«Костер уже не дымит, значит потух давно, — сознание вяло анализирует ситуацию, — это ж сколько я проспал-то⁈»

Пребывать дольше в такой заторможенности мне уже не позволили. Вслед за торопливыми шагами из темноты появился Соболь.

Присев рядом, он уперся в меня тревожным взглядом.

— Это…! Кажись, ордынцы зашевелились!

Встряхнув головой, привожу себя в сознание и тут же вскакиваю. Первая мысль — тревога, надо поднимать всех. Уже открываю рот, но вглядевшись в глаза своего полковника, вдруг спрашиваю себя.

«А чего это он шепчет-то⁈»

Задав себе этот вопрос, тут же понимаю, о чем подумал Соболь, и, хлопнув его по плечу, говорю так же шепотом.

— Молодец, Ванька! Поднимай всех тихонечко. Пусть немедля выходят на позиции, но так чтобы я даже дыхания их не слышал.

Соболь тут же исчез в темноте, а я подумал:

«Все верно! Зарядов у нас на один залп, так что использовать его надо по максимуму».

Аккуратно, стараясь не шуметь, шагаю к валу. Взбираюсь наверх и, прильнув к частоколу, всматриваюсь в ночь. Горизонт уже начал сереть, а над рекой поднялась полоса тумана.

«Вот дерьмо, — в сердцах крою играющую не на нашей стороне природу, — только тумана нам и не хватало!»

За спиной слышны осторожные шаги, и обернувшись, вижу прибывающих стрелков. Ванька среди первых, и едва он взобрался ко мне наверх, шепчу ему на ухо.

— К частоколу ставь бойцов как можно плотнее, сделать больше, чем один залп, у нас возможности не будет.

Ванька согласно кивает и тут же шепотом передает мой приказ ротным. Стрелки рассосредотачиваются по всему валу, взводя арбалеты и заряжая громобои.

Ночная темнота все больше сереет, а туманная дымка словно специально поднимается все ближе и ближе к нашей позиции.

Вся линия моих стрелков замерла, и я сам как на иголках. Пока перед глазами только полоса тумана, начинающее светлеть небо и все! Поднимаю вверх сжатый кулак, мол заткнулись все и не дышите.

Враз наступает полная тишина, и даже Ванька перестает сопеть над ухом. Вот теперь отчетливо слышна поступь сотен шагов. Мягкая, крадущаяся, но слишком тяжелая, чтобы земля не отреагировала.

Хрустнувшая ветка, шуршание ног по песку, неосторожный бульк воды…!

«Значит, уже переходят реку!»

Повернувшись к Соболю произношу едва слышно.

— Приготовились!

Едва уловимым шорохом команда пошла по линии стрелков, и те, наложив болты, вскинули арбалеты. Грозные дула громобоев тоже выдвинулись из-за кольев, готовые выплюнуть смертоносную картечь.

Оглядываюсь назад и вижу уже взведенные баллисты. Тяжелые шары уложены в петли, а старшины замерли с занесенным молотом и ждут только команды, чтобы выбить запорный крюк. Расчет ракетчиков тоже готов. Последний заряд уже на пусковом ложе и запал вставлен.

Я представляю, что для внезапной ночной атаки противник послал вперед небольшой отряд только чтоб зацепиться за вал, а основной удар должен пойти следом.

«Чтобы бросок авангарда не пропал зря, — быстро прикидываю про себя, — его надо вовремя поддержать основными силами. Значит, их надо сосредоточить как можно ближе».

Мой взгляд стремительно возвращается к полосе тумана. Ничего не видно, но я почти уверен, что вся орда сейчас столпилась на противоположной береговой полосе, и лучшее из возможного — это удар на упреждение. Немного страшновато выбрасывать последние заряды в пустоту, но когда атака тронется, эффект будет уже не тот.

Решаюсь и подаю знак старшинам расчетов, мол начинайте. Знаю, они в недоумении. Врага не слышно и не видно, и им странно стрелять в чернеющую тишину, но ослушаться меня никто не рискует.

Удары молота, шипение запала и грохот отбойников. Вместе с пороховой вонью небо прорезал огненный след, и вслед за ним бахнул разрыв на том берегу. Тут же шарахнули пятилитровые снаряды баллист, и противоположная песчаная коса осветилась заревом разлившегося огня.

В подтверждение моей правоты воздух буквально разорвался дикими воплями раненых и обожженных степняков, а в отсвете пожара замелькали горящие силуэты.

