У Рут сжалось сердце.

— Я знаю, но Вайпо больна. И мне надо о ней заботиться.

— Можно тогда я приеду и поживу тут с вами?

Рут рассмеялась:

— Я была бы очень этому рада! Но тебе надо спросить разрешения у папы.

Через два выходных Дори и Фи приехали к ней с надувным матрасом. Все расположились в комнате Рут.

— Только девочки! — настояла Дори, и Арту пришлось отправиться домой.

Вечером Рут и девочки смотрели телевизор, и рисовали хной узоры мехенди на руках друг у друга. На следующие выходные Арт спросил, не настала ли очередь мальчиков оставаться на ночь.

— Думаю, это можно устроить, — игриво ответила Рут.

Арт привез зубную щетку, смену одежды и переносной проигрыватель с диском Гершвина в исполнении Майкла Файнстайна. Ночью он забрался в кровать Рут, но из-за того, что спальня Лу Лин была за стенкой, у нее не появилось амурного настроения. Во всяком случае, именно так она объяснила это Арту.

— Ну давай тогда просто обнимемся, — предложил он.

Рут была рада, что он не потребовал других объяснений. Она устроилась у него на груди и до глубокой ночи прислушивалась к его шумному дыханию и береговой сирене. Впервые за очень долгое время она почувствовала себя в безопасности.

В конце второго месяца позвонил мистер Тан.

— Вы уверены, что больше нет страниц для перевода?

— Боюсь, что так. Я убирала в доме матери, перебирала содержимое столов и шкафов, ящик за ящиком. Даже нашла ее тайник в тысячу долларов под напольной доской. Если бы у нее где-нибудь хранились еще тексты, я бы обязательно их нашла.

— Тогда я закончил. — Мистер Тан казался грустным. — Там было несколько страниц с одними и теми же строками, повторявшимися несколько раз. Она беспокоилась, что стала слишком много забывать. И написано это было уже неверной рукой. Я думаю, это самые свежие записи. Возможно, это вас расстроит. Я просто предупреждаю вас, чтобы вы были готовы.

Рут его поблагодарила.

— Могу ли я подъехать к вам и привезти свою работу? — Это прозвучало почти официально. — Вы не будете возражать?

— Это вас не затруднит?

— Почту за честь. Честно сказать, я бы очень хотел познакомиться с вашей матерью. После того как я читал днем и ночью ее записи, мне кажется, что я знаю ее как очень хорошего друга, и уже соскучился по ней.

— Она уже не та женщина, что написала все это, — предупредила Рут.

— Возможно… Но мне почему-то думается, что она осталась прежней.

— Не хотите приехать к нам сегодня на ужин?

Рут шутливо сказала матери, что к ней приедет поклонник, чтобы познакомиться, и что ей надо нарядиться для этой встречи.

— Нет! Никто не приходить!

Рут улыбалась и кивала.

— Кто?

— Старый друг одного из твоих старых друзей из Китая, — загадочно ответила Рут.

Лу Лин принялась вспоминать.

— Ах да. Теперь помнить.

Рут помогла матери принять ванну и одеться, повязала на шею красивый шарфик, причесала и слегка подкрасила губы помадой.

— Ты у меня красивая, — сказала она ей, и это было чистой правдой.

Лу Лин посмотрела на отражение в зеркале.

— Красива, как Будда. А Гао Лин не такой красивый, как я.

Рут рассмеялась. Мать никогда не гордилась своей внешностью, но с приходом деменции строгий цензор скромности перестал работать одним из первых. В каком-то смысле эта болезнь действовала как сыворотка правды.

Мистер Тан прибыл ровно в семь часов. Он привез записи Лу Лин и свой перевод. Тан оказался стройным мужчиной с копной белых волос, глубокими морщинками от улыбок и очень добрым лицом. Он привез Лу Лин целый пакет апельсинов.

— Не надо быть такой вежливый, — привычно сказала она, уже ощупывая фрукты в поисках мягких мест. А потом принялась бранить Рут по-китайски: — Ну что ты! Возьми у него пальто. Скажи, чтобы садился. Предложи что-нибудь попить.

— Не стоит так беспокоиться, — сказал мистер Тан.

— О, вы говорите на пекинском диалекте, очень приятно, — сказала Лу Лин.

