Вершиной палаческой карьеры Малюты Скуратова стал 1570 г. Скуратову и Василию Грязному удалось одолеть главу опричного ведомства А. Д. Басманова, который был казнен, и занять руководящие должности в опричнине. В 1571 г. Малюта сосватал царю свою родственницу – Марфу Васильевну Собакину. После помолвки девушка стала недомогать, поползли слухи об отраве, но царь все-таки сыграл свадьбу. Через неделю Марфа умерла, так фактически и не став женой царя. Смерть Марфы не отразилась на судьбе Малюты. В 1572 г. он был дворовым воеводой в шведском походе, участвовал в переговорах с литовскими и крымскими послами. В декабре 1572 г. он находился в войсках, осаждавших ливонскую крепость Пайду (Вейсенштейн). Во время штурма крепости, 1 января 1573 г., Малюта был убит.
Исследователь опричнины С. Б. Веселовский высказал предположение, что Малюте, над которым в конце 1572 г. нависла угроза опалы, не оставалось другого выхода, как броситься навстречу верной смерти. Веселовский напоминал, что тогда же В. Г. Грязной был послан без соответствующего прикрытия на разведку в донецкие степи и попал в плен к татарам. Не было ли это завуалированной формой опалы? Впрочем, другой историк, В. Б. Кобрин, показал, что Малюта перед гибелью был влиятелен как никогда.
Тело Малюты по поручению царя перевез в Иосифо-Волоколамский монастырь, в усыпальницу Бельских, дворянин Евстафий Михайлович Пушкин. Пушкин, как и Скуратов, был связан с Иосифо-Волоколамским монастырем, служил в опричнине и пользовался доверием царя. Иван Грозный дал на поминовение души Малюты 1500 рублей – огромный вклад, больше, чем на панихиды по собственным дочерям, Анне и Марии, и брату Юрию. Вдова Малюты получила пенсию, в размере оклада своего покойного мужа – 400 рублей – случай для XVI в. уникальный, а его племянник Богдан Яковлевич был пожалован богатым поместьем. Дочери опричника еще при его жизни составили себе удачные партии: Анна вышла замуж за боярина, князя Ивана Михайловича Глинского (двоюродного брата царя); Мария – за боярина, впоследствии царя, Бориса Годунова; Екатерина (Христина) – за боярина, князя Дмитрия Ивановича Шуйского; четвертая дочь, неизвестная по имени, – за опричника, татарского князя Ивана Келмамаевича Келмамаева (ум. 1572/73).
Малюта Скуратов оставил по себе недобрую и долгую память. В народных песнях он изображается как злой гений царя Ивана, противостоящий «старому боярину» Никите Романовичу. В «Песне о гневе Грозного на сына» Малюта Скуратов хочет извести царевича и обвиняет его в измене. Когда Грозный велит казнить сына, Малюта берется за топор и радостно восклицает:
Ай же, Грозный царь, Иван Васильевич!
А моя-то работушка ко мне пришла!
Неограниченное доверие царя к Малюте унаследовал его племянник, Богдан Яковлевич Бельский, не менее дяди склонный к авантюрам. Любопытно, что царская милость не поколебалась даже тогда, когда Давыд Невежин Бельский, другой племянник Малюты, бежал в Литву. Богдан Яковлевич получил чин думного дворянина и должность оружничего, а в конце правления Ивана Грозного возглавил Аптекарский приказ.
Бельский сумел извлечь из своего положения максимальную выгоду. Он получил обширные вотчины и поместья в десяти уездах, скопил огромное состояние. В разные годы Богдан Яковлевич сделал в Иосифо-Волоколамский монастырь вклады на помин души своих родственников в 1000 рублей. Для сравнения скажем, что в XVI в. оклад служилого человека невысокого ранга равнялся 5–10 рублям в год, а высший боярский оклад – 400 рублям. Село с несколькими деревнями можно было купить за 100–200 рублей, а кунью шубу – за 5–6 рублей.
