Малыша трясло от плача и злости, которую он наконец смог ощутить. Говоря о его недавно погибших родителях, эта стерва неспроста разворошила еще незажившую рану на его сердце и в душе. Она специально выводила его на эмоции, чтобы добиться желаемого, а после пользоваться этим как и когда ей будет угодно. Разлепив сомкнутые и прилипшие губы, из глотки Кевина послышался протяжный полу-рык полу-стон, а из глазок все-таки хлынули соленые слезы обиды и бессилия. Что он, шестилетний мальчик, сможет сделать взрослой женщине? Ничего, разве что, как и остальные в сердцах ненавидеть ее, желая ей самой ужасной смерти. Ничего, лишь уподобиться другим и сдаться в битве, которой предначертано было не начаться.

Опустив смиренно голову, он лишь сжал кулачки, да посильнее, до белых костяшек. Победно усмехнувшись, воспитательница крутанула дитя на месте и с подзатыльником молча отправила его восвояси.

Спустя год…

— Эй, ты! Да! Ты чего удумал? — девятилетняя девочка, которая жила в этом приюте, окликнула Кевина, когда заметила, что тот начал одеваться посреди ночи.

Мальчик лишь мимолетно взглянул на вопрошающую, оставив ее без ответа. Натянул поношенный и старый ботиночек, а после подошел к окошку. Нужно все сделать быстро и тихо, но была лишь одна проблема — попытка всего лишь одна. Если у него не получится, то с большой долей вероятности, все оставшееся время он проведет в подвале с крысами, сыростью и холодом, где рано или поздно умрет либо от болезни, либо от голода, либо от крыс. Перспектива не радовала, но и оставаться здесь, продолжая терпеть это все насилие, у него не осталось сил.

К семи годам он немного изменился, точнее его заставили. Теперь ему изредка приходилось говорить, хотя это действие давалось ему с трудом, словно ему нужно было пробежать кросс, а не сказать пару слов или издать несколько звуков. Также, он стал более внимательный. Если раньше он мог не обращать внимания на какие-то детали в поведении, разговоре или в самом человеке, то сейчас он мог угадать по звуку шагов кто идет и с какой целью, мог увидеть на лице намерения обидчиков и других людей, по интонации угадать, что с ним сделают в этот раз.

Стараясь особо не шуметь, он пытался сдвинуть в сторону засов на окне, чтобы можно было его открыть, но из-за ржавчины на железе, он никак не поддавался.

— А если тебя поймают? Что тогда будет? — не унималась девочка, продолжая смотреть на его тщетные попытки выбраться из этой клетки.

— Заткнись. — Раздраженно рявкнул тот, все еще прикладывая усилия к открытия засова.

Насупившись, девчонка надула губы и отвернулась от него, показывая всем видом, что обижена. Жаль, что Ли-Хвану было абсолютно все равно.

— Лиен! Ты чего удумал? — парнишка его возраста, которые изредка пытался с ним поиграть, вдруг проснулся и теперь тоже уставился на Кевина.

Тело прошибло током от имени, которое дал ему приют. Лиен Сок. В первое время он вообще не реагировал, когда его так называли, но после многочисленных избиений и наказаний все-таки начал отзываться, хотя все его естество кричало, что он Кевин Ли-Хван.

— Заткнись. — Снова короткий ответ и возвращение к попыткам убежать. От напряжения в руках его тело начало сильно потеть, а конечности подрагивать.

Парнишка, что недавно проснулся, молча встал с имитации постели и подошел к окну. Встав рядом с мальчиком, он глянул на него, а после молча схватился за засов вместе с ним и начал тянуть. Послышался скрип, который оглушил комнату детей, и, казалось, разбудил весь город, не говоря уже об их мучителях. Прислушавшись, они пытались унять колотящееся о ребра сердце, но когда в здании никто не побежал к их комнате, продолжили бороться со ржавчиной.

— Еще немного! — Шепотом огласил помощник и они вновь принялись тянуть засов.