Она внезапно стала женственной и стеснительной, что позабавило Рут. Мистер Тан, в свою очередь, был самим очарованием: отодвигал ей стул, наливал Лу Лин первой чаю и подливал его, когда ее чашка наполовину пустела. Они продолжили разговаривать на китайском, и Рут показалось, что мать выражается яснее и меньше путается.

— Откуда вы родом? Из какого района Китая? — спросила Лу Лин.

— Из Тяньцзиня. Я учился в Яньцзинском университете.

— О, там учился мой первый муж, Пань Кай Цзин, очень умный юноша. Вы его не знали?

— Я о нем слышал, — донеслись до Рут слова мистера Тана. — Он изучал геологию, да?

— Именно! Он работал над многими важными проектами. Вы когда-нибудь слышали о «Пекинском человеке»?

— Разумеется, «Пекинский человек» известен всему миру.

Лицо Лу Лин стало грустным:

— Кай Цзин погиб, присматривая за этими старыми костями.

— Он был настоящим героем. Люди оценили его отвагу, но вы, должно быть, очень страдали.

Рут слушала с растущим восхищением. Казалось, что мистер Тан знал ее мать долгие годы. Он легко направлял ее воспоминания к тем фактам, которые еще не были искажены болезнью. Тут она услышала, как мать сказала:

— Моя дочь Лути тоже работала вместе с нами. Она была в том же самом приюте, где я жила после смерти Драгоценной Тетушки.

Рут обернулась сначала с испугом, но потом растрогалась оттого, что мать включила ее в свои воспоминания.

— Да, я был очень расстроен, узнав о вашей матери. Она была замечательной женщиной. Очень умной.

Лу Лин склонила голову, явно борясь с грустными воспоминаниями.

— Она была дочерью костоправа.

— Очень известного лекаря, — кивнул мистер Тан.

В завершение вечера мистер Тан изящно поблагодарил Лу Лин за часы, прекрасно проведенные в размышлениях о прошлом.

— Могу ли я просить о чести снова вас навестить в скором времени?

Лу Лин хихикнула. Она выгнула брови и посмотрела на Рут.

— Милости просим, приезжайте в любое время, — ответила дочь.

— Завтра! — выпалила Лу Лин. — Приезжайте завтра!

Рут не спала всю ночь, читая перевод мистера Тана.

«Истина» — так назывался первый рассказ. Она начала нумеровать по порядку те фрагменты «Истины», которые узнавала, но вскоре потеряла им счет, потому что чем больше она узнавала, тем больше вопросов у нее возникало. Получается, мать сказала доктору Хью правду о своем возрасте! И то, что они не родные сестры с Гао Лин, — тоже правда. Тем не менее мать и Гао Лин все же считали себя сестрами, и даже больше. У них было множество поводов (гораздо больше, чем у других людей), чтобы отречься от своих отношений, но они сохранили им неистовую верность. Теперь они неразрывно связаны друг с другом старыми обидами, долгом и любовью. Но почему Лу Лин не хотела признаваться Руг в том, что Драгоценная Тетушка была ее матерью? Неужели она боялась, что ее собственная дочь устыдится того, что Лу Лин была незаконнорожденным ребенком? Рут бы убедила ее, что в этом нет позора, а сейчас и вовсе рождение «ребенка любви» считается даже модным. Но потом Рут вспомнила, что в детстве очень боялась Драгоценной Тетушки. Она противилась ее присутствию в их жизни, винила ее в странностях матери, в ее чувстве обреченности. Поразительно, насколько не понимала Драгоценную Тетушку сначала ее собственная дочь, а потом и внучка. Но несмотря на это, временами Рут казалось, что бабушка наблюдает за ней и понимает, когда ей плохо.

Она размышляла обо всем этом, лежа в кровати. Теперь ей было ясно, почему мать все время хотела разыскать останки Драгоценной Тетушки и похоронить их достойным образом. Она хотела пройти по Краю Мира и загладить вину. Она хотела сказать матери: «Прости меня, и я прощаю тебя тоже».

На следующий день Рут позвонила Арту, чтобы рассказать о прочитанном.

— У меня такое ощущение, что я нашла волшебную нить, которая может починить порванное лоскутное одеяло. Это удивительно и в то же время грустно.

— Я бы тоже хотел это прочесть. Ты мне позволишь?