, к Грейт-Барроу и озеру Ил-Тарн, а миссис Армстронг уже звонила по телефону, и ее вполне можно понять.

Соответственно, еще до полуночи майор Одри, второй по старшинству офицер третьего парашютно-десантного батальона и ответственный за операцию «Гелерт»[96], успел оценить ситуацию и составить план действий, а ранним утром в субботу две роты десантников, из-за недосыпа злых как черти и утешаемых только перспективой скорого завершения операции, уже занимали назначенные позиции.

— …Так что, боюсь, вот такой у нас с вами итог, — сказал доктор Бойкотт.

Мистер Пауэлл молча стоял возле окна. Лицо у него было озадаченное, он чем-то напоминал человека, который получил на бегу серьезный удар, если не пулю, и еще не успел почувствовать боли. Казалось, он не мог сообразить, как следует понимать сказанное доктором Бойкоттом.

— Вам, впрочем, не стоит особо расстраиваться, — после некоторой паузы продолжал тот. — Может быть, на самом деле это и к лучшему. Вам вовсе не следует думать, что вы нам не подошли или оказались не нужны. Просто так получилось, что вас переводят в другое место в рамках вашего квалификационного уровня. Правда, пока не знаю куда. Возможно, в Портон-Даун[97], а может быть, куда-то еще…