Наконец-то все сдвинулось с мертвой точки и теперь, он мог подняться вверх, позволяя открыть ставни. Взглянув друг другу в глаза, они мысленно похвалили друг друга о проделанной работе, а после кивнули, как бы прощаясь. Слова здесь не нужны, да и всего один из них смог бы их сказать.

Придерживаясь за карниз, Кевин сел на подоконник и свесил ноги. Благо, они жили на первом этаже и окна находились на так высоко над землей, но все же было страшновато спрыгивать в темноту. Послышался тихий глухой стук, когда ноги мальчика коснулись земли, обдавая ступни резкой пронзающей болью. Он на свободе. Осталось только выбраться за забор и бежать, куда глаза глядят так долго, как только сможет. Он так и сделал. Темнота поглотила маленькое тело, когда тот пошел к ограждению. На ощупь отыскав брешь в нем, Кевин пролез сквозь нее и огляделся. В темноте мало что можно различить, но привыкшие к ней глаза могли различить здания и очертания предметов. Двинувшись по тропинке, он вышел к трассе, которая плохо освещалась старыми фонарными столбами, расставленными достаточно далеко друг от друга.

Невооруженным взглядом можно было заметить, что это далеко не процветающий район, поэтому здесь так тихо и скверно. В квартирах не горел свет, даже звуков работающей техники слышно не было, ввиду ее отсутствия. А также, вполне вероятно, что за каким-нибудь углом поджидает бездомный, у которого может быть не все в порядке с головой.

Мальчик съежился от липкого страха, охватившего его, словно темень вокруг, и ночной прохлады. Назад дороги нет, остается только идти вперед и положиться на самого себя, больше не на кого. Повернувшись на свой уже бывший ад, он не заметил детей, они решили остаться там. Это их судьба и их выбор, пусть делают что хотят, а ему нужно было делать ноги отсюда, как можно быстрее. Кевин перебежками двинулся к одинокому фонарному столбу, который еле-еле освещал пустую улицу. Так, он стал бездомным ребенком-маугли.

По прошествии полутора лет…

За все то, время, что он провел на улице, ему не хило так пришлось повзрослеть. Пытаясь из мусорных баков или же списанными испортившимися товарами, парень заставил привыкнуть свой желудок к такой пище, больше не отвергая ее. Спя под открытым небом, когда этого позволяла погода, мальчишка привык к уличному ветру и воздуху, но иногда перебирался в старые заброшенные здания, долгое время не знавшие присутствие человека на своей территории.

Не мытый, оборванный и вечно голодный, он шарился по улицам, скитался по закоулкам и отсиживался в местах, которые называли «дыры». Абсолютно антисоциальный, неразговорчивый и озлобленный человеческий детеныш. Видя группу детей или подростков возле себя, Ли-Хван как можно быстрее делал ноги с того места, лишь бы его не заметили и, упаси Ктулху, не окликнули.

Его укромным местечком служил подвальчик в разваленном домике на окраине района. Раньше здесь жили старушка и ее внук, который сидел у той на шее, не работая и не заводя семью. Пропив последнюю пенсию матери, его угораздило вляпаться в долги из-за азартных игр. Старческое сердце не выдержало после оглашения приговора о каторжных работах на три года и остановилось, а ее непутевый сын пустился в бега, оставив их непригодную для жизни хижину догнивать.

Этим и воспользовался маленький Кевин. Долгое время он следил за этим домом, пытался выяснить забредает сюда кто-то помимо него или же он пустует. В конечном итоге, рискнув, мальчик несколько ночей пробыл там, но так и не заметил ничего подозрительного. Теперь, когда район орошал прохладный дождь, он прятался за стенами хаты, которая лишь помогала ему оставаться сухим, но не справлялась с защитой от холода. В прорехи в стенах просачивалась прохлада, а ветер завывал в разбитых окнах и в пустом проеме без двери. Но это было лучше, чем ничего.