Проблема была лишь в том, чтобы их доставить к ним домой. Человек, который их готовит, а точнее целитель, как его прозвали местные, не покидает свой дом-храм никогда от слова совсем. Вокруг него вьются помощники, но те могут лишь вынести пакетик со снадобьем к воротами, а там поступай как знаешь.

После часового совещания с супругой было принято решение оставить на некоторое время малыша с их соседкой-старушкой, которая уж очень любила нянчиться с Кевином, а самим отправиться в путь, авось к утру уже будут дома.

Включив старенький телевизор, мужчина устало опустился на видавший жизнь диван и уткнулся в коробку. На экране ухоженная девушка рассказывала о предстоящей погоде в Южной Корее, а когда дело дошло до их провинции и городка, то между мужскими бровями залегла глубокая морщинка, да не одна. С улыбкой на лице, телеведущая сообщала, что в ближайшие несколько суток, включая сегодняшнюю ночь, через из район пройдет циклон, а с ним довольно сильный дождь. После этих слов поступила рекомендация отложить прогулки, поездки или проведение отдыха на свежем воздухе, дабы избежать серьезных проблем.

«Может и стороной обойдет. Медлить нельзя, ребенку плохо, а другой такой возможности может попросту не быть». — Словно утешая себя, мужчина прокручивал эти мысли в своей голове.

Настало время выдвигаться в путь. Старушка уже пришла к ним, чтобы посидеть с Кевином, а родители малыша по очереди целовали его в макушку и лобик, повторяя, что скоро вернуться и он даже не успеет соскучиться по ним, а через пару дней он сможет даже вновь пойти в детский сад, потому что станет здоровым, как и прежде.

Спустя часа два, соседка уложила ребенка спать, при этом сделав ему компресс, потому что искренне желала помочь маленькому человеку одолеть недуг, а после зажгла свечу и принялась вязать тому полосатый свитерок, чтобы он больше не болел.

Кевин проспал пол ночи, даже не подозревая, что могло случиться. Та поездка оказалась последней в жизни его родителей, ведь сильные дожди все-таки пошли, а путь, пролегающий к дому целителя, пролегал через холмистую, а местами гористую, местность.

От сильнейших ливней дорогу размыло, а старое дорожное покрытие и без того доживало свои последние года. Немудрено, что оно отошло, когда потоки воды хлестало по асфальту со всех сторон, вперемешку с грязью. Не справившись с управлением, Пак Кону попытался закрыть жену, когда машину понесло потоком с трассы в кювет. Они оба знали, что не переживут эту ночь, ведь машина несколько раз перевернулась, а после осталась лежать на крыше. Стекла давно выбило и теперь салон был заполнен грязной ледяной водой, а пристегнутые супруги так и не смогли выбраться из ловушки железного коня.

Спустя несколько месяцев…

Маленького Кевина забрала частный детский дом, но все называли это место «приютом». После того, как ему сказали, что мама и папа больше не придут никогда, он абсолютно закрылся в себе, погряз в своем детском кошмаре, проживая эту боль маленькой душой раз за разом, день за днем, ночами, днями. Она не утихала, не становилась меньше или не уходила не задний фон, как посторонний шум. Нет, она преследовала его, сидела на спине, шее сердце. Давила, душила и мучила маленького мальчика, который отвернулся от всего мира, лишь бы остаться наедине с самим собой. И и у него это вышло. Он перестал говорить, испытывать эмоции и проявлять их, стал маленьким камешком в человеческом теле.

Сам же детский дом никак не помогал мальчишке справиться с его внутренней агонией, наоборот, всем было абсолютно наплевать. Частный приют представлял из себя захолустье, сарай, барак. Отсутствие условий жизни для взрослого человека не то, что для группы детей-сирот, как Кевин. Воспитатели были хуже надзирателей: злые, жестокие, циничные и продажные. Брали детей в свою мини-коллекцию сироток ради государственной помощи ради такого «благого дела», как воспитание брошенок.