Словно в ответ на наш удар, полоса тумана огласилась яростным ревом и буквально выплеснула на нас бегущих ордынцев. До рва всего лишь десять шагов, чтобы их преодолеть нужно лишь несколько секунд, но мы не даем их врагу. Общий залп арбалетов и громобоев буквально сносит линию атакующих. Растянувшийся по берегу пороховой дым мешает оценить нанесенный врагу ущерб, но одно уже ясно — атака врага захлебнулась.

Дымовая завеса рассеивается, и я уже вижу заваленные трупами обе береговых полосы, и нашу, и противоположную. Ордынцы откатились от берега, но недалеко. Аланай, явно, не оставил мысли прорваться, и вся его орда растянулась по склону холма, шагах в двухстах от реки. Они уже отошли от шока, а сам их предводитель стоит впереди всего воинства с бунчуком в руках.

— Сейчас снова полезут! — Слышу за спиной голос Калиды и понимаю, что это будет решающий штурм, или мы сдюжим, или они прорвутся. На еще один не хватит уже ни их, ни нас.

Солнце уже поднялось над вершинами дальнего леса, и в свете дня мне отлично видно, как Аланай что-то кричит своим воинам. Они готовятся атаковать в пешем строю, видимо благоразумно решив не гробить своих лошадей. Многие даже снимают луки и колчаны, считая, что те будут только мешать в рукопашной схватке.

Глядя на это, я думаю с изрядной долей облегчения.

«Наше счастье, что они не знают о истинном положении дел у нас с ракетами и зарядами. Если бы знали, то наверняка бы прикрыли свои атакующие линии лучниками и завалили нас стрелами. Вот тогда было бы реально туго!»

Вытащив саблю, Аланай повел свою орду в атаку. До нас еще далековато, и они идут шагом, экономя силы. Идут неплотными цепями, явно готовясь к нашим «артиллерийским» ударам.

Чем ближе к реке, тем шаг их становится все быстрее и быстрее. Едва они входят в реку, как переходят на бег, и я слышу команду Соболя.

— Арбалетчики — пли!

Он действует как договорились. Пятьдесят шагов для арбалета прицельная дальность, а вот для громобоя это пустая трата пороха, тем более что перезарядиться все равно не успеют.

Первая линия стрелков, спустив собачку, сбегает вниз, и на ее места встает вторая. Общий залп, и вновь смена. Третья шеренга на позиции. До бегущего врага не более десяти шагов, и вот теперь к арбалетам прибавляется грохот тридцати громобоев.

В разрывах порохового дыма видно, как на миг встала ордынская атака.

«Сейчас бы добавить чуть-чуть!» — Стискиваю кулаки, но четвертой линии арбалетчиков у меня уже нет, а первая еще не перезарядилась.

Эта передышка дает степнякам возможность собраться. Аланай вновь выскочил вперед и повел опешивших было соплеменников за собой.

Во врага полетели последние ручные гранаты, и в черной бегущей волне захлопали разрывы, но это как разъяренному слону дробина. Враг сходу бросается в ров, и тот их почти не задерживает. Он наполовину завален трупами, и ордынцы озверело лезут прямо по своим мертвым товарищам.

Мои пальцы на эфесе сабли побелели от напряжения.

«Когда я последний раз ею пользовался⁈» — Мелькает в голове пораженческая мысль, но я гоню ее прочь.

Прямо передо мной над остриями кольев поднимается голова в меховой шапке, и я с широким замахом бью по ней саблей. Слышится мерзкий хруст кости, и голова пропадает. Зато тут же появляются еще две. Бью по той, что справа, но этот удар уже не так удачен и приходится на щит. Размахиваюсь еще и слышу чуть сзади рык Калиды.

— Да не маши ты так! Еще своих зашибешь! Руби, как я тебя учил, жестко, но с коротким замахом! — Выкрикнув, он отбил удар, целящийся мне в левый бок, а я все-таки обрушил всю силу удара на выставленный щит.

Один удар, второй, третий! Не принимая совет друга, я остервенело вколачиваю в щит удар за ударом пока не сваливаю настырного степняка за частокол.

Выдохнув, пытаюсь унять бешено колотящееся сердце, но адреналина в крови столько, что это попросту невозможно. Ярость буквально кипит в крови, и я вновь бросаюсь вперед, шараша саблей по лезущей голове как дубиной.