Заботам Бельского были поручены не только лекарства и травы в Аптекарском приказе. Незадолго до смерти, царь приказал собрать различных колдунов, чтобы те предсказали время его кончины. Бельскому, как наиболее близкому к государю человеку, было поручено передавать царю их предсказания. Согласно запискам английского дипломата Д. Горсея, чародеи оповестили Бельского, что «самые сильные созвездия и могущественные планеты небес против царя, они предрекают его кончину в определенный день; но Бельский не осмелился сказать царю так; царь, узнав, впал в ярость и сказал, что очень похоже, что в этот день все они будут сожжены». Когда же наконец наступил предсказанный день, Грозный отправил Бельского к колдунам, и «тот пришел и сказал, что царь велит их зарыть или сжечь живьем за их ложные предсказания. День наступил, а он в полном здравии как никогда. „Господин, не гневайся. Ты знаешь, день окончится, только когда сядет солнце“». Тем временем царь отправился в баню, а затем сел играть в шахматы. Внезапно с царем случился приступ, он упал навзничь и в суматохе «был удушен».
Историк В. И. Корецкий считал это сообщение заслуживающим внимания и полагал, что царь был убит своими приближенными – Б. Ф. Годуновым и Б. Я. Бельским, которым грозила расправа. Особой опасности подвергался Бельский, посмевший сокрыть от царя изначальное предсказание волхвов. Выводы В. И. Корецкого опираются и на слухи об отравлении царя Бельским, широко распространившиеся в Москве вскоре после смерти Грозного. «Враг добра роду христианского, хотя привести в последнюю пагубу, вложи в человецы мысль, что будто Богдан Бельской своими советники извел царя Ивана Васильевича, а ныне хочет бояр побити и хочет подыскати под царем Федором Ивановичем царства Московского», – сообщал «Новый летописец».
Дальнейшие события, произошедшие в Москве 2 апреля 1585 г., также довольно красочно описаны «Новым летописцем». «Чернь», «ратные московские люди» и дворяне из иных городов (среди которых летописец особо выделяет рязанцев Ляпуновых и Кикиных) подступили к Кремлю и повернули царь-пушку в сторону Фроловских ворот, намереваясь штурмом брать крепость. Боярам, которые вышли успокаивать волнение, толпа закричала: «Выдай нам Богдана Бельского! Он хочет извести царский корень и боярские роды». Бельский был сослан в Нижний Новгород, и волнение успокоилось.
Польский посол Л. Сапега, находившийся в это время в Москве, писал в депеше, что причиной волнения стала попытка Бельского произвести переворот. Он собирался внушить царю Федору, чтобы тот «двор и опричнину соблюдал так, как его отец». Одновременно тот же Сапега сообщает и о совершенно противоположных планах Бельского, который якобы намеревался возвести на престол царевича Дмитрия. Несмотря на противоречивость в известиях Сапеги, очевидно, что Б. Я. Бельский намеревался после смерти Грозного укрепить свое положение и занять ключевую роль в управлении государством, но потерпел поражение. Умелые действия его противников привели к восстанию и ссылке Бельского. В борьбе за власть Бельский опирался на круг худородных любимцев Грозного, в основном бывших опричников, вознесенных к вершинам власти волей покойного тирана (к этой группировке некоторое время примыкал и Борис Годунов). Противниками Бельского были родовитые бояре-князья, наиболее видными из которых были князья Шуйские.
В ссылке Богдан Яковлевич находился недолго. Уже в 1591 г. он возвратился ко двору и занял свою прежнюю должность оружничего и начальство над Аптекарским приказом. При вступлении на престол Бориса Годунова Бельский был пожалован в окольничьи, а вскоре получил ответственное назначение – строить новую крепость Царев-Борисов на Донце. Вскоре после своего возвращения в 1600 г. Бельский подвергся жестокой опале, причина который была неясна современникам.
«Новый летописец» сообщает, что Бельский, находясь в Цареве-Борисове, за свой счет обеспечивал местных служилых людей. Вскоре в Москве стало известно об этом. Бельского хвалили и прославляли. Борис Годунов, напротив, пришел в ярость – Бельский не только становился слишком популярен, но и самозванно присвоил себе право награждать и жаловать, принадлежащее царю. Царь приказал арестовать Богдана, по ложному обвинению окольничий подвергся пыткам и унижениям и был сослав в тюрьму в Поволжье.
Сходную версию излагает немец К. Буссов, дополняя эту картину демонстрации прямыми политическими обвинениями: «Когда же крепость была окончена, злодей (Бельский. – С. Ш.) посмел объявить, что он теперь царь в Борисграде, а Борис Федорович – царь в Москве». Эта похвальба и стоила Бельскому его карьеры и свободы.
