– Да может, но лучше с таблетками, – ответил я. – Они точно всегда помогают.

– Эх, в наше время со здоровьем лучше не шутить. Лучше ходить побольше, бегать там, гири тягать. Вот я и своему сыну тоже говорю, чтобы он к спорту ближе был, но куда там… Его больше девчонки интересуют и гитара…

– Да это сейчас у всех них на уме такое, – Зинчуков мотнул головой на меня. – Вон, охламон, тоже за бабами бегает, как будто одно место горчицей намазано.

– А может оно и правильно, – хмыкнул водитель в ответ. – Пусть бегают, пока молодые. Уже с возрастом и беготня будет не нужна, и домашний комфорт начнут ценить, и дети пойдут…

Под такие нравоучительные речи мы довольно-таки быстро доехали до нужного дома. Там мужчина вызвался подождать нас, но Зинчуков показал на стоящую неподалёку от подъезда «Волгу» и сказал, что обратно доберутся сами. Пытался сунуть водителю пятерку, но тот только отмахнулся от денег со словами:

– Делай добро и бросай его в воду, как говорят армяне. Пусть ваш отец выздоравливает. С Новым годом, товарищи!

– С Новым годом, – ответили мы хором.

Зинчуков двинулся в сторону подъезда. Я пошел за ним. Пройдя за дверь, он поднялся на один пролет и замер у окна, наблюдая за улицей. Я недоуменно посмотрел на него.

– Всё, уехал. Нам в другой дом, – проговорил Зинчуков и пошел вниз.

– Думаешь, что могут спросить?

– Всякое-разное бывает. Если в газетах напишут про стрельбу в нашем доме, то этот Павел Кириллович может вспомнить, что подвозил двух подозрительных мужчин подходящего возраста. Начнут рыть, опрашивать соседей и делать прочие неприятные вещи, которые могут нам навредить.

– Убедил. Веди тогда, Данко…

– Ага, Данко… Ты только сердце моё не растопчи, если вдруг рука держать устанет, – хмыкнул Зинчуков в ответ.

Мы вышли на улицу. Сканируя окрестности в поисках потенциальных нападающих либо шпионов, мы прошли в соседний дом. Так поднялись на третий этаж. Зинчуков открыл дверь и зажег свет.

Что первое ударило в нос – спертый воздух. В однокомнатной квартире пахло нежилым помещением… Такой запах появляется, когда долго не сливают воду в туалете, или же он идет из сливного отверстия в кухонной раковине. Тот, кто уезжал в отпуск на пару недель и оставлял дом без хозяина, знаком с подобным запахом. Да, после готовки еды, проветривания и прочих ароматных атак легкая вонь уходит, но вот когда входишь в подобное помещение, то сразу же чувствуешь именно его.

– Редко заходишь? – спросил я.

– Вообще почти не захожу. Это квартира «на всякий случай». О ней только Вягилев и я знаю. Больше никто не в курсе. Свари пока пельмени, а я свяжусь с полковником. Жрать хочется – жуть…

Я скинул пальто, разулся. Прошел на ничем не примечательную кухню и первым делом открыл форточку. С улицы тут же полился холодный свежий воздух, разбавивший густой запах нежилого помещения.

В небольшом холодильнике с гордым названием «Саратов» явно не одна мышь повесилась. Когда я с трудом смог оторвать крышку морозильника, то моему взору предстали слипшиеся пельмени, вросшие в вечную мерзлоту. Чтобы достать их из заботливого ледяного нутра пришлось приложить немало усилий.

В это время я слышал, как Зинчуков в комнате разговаривал по телефону:

– Да, дядя Саша, всё в порядке! Приехали к нам гости, уложили спать нормально. Почти все улеглись, но Мишку отправили к соседям. Да, большой палец показал. Ага, вот так вот четыре пальца сложил и большой выставил. «Классно», – говорит. Места уже не было, не у дверей же его класть – там и замерзнуть может, да и наступят на него. Что по празднику? Хорошо Новый год встретили, да… Это нормально. За деньги не переживай – голодными не останутся. Ага. Ты там тете Тамаре привет передавай. Скажи, что к ней тоже гости приедут. А вот сюрприз будет, но главное, чтобы много не готовила – останется же.

Под ненавязчивой болтовней слышалась передаваемая информация. Зинчуков болтал, рассказывал о всяких-разных тетках-дядьках-племянниках, а я тем временем нашел кастрюлю. Пришлось спустить ржавую воду, чтобы набрать нормальную. Вентиль газовой плиты немного прикипел, поэтому пришлось приложить усилие, чтобы его сдвинуть с места и открыть доступ к газу.