Побои, голодовка, лечение ремнем от всех болезней — вот, что видели дети, находившиеся здесь. Зашуганные, грязные, озлобленные маленькие волчата, которые мысленно сердечно ненавидели своих мучителей, но Кевин немного отличался от них. Бесспорно, он не был мазохистом с малых лет или ему было по вкусу все, что с ним вытворяли эти взрослые, но он попросту не мог почувствовать всепоглощающей ненависти, от которой перед глазами вставала пелена. Не мог. Хотя даже не пытался.

Являясь эдаким ребенком-маугли который не может не вымолвить ни слова, ни звука, замкнутый и одинокий, он не доставлял воспитателям особый забот. О нем вспоминали лишь, когда надо было съесть не первой свежести пресный недоваренный рис с каким-нибудь месивом, которое взрослые с усмешкой называли «мясо-соевой кашей», или же если он по их мнению давно не получал профилактические воспитательные работы «воспитатель-ребенок». Если в первом случае его могли так и не позвать, то второе не обходилось без внимания никогда.

Так вышло, что малыш так до сих пор и не оправился от той болезни, его всего лишь немного подлечили чтобы не «подох», как выразилась супруга хозяина этого места, являющейся одной из воспитательниц, а после отправили к остальным детям в общую комнату.

Дружбы он не водил ни с кем, чего уж там, он даже не знал, как кого зовут, ему это было попросту не интересно. Все свое свободное время он сидел в каком-нибудь дальнем углу и потихоньку чах на глазах, захваченный в плен собственным отравленным болью разумом. Другие дети поначалу глазели на него, как на диковинную зверушку, а когда поняли, что он ничем не отличается от овоща, потеряли к нему всякий интерес. Оно и к лучшему — его никто не трогал, кроме тех мучителей.

В один из дней, когда воспитательница с особой жестокостью порола Кевина просто потому что ей показалось, что он недостаточно хорошо смахивал на ребенка-сироту, она вдруг резко осознала, что ни разу не слышала, как он плачет в голос, закатывается в жуткой истерики от боли, не просил ее остановится охрипшим от рева голосом, и взбесилась сильнее, словно разъяренная бестия.

— Сученыш, ты почему не разговариваешь? Не мычишь, как скотина? А?! — женская рука схватила шестилетнего за взъерошенные волосы, жестко оттягивая их назад, так что голова Кевина запрокинулась до боли в шее, а в цепких руках остались несколько клочков волос.

В маленьких глазках скопились непроизвольные слезы, грозясь вылиться. Поджав губы до болевых ощущений, будто кто-то воткнул в них сотни иголок, Кевин глядел невидящим взглядом в потолок позади своей насильницы и терпеливо ждал, когда его отпустят и он вновь сможет побыть один.

— Сейчас ты завопишь, как свинья на бойне, понял меня?! — воспитатель схватила ребенка ладонью за лицо и заставила взглянуть в свои глаза, полные ненависти и холодной, ледяной ярости. — Ты все еще горюешь по своим родителям, да? Бедные, несчастные ублюдки, которые выплодили такое ничтожество, как ты. А знаешь что? Как хорошо, что они сдохли, и теперь смогу вдолбить в твою маленькую пустую голову свои нравоучения, которые являются праведными. — Она наклонилась ближе, обдавая лицо Кевина несвежим дыханием и брызжа слюной. — Буду каждую ночь благословить Дьявола за то, что он забрал их к себе в ад, и молить его, чтобы он наказывал их самыми изощренными способами, на которые он способен. Ты меня понял? Они будут гореть в аду, а ты будешь вариться в своем личном котле здесь, на земле, который сама тебе создам. Твои родители просто у-ро-ды. И ты такой же, как и они. — Наконец, она отпрянула от него, грубо швырнув Кевина назад так, что он упал на задницу.