– Балтаишь слишкам многа! Давай дэньги, бэри тавар и вали! – рябое лицо начало краснеть.

– Ладно-ладно, не кипятись, а кто крышечка может сорваться, – поднял руки Зинчуков. – На самом деле я хотел не только товар взять. Мне интересно – под кем ходишь Рябой?

– Что? – лицо Гоги ещё больше покраснело.

Я заметил, что двое сидящих подтянули к себе лежащие на столе ножи. Патлатый, что остался позади, тоже доверия не внушал, поэтому я сделал шаг вперёд и чуть в сторону, чтобы не подставлять спину под удар.

– Кто тебе защиту даёт, Гога? – чуть ли не по слогам проговорил Зинчуков.

– Мэнт? У мэня с мэнтами всё на мази! – прорычал Гога.

– Нет, не из доблестной милиции, – покачал головой Артём Григорьевич. – Я оттуда, где вашего брата очень не любят. По сравнению с милицией, мы как тигры против кроликов.

– А нэ баишься, тыгр, что тэбэ все бэлые палоски красным закрасят? – Гога стрельнул глазами в сторону сидящих.

– Нет, не боюсь. Мы же с миром пришли, Гога. Хочу с миром и уйти. Тебе денег за это нужно? Я дам денег. Даже трогать вас не будем…

– Чего ты чешешь, фраерок? – сипло проговорил один из сидевших за столом. – Ты нас за сук принял? Чтобы мы корешей сдавали?

– Друзья, не будем нагнетать обстановку. Всё-таки Новый год на носу. Мы пришли сюда с хорошим настроением, не надо нам его портить. Да и вам его портить не с руки. Мы просто спросим, послушаем и уйдём. Неужели вы думаете, что тот, за кого вы мазу тащите, будет за вас также ответ держать? Он совсем недавно своему подельнику из обреза мозги по салону самолета разбрызгал, а вы говорите.

– Ты пакупать ничэго не будишь? Тагда иди, дарагой. Па харошему, как ты хочишь, иди. Мы дажэ тэбя рэзать нэ будим. Новый год же… – проговорил Гога, с лица которого понемногу начала уходить краска.

Да, судя по его лицу, он понял, что мы непростые люди. Слишком уж мы уверенно держимся, слишком спокойно задаем неприятные для слуха вопросы. И реакции у нас очень спокойные. А ведь он видел, что мы заметили, как сидящие взяли ножи. Наша реакция выбивалась у него из его понимания. Гога каким-то звериным чутьем чувствовал, что трогать нас пока не нужно. Возможно, он принял нас за гэбэшников или за кого покруче. Пытался съехать на разговоре…

– Нет, Гога, если уж мы пришли, то уйдем только после того, как ответишь на поставленный вопрос. И знаешь что… мы уже начинаем терять терпение. А когда терпение теряется, то появляется злость. Не надо нас злить, Гога, ведь всё же можно решить миром. Что тебе с того Вишневского?

Блондинка на диване вздрогнула, как будто Рябой ткнул ей иголкой под пятую точку. Она посмотрела на Зинчукова уже более осмысленным взглядом.

Что же, это хороший знак. Если бы не это, то каменные морды сидящих людей могли бы и обмануть, а так... Если блондинка знает Вишневского, то и другие с ним точно знакомы.

– Кито это? – Рябой сделал вид, что не заметил подергивания подруги. – Нэ знаю такого. Иди дамой, а? Па харошему прашу…

– Да чего ты с ними хороводы водишь? Выкинуть их в окно, да и дело с концом. А Карандашу потом по ушам надавать, чтобы левых дятлов не запускал, – проговорил всё тот же человек из-за стола.

– Я не с шестерками разговоры разговариваю, – жестко оборвал его Зинчуков. – Кушай сало, малыш, не обляпайся, а взрослые дяди тут сами разберутся.

– Ты чё, ох*л, фраер беспонтовый? – поднялся человек из-за стола. – Ты кого «малышом» назвал? Я твоё ботало тебе вокруг шеи повяжу.

Ну что же, пришло время начинать. Не нужно ждать, пока взметнется рука с гробом на предплечье. Я и так краем глаза видел, как из пальцев выскочило лезвие «выкидухи». Глупо было бы ожидать, что эти люди не умеют владеть холодным оружием, а только понтуются им.

– Всё-всё-всё, мы уходим! – сказал я громко и подался к патлатому. – Извините, пожалуйста, я…

Договаривать я и не собирался. Поставив вилку из большого и указательного пальца на уровне запястья патлатого, я ударил лбом ему в переносицу.

ННААА!

От неожиданного удара тот отлетел назад по коридору. Он бы упал, но я успел «вилкой» перехватить руку и второй рукой ударить сбоку по костяшкам. Резкий хруст запястья удовлетворил на мгновение мой слух.

В следующую секунду я дернулся назад и на развороте влупил коленом в промежность поднявшегося мужчины. Как я и рассчитывал – он не ожидал подобной прыти от молодого и неопасного на вид человека.

– А-а-а-а, – просипел он, сгибаясь уголком.

Удар по затылочной части довершил начатое.

Меня недооценили, и я этим воспользовался. Ну да, «смелая вода» дурманит разум и заставляет человека думать, что он неимоверно крут, а противник слабак и рохля. Когда же «слабак» оказывается быстрым и дерзким, как понос, то тут остается только пытаться переключиться.

Вот только я не собирался никому давать переключаться. Не надо давать людям шанс тебя убить. Лучше сначала их обезоружить, а уже потом…

– Да вы чего? Вы чего?

Третий начал подниматься, но, как и говорил раньше, я не собирался давать ему шанс. Резкий прыжок в сторону и надавливание на плечи что есть силы привели к тому, что он рухнул на стол мордой в салат. Возможно, он собирался улечься в тарелке после пробития курантов, но у меня не было времени ждать, когда это случится. Я всего лишь помог его лицу соединиться с тарелкой.

– Мля! Мля! Я вас…

Получилось резко, бутылки от удара покатились и попадали на пол. Одну я перехватил за горлышко и ударил по макушке неугомонного мужичка, который вновь собрался подняться. Пустая бутылка бьётся хуже, чем полная, поэтому она оказалась достаточно крепкой, чтобы не разбиться, но успокоить на время бунтаря. Он упал на ставшую уже родной тарелку и затих. Горошек прилип к верхней губе, как родинка у