Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«Моя обувь, — в голове вдруг промелькнула догадка, — у него в кабинете оставалась моя обувь!»

Моментально вспомнил, как вначале потерял свои ботинки в злосчастном подвальном отделении, а затем наткнулся на них уже здесь, в кабинете Коэна. Сейчас эти ботинки были мне просто необходимы: после всего, что пережил, раны на моих ногах пребывали в ужасном состоянии. Их нужно было как-то защитить от внешнего воздействия, и ничто не подошло бы для этого лучше, чем моя собственная обувь. Ботинки были мне жизненно необходимы. В этом был уверен.

Беглым взглядом осмотрел все углы комнаты, но обуви уже не было. Подойдя к шкафу, открыл дверцу и принялся искать свои ботинки уже там, перебирая ворох старой одежды. Судьба посмеялась надо мной и в этот раз. Перевернув все содержимое шкафа вверх дном, понял, искать свою обувь уже бесполезно, и закрыл дверцу, тяжело вздыхая.

Внутри меня с новой силой начала подниматься волна нарастающей тревоги. Мне было так горько и так… неуютно. Так холодно. Нужно было отдохнуть хоть немного. Обогнул стол и изможденно опустился в кресло.

«Ладно, надо успокоиться и взять себя в руки. Осталось совсем немного. Здесь безопасно. Сейчас тут передохну и пойду дальше», — пытаясь унять странную дрожь по всему телу, сказал себе, закрывая утомленные глаза.

Но не мог успокоиться, несмотря на полную тишину вокруг, нарушаемую лишь мерным тиканьем настенных часов. Не мог перестать думать о том, что мне пришлось бросить несчастного обреченного Эндрю одного. Разумом понимал, оказался просто отрезан от него и моей вины в том, что нам пришлось разделиться, не было, но жгучее чувство вины терзало меня изнутри. Самым страшным являлось то, что у этого измученного психически больного человека не оставалось никого, кроме меня. Он отблагодарил меня единственным способом, который считал верным, — устранился, чтобы смог сосредоточиться на собственном спасении.

«Нельзя было делать это! Нельзя! Должен был попытаться как-то спрыгнуть вниз!» — обхватил голову обеими руками, чтобы как-то унять раздиравшую меня душевную боль.

Старался делать для пациентов все, что мог, но так ли много сделал на самом деле? Ведь недаром Эндрю говорил мне, что никогда не смогу понять то, что они все чувствовали. Эндрю… У него ведь имя было, и его знал, но все равно продолжал употреблять вошедший в привычку псевдоним. Какая маленькая, но значимая деталь! Как же допустил это?!

Боль в ногах притупилась, но даже не рисковал осматривать свои раны. Не знал, сколько мне еще предстояло блуждать по жуткой лечебнице, но было ясно, что после еще нескольких погонь от разъяренных пациентов мои ноги окончательно превратятся в кровавое месиво. Даже тот факт, что уже почти не чувствовал боли, не свидетельствовал ни о чем хорошем.

Немного помедлив, закинул обе ноги на стол и невольно покачал головой от бессилия: бинты полностью размокли и приобрели нехороший бурый оттенок. Меня и так уже постоянно бросало из холода в жар и наоборот, но теперь было совершенно очевидно, что проникновения инфекции в раны мне не избежать. За окном раскатисто прогремел гром.

Мне стало совсем не по себе — вновь ощутил свое беспросветное одиночество и сводящий челюсть холод. Несмотря на видимое спокойствие, атмосфера вокруг была на редкость мрачной и напряженной. Следующий раскат грома заставил меня опасливо втянуть голову в плечи.

«Что это я? Это просто гроза…» — попытался успокоиться, но ощущение чего-то недоброго не покидало меня.

Дернувшись и поведя плечами от холода, покосился на пиджак Коэна, оставленный на спинке кресла. Немного помедлив, стянул его и накинул на себя, чтобы хоть как-то согреться.

