— Как ваши дела, а, коллега? — меня вывел из оцепенения притворно ласковый голос Коэна. — Видок у вас потрепанный.

Он сделал шаг по направлению ко мне, и я закричал:

— Стойте там! Не подходите!

— Вы же меня знаете, — протянул Коэн, не останавливаясь.

— Вот именно, что знаю! — истерично прокричал. — Не смейте приближаться ко мне!

Администратор все же остановился. Повисла напряженная пауза, нарушаемая лишь моим нервным дыханием, похожим на всхлипы. Бродя по запутанным коридорам лечебницы, не раз задумывался над тем, как поведу себя, если столкнусь с этим чокнутым выродком, который обрек меня на такие ужасные страдания. Думал, сразу же ударю его без лишних раздумий, но в реальности оказался не способен даже сказать ему что-то. Всегда испытывал страх перед этим жестоким мерзавцем, с самого первого дня, когда он впервые посмотрел на меня своим тяжелым пронзающим взглядом. Только теперь ко мне пришло понимание того, почему интуитивно боялся его все это время. Это был страшный человек.

— Знаете, не думал, что увижу вас снова в моем отделении, — нарушил молчание Коэн и после непродолжительной паузы добавил, — ну проходите, раз уж пожаловали.

— Я все знаю. Мне все рассказали! — от нахлынувших эмоций, которые уже давно мной не управлялись, сорвался и перешел на истеричный крик. — Это вы сделали это со мной! Вы упекли меня сюда! Сделали подопытным!

— Коллега, я пытался вам помочь, — как ни в чем не бывало отозвался Коэн, не сводя с меня взгляд.

— Помочь?! — взялся за голову. — Да вы мне жизнь всю искалечили! Под откос пустили! Подонок! Будьте вы прокляты!

Ответом мне стал короткий смешок, от которого вдоль моего хребта пробежал мороз.

— Я вижу, тут все гораздо серьезнее, чем предполагал вначале, — после картинного вздоха пробормотал Коэн, продолжая смотреть на меня, — придется немного… подкорректировать вам лечение.

Администратор сделал шаг по направлению ко мне, его одежда ниже пояса сдвинулся чуть в сторону, и с ужасом осознал, он прикрывает только переднюю часть тела этого безумца.

«Он еще и извращенец…» — чувствуя, как холодеют и без того ледяные руки и ноги, подумал.

— Знаете, любой другой уже давно отвернулся бы от вас в такой ситуации, но… — Коэн щелкнул лезвиями своего жуткого инструмента, секатора, и от мерзкого лязга у меня невольно вырвался стон, — я вам уделю немного своего внимания.

Лихорадочно попытался придумать, что можно было сделать, но от ударившего в голову панического страха на ум ничего не приходило. Был полностью охвачен безумным трепетом.

— Садист! Выродок! — не зная, что еще сказать, выпалил. — Это все вы! Вы издевались над пациентами в отделении все это время! Мучили их, калечили ради своего удовольствия!

Коэн опять негромко посмеялся: ему нравился мой затравленный вид, мое отчаяние. Скосил взгляд на изувеченные тела санитаров в процедурной палате и затем снова посмотрел на него.

— Это вы их убили? — с явной дрожью в голосе спросил, сжимаясь в предчувствии насмешливого, издевательского ответа.

— Кого? А, я их поувольнял, — спокойно отозвался Коэн, как будто говорил о чем-то обыденном, — все равно эти сачки ничего полезного не делали, вы же знаете. Сегодня, коллега, многих пришлось уволить: до пятидесяти еще считал, но потом мне надоело.

Почувствовал, что сейчас снова разрыдаюсь от невыносимого нервного напряжения. Только теперь мне открылась полная картина того, что творилось в мужском отделении все это время. Наконец-то осознал, в чем состоял смысл страшного предостережения Эндрю: «Он долго ждал этот момент».

Коэн давно уже мучил и убивал пациентов отделения, пользуясь своей практически безграничной властью администратора. Брошенные родными и государством психически больные были совершенно беззащитны перед жестокостью этого выродка. В компании наверняка прекрасно знали о «безобидном» увлечении одного из своих менеджеров, но их мало интересовали порезы и травмы каких-то отдельных подопытных. Не досчитались одного? На его место сразу же брали другого. И все же он был вынужден соблюдать какие-то нормы приличия: изображать скрытность, издеваясь над людьми не на виду у всех, а в полузаброшенном подвале, убивать только тех пациентов, кто был бесполезен для нужд компании, и так далее.

Но когда случилось то, что случилось, ему больше не нужно было держать себя в рамках. Теперь он мог развернуться по полной и творить все, что придумает его садистский разум. Ему больше не надо было скрываться. Он замучил до смерти не только пациентов, но и персонал отделения, всех, кого смог достать: все равно в итоге все спишут на бесчинства больных. Теперь никто не мог упрекнуть его ни в чем. Этот извращенец мог даже светить своими причиндалами: видимо, истязать несчастных в таком виде ему нравилось больше, может быть, он даже испытывал какое-то извращенное сексуальное удовольствие от этого. Только сейчас наконец осознал в полной мере, кем был мой бывший администратор на самом деле...

— Ну что, коллега? — прервал мои размышления Коэн, снова щелкая своими ножницами, отчего несильно дернулся. — Пора уже приступать, а? С прошлой консультации вы у меня сбежали, но в этот раз… я вам объясню, в чем ваша ошибка… Что вы так смотрите на меня, а? Думаете, я сразу не догадался, что это именно вы бегали от меня в подвальном отделении?

— Не подходите… Не смейте трогать меня… — в ужасе проговорил, начиная пятиться.

Коэн резко занес свой инструмент над головой, щелкнув им для усиления эффекта, после чего направил на меня концы лезвий, и я сорвался с места, тяжело дыша открытым ртом и бросившись бежать назад, не разбирая пути.

— Куда это вы собрались, коллега? — донесся до меня гневный крик Коэна, и я понял, в этот раз нужно бежать, как никогда…

Это было самое худшее, что можно было себе представить. Хуже смерти могла быть только смерть от рук безумного садиста. Знал, он не окажет мне милость в виде быстрого убийства…

Пробежал до конца коридора и завернул за угол, не сбавляя темп и прекрасно понимая, что Коэн погонится за мной. Но даже сквозь пелену дикого неуправляемого ужаса осознал одно: лучше умереть, чем сдаться ему живьем…

И вроде бы всё хорошо, но... в мгновение ока происходит страшный толчок. Тряска, резкий шум и... темнота.

Яркий луч метался по заплесневелым стенам канализации словно напуганный. Тяжелое дыхание смешивалось с громкими всплесками никогда не высыхающих луж, то и дело оказывающихся под подошвой изношенных ботинок Ломагина.

«Всплеск, всплеск, всплеск».

Маленькие капли воды веером разлетались во все стороны, оседая на потемневших от времени стенах.

«Довольно!»

Резко затормозив, по инерции он продолжил скользить по влажной бетонной поверхности пола. Несмотря на непрекращающееся движение вперёд, Ломагин, словно фигурист резво обернулся назад, перенеся весь свой вес на левую ногу, при этом использовав правую, как тормоз, безжалостно стирая резину и так на ладан дышащей подошвы.