На всякий случай принюхался – тухлого запаха яиц не было. Сам природный газ не имеет запаха, а вот этил меркаптан с резким ароматом серы сигнализирует о возможной утечке.

Но нет, газовая плита «Лысьва» функционировала относительно нормально и вскоре на поверхности воды появились первые пузырьки. Когда я начал засыпать в кипящую воду с трудом отвоёванные у холодильника пельмени, появился Зинчуков.

– В общем, дергаем из Ленинграда. Билеты взял на завтра.

– Куда? – только и спросил я, закидывая в воду ледяные кусочки теста.

– В Москву. Пошла гонка на опережение. Вягилев сообщил, что на «Гарпун» уже не досчитался пятерых человек. Кто отравился, кто упал пьяный и замерз, а один вообще утонул в Москве-реке. Зачем он туда полез? Чтобы утонуть, разумеется.

– Кто-то нас сливает?

– Да, и этот кто-то знает про нас. Скорее всего Вишневский вышел на наших людей и одного из них смог завербовать. Вот только бы знать – кого именно?

– Это трудно. Крот вряд ли сам проявится. Какие планы?

– Возвращаемся и делаем революцию, – пожал плечами Зинчуков.

– А как же Путин? Что будет с ним?

– С ним трехкратное усиление. Ни одна муха пролезть не сможет. Наших же «сторожей» явно застали врасплох, вот и сняли с наблюдательных постов. Путинские же сторожа матерые волки, такие просто так не сдадутся.

– Но ты же понимаешь, что Вишневский не оставит попыток атаковать его?

– Знаешь, Миш, вот если честно, то после нашей революции может и не придется ставить Путина у власти? Может он проживет свою жизнь юристом-международником или же займет важный пост в КГБ. Но может ведь и не встать у руля власти. Если всё пойдет как надо, то СССР не придется вытаскивать из глубокой жопы. Страна ещё будет жить и развиваться…

– Думаешь, нам удастся сохранить СССР? – следом за пельменями нырнули два чахлых листика лаврушки, найденные в вазочке в висячем шкафу.

– Не в том виде, в каком он находится сейчас. Люди хотят перемен, но получат вовсе не ту мерзость, какая у вас появилась в конце восьмидесятых в начале девяностых. Эта мерзость пусть останется в твоём мире. Как и моя мерзость в моём.

Мы немного помолчали, каждый вспоминал то время и то место, откуда он пришел в этот мир. В наших мирах развал СССР был уже пройденным этапом. Причем в мире Зинчукова он прошел гораздо более кровавым путём, чем у меня. Хотя и у меня был не сахар…

Но если так загоняться о несбывшемся прошлом, то можно упустить детали из настоящего. И немаловажные детали… Я спросил:

– Ты не думаешь, что нас будут встречать в аэропорту? Могли бы уйти по железной дороге…

– Думаю, – кивнул Зинчуков. – Даже не думаю, а знаю, что нас будут «пасти» как в аэропорту, так и на вокзалах. Поэтому поедем на автобусе. Да, дольше, да неудобнее, но всё-таки это будет надежнее. По поводу того – будем узнанными или нет… Тебе нужно созвониться с тем гримером, что помогал Евгению Леонову. Он вряд ли откажется от калыма, а уж как сделать из нас других людей – он знает лучше всех.

Да уж, совсем недавно гример по имени Толик сделал из нас совершенно других типов. Настолько других, что меня не узнали мои однокурсники, пытавшиеся угнать в Америку самолет. Вот прямо до последнего не узнавали. А уж как тогда вытянулась рожа Дамирова, бывшего организатором преступной шайки из четырех человек…

Что же, номер Толика у меня остался. Знакомство с Евгением Павловичем Леоновым было для меня плюсом. Связаться с Толиком и договориться на вечернее посещение было делом пары минут. Он намекнул, что прошлая бутылка французского коньяка была очень и очень неплохой. Я намек понял и обещал подарок под ёлочку не хуже.

После сваренных и употребленных пельменей, которые неплохо зашли под уксусную обмакивалку, мы начали собираться к гримеру. На свет из тайника квартиры показались два паспорта. Один был на пожилого мужчину, а второй на тридцатилетнего парня. Их лица имели мало схожего с нашими, поэтому требовалось истинное мастерство художника, чтобы проверяющие ничего не заподозрили.