«Надо успокоиться. Столько всего пережил, что теперь тем более не имею права сдаваться. Осталось только добраться до административного блока, здесь в безопасности», — мысленно обратился я к самому себе.

У меня никогда не было привычки разговаривать с собой, тем более вслух, но в этом жутком застенке, где меня лишили статуса полноценного человека, превратив в подопытного, в материал для бессмысленных в своей невообразимой дикости экспериментов, настолько нуждался в поддержке, что единственным способом не сойти с ума были слова ободрения и надежды, обращенные к самому себе. Шептал разбитыми в кровь губами, что все будет хорошо, что этот кошмар однажды подойдет к концу, когда лежал на жестком матрасе в крошечной камере, прикованный к койке. Мысленно проговаривал, что меня спасут, когда лишенные человечности сотрудники подземной лаборатории фиксировали меня в кресле перед экраном, на который потом начинали транслировать образы морфогенетического двигателя. Повторял, как безумец, сон — это только сон, когда в очередной раз просыпался от повторяющегося немыслимого кошмара, что они насильно засовывали в мою голову. Не справился бы иначе. А может быть, эти слова, обращенные к самому себе, как раз и были признаком зарождающегося сумасшествия.

Мой взгляд упал на кружку с кофе, которая была оставлена совсем рядом со мной. Протянув руку, взял ее и поднес к своему лицу, ощутив умиротворяющее тепло. Пар оседал на моей коже. Погрев немного свои озябшие руки, прислонил горячую кружку к губам и сделал несколько глотков: внутри меня разлилась приятная теплота, которая на мгновение заставила меня забыть о том, где нахожусь. Столько всего пережил, теперь эти глотки горячего крепкого кофе казались мне чем-то давно утраченным. Сползая ниже в кресле, сделал еще несколько блаженных глотков, пока не почувствовал, как почти согрелся изнутри. После всех диких испытаний, после близости смерти все происходящее казалось мне нереальным. Все исчезло: остался только сам и медленно растекающееся внутри меня тепло. Почти полностью допив кофе, отнял кружку от своих губ и посмотрел на нее.

Некоторое время просто не сводил глаз с пара, который медленно поднимался от горячей поверхности, но чем дольше смотрел, тем сильнее внутри меня поднималось некое плохо контролируемое чувство тревоги. В кабинете Коэна был в абсолютной безопасности — сюда пациенты точно не посмели бы зайти. Но…

«Сейчас половина шестого вечера… — почувствовал, как резко учащается мое дыхание, — когда началось все это немыслимое безумное побоище, было еще утро… Персоналу было приказано эвакуироваться сразу же, ведь об этом же говорили оперативники в подземной лаборатории. За такое количество времени заваренный еще утром кофе уже давно должен был остыть!..»

Ужас ударил мне в голову: мне показалось, в один миг она стала невероятно тяжелой, а перед глазами начали мелькать какие-то мелкие размытые пятна. Для меня перестало существовать что-либо еще, кроме собственной необъятной жути. Если в этом мире и существовал кто-то, кого одновременно боялся и ненавидел в самом прямом смысле этих страшных слов, — это был именно он, мистер Коэн. В этот кабинет никто не посмел бы зайти. Кроме меня. И кроме него.

От мысли о том, что жестокий администратор действительно все еще мог быть в клинике, меня охватила неконтролируемая паника — резко вскочил с кресла и бросился в коридор, с силой хлопнув дверью и ничего больше не разбирая по пути…

Пробежал какое-то расстояние и остановился у поворота, тяжело дыша. Мое сердце колотилось в бешеном темпе, глаза отказывались фокусироваться, бесцельно блуждая по старым стенам с облупившейся краской. Мысли неслись в голове, одна ужаснее другой, но, прислонившись к стене и отдышавшись, сумел кое-как перебороть приступ внезапно накатившей паники.

135
{"b":"888284","o":1}