— А почему вы представились «итальянским БУБЛИКОМ»? — спустя пять минут после освобождения спросила Наташа у капитана Щеглова, садясь в пиццерийный фургон еле-еле сдерживая улыбку.

— Чтобы запутать следы и увести их в противоположную от тебя сторону. Пусть теперь «Антигриппин» ищет несуществующего «Бублика» и свою сдобную «Булочку» в Италии, — усмехнулся капитан Щеглов и посмотрел на Наташу влюблённым взглядом.

— Те тоненькие изящные пивные усики в Чебуречной вам шли больше, чем эти густые «обувные щётки» под носом. Вы сейчас больше похожи на «Марио» из компьютерной игры, чем на «Бублика», — кокетливо подметила Наташа, и они тронулись с места.

Когда автомобиль отъехал на безопасное расстояние от дома «Антигриппина», и разносчик итальянской пиццы «Бублик», отлепив усы, принял привычный образ мужественного капитана милиции, Наташа, вдруг вспомнив о своей невыполненной миссии, виновато опустив глаза, начала каяться:

— Вы простите меня, капитан, за то, что я вам сорвала операцию и эта тварь до сих пор жива.

— ГЛУПЫШКА, — прервал извинения Наташи, капитан Щеглов. — Я безумно счастлив, что ты до сих пор жива и вызволяя тебя из плена, я не пытался спасти утопающую в говне операцию, а пытался тебя спасти от бесчестья. Я понял, что твоя жизнь для меня теперь дороже, чем смерть моего самого лютого врага. Обещаю тебе, что с этой секунды, ни один волосок больше не упадёт с твоей головы.

— Капитан, вы хотите сказать, что рисковали своей жизнью не ради спасения своего облажавшегося агента, а ради…

— А ради самой красивой девушки на свете, которую люблю, — честно признался капитан и, крепко прижав к себе Наташу свободной от руля рукой, страстно впился в её губы.

Резко затормозив у обочины, пиццерийный фургон начал ритмично раскачиваться и, сквозь монотонное урчание двигателя, из кабины послышались томные хриплые постанывания:

— О, мой отважный спаситель… Мой супермен…

— О, моя обворожительная «Одри Хепберн»… Моя пиковая дама сердца…

Находясь в пылких объятиях друг друга, в момент этого спонтанного придорожного соития, они почувствовали себя самыми счастливыми людьми на Земле. Занимаясь любовью в тесной кабине фургона, они мысленно парили где-то в облаках, реализовывая свои самые сокровенные эротические фантазии, в которых капитан Щеглов, был отважным героем — «Человеком-Пауком», а Наташа — спасённой от дракона «принцессой».

— Ты на полном серьёзе хочешь остаться в этой грязной душной и пыльной Колумбии? — с сожалением спросил у «Маугли» — «Бледный», после того, как на весь аэропорт была объявлена посадка на самолёт до Нью-Йорка.

— Прости босс, что я хочу свернуть с нашего общего пути и вернуться домой. Родные стены, солнце и кусты пробудили во мне генеалогию, и я твёрдо решил завязать с криминальным прошлым ради семейных ценностей и традиций. Я должен исполнить свой сыновний долг и попытаться восстановить заброшенные «Бабло» родительские кофейные плантации, чтобы вернуть нашей фамилии славное, доброе и честное имя. Кроме того, я хочу «зализать» свою вину и перед котом. Я непременно заберу его из ветеринарной клиники и всё сделаю для того, чтобы он стал вновь весёлым, игривым и счастливым. И если свобода с природой не совершат чудо и не излечат его, я не стану препятствовать его фетишу и куплю ему самую крутую фетровую шляпу и лучшие итальянские сапоги. А что касается вас с Таней, то для меня, вы теперь не просто друзья, а родные люди. Теперь ВЫ — моя семья. И я надеюсь, что вы не забудете своего смуглого брата и будете хотя бы изредка навещать меня. А я буду присылать вам свои кофейные посылки, чтобы вы каждое утро просыпаясь, вспоминали обо мне.

— Ну, что ж, возможно ты и прав. Наверное, действительно лучше родная синица в руках, чем аист в чужом небе над головой, — с грустью признал «Бледный» и крепко обняв «Маугли» на прощание, проследовал с Таней на взлётную полосу.

В самолёте, отхлёбывая из горлышка запотевшей бутылки холодную русскую водку, «Бледный» проводил аналогии с отмороженным отдыхом в Антарктиде и потным времяпрепровождением в Колумбии:

— Всё-таки ледяное царство «Снежной Королевы» мне пришлось по душе больше, чем горячее гостеприимство «Кокаинового Короля». Кто бы мог подумать, что чёрно-белая Антарктида со своими белоснежными льдами и чёрным небом, да с белопузыми пингвинами, одетыми в чёрные «фраки», будет радовать глаз больше, чем многоцветная Колумбия? И что пятидесятиградусные морозы будут греть душу сильнее, чем пятидесятиградусная жара? Кстати скукоженный от холода мозг ведёт себя намного адекватнее, чем опухший от жары. Ведь недаром говорят, что принимать любые решения лучше «холодной головой». А на том материке единолично царит трезвое хладнокровие и холодный разум. Да и любая живность в тех местах намного дольше сохраняется. Ты в курсе, что во льдах до сих пор находят Мамонтов, собратья которых, давно сгнили в жарких странах? А эти лохматые милашки, в своих ледяных «витринах», выглядят как новенькие мягкие игрушки, упакованные в прозрачную обёртку. Отсюда следует вывод, что Антарктида — лучшее место на Земле! А Колумбию НЕНАВИЖУ. И самого Колумба ненавижу за то, что он открыл АМЕРИКУ. Он что, нормальную страну открыть не мог? И откуда взялось столько алчных людей со всего мира, готовых продаться за доллар и мать свою продать? — возмущённо высказал своё мнение «Бледный» и, отхлебнув из бутылки, сильно поморщился.

— Значит и мы с тобой тоже такие же алчные, раз переехали жить в Америку и продаваться за эти самые доллары? — намекнула на лицемерие «Бледного», Таня.

— Мы приехали в Америку, чтобы честно заработать на творчестве, так как в нашей стране в 1990-х годах честно заработать сложно, а уж заработать на творчестве — вообще практически невозможно. К тому же, в отличие от ковбоев, приехав в чужую страну со своими песнями, мы не выживаем и не искореняем местное поющее население. Если бы в нашей стране артист, музыкант, актёр, писатель или художник смог бы стать богатым человеком, написав всего лишь одну картину, книгу или песню, то я никогда бы не покинул такую Родину. А то, что я считаю Америку продажной, бездушной и бесчестной, так это потому, что на самом деле «президентом» этой страны всегда был ДОЛЛАР. А если бы жизнь была справедливой, то президентом Америки был бы какой-нибудь коренной индеец, который ходил бы с перьями на голове и раскуривал бы с президентами других стран «трубку мира», а не точил бы холодный «топор войны», — заплетающимся языком обосновал свою теорию «Бледный» и, не дождавшись от стюардесс ни рыбы, ни мяса, облокотившись на Таню, вырубился.

Приземлившись в ненавистной северной части Америки, «Бледный», спустившись по трапу на землю, первым делом перекрестился и, блеванув прямо на взлётно-посадочную полосу, произнёс:

— Прости меня, Господи! За вылетающие на эту святую землю из моих уст обидные слова и непереваренную пищу. Я не вправе судить здешний народ и его традиции, дабы не быть осуждённым этим же народом за свои убеждения. Я лишь воспользовался обещанной местными законами свободой слова и позволил своим острым словцам выпорхнуть из моего грешного рта. Я благодарен этой стране за «хлеб насущный», за «насущное масло» и за «колбасу насущную». А то, что из меня время от времени выплёскивается недовольство, сопровождаемое геополитической изжогой, так это оттого, что я зажрался сытым американизмом и напился русской водки.

— Дорогой, ну хватит юродствовать и в «колодец плеваться». Ты ведёшь себя как свинья. Где жрёшь, там и срёшь, — устало попросила Таня, придерживая руками пошатывающегося из стороны в сторону «Бледного». — Не дай Бог нас застукают здесь папарацци. Представляю фотографию на первых полосах жёлтой прессы и заголовок: «РУССКАЯ МАТРЁШКА ПРИКАТИЛАСЬ В НЬЮ-ЙОРК В КОМПАНИИ СВОЕГО МЕДВЕЖОНКА И ПЬЯНОГО ПРОДЮСЕРА, ПОХОЖЕГО НА РЫГАЮЩЕГО ПОРОСЁНКА».

— Может быть, меня просто укачало в самолёте? Фотография в газете ведь не может дышать на читателя перегаром? Как они поймут, что я был пьян, а не болен? — предъявил альтернативную версию своего расшатанного состояния «Бледный» и, икнув, попытался сосредоточиться и взять себя в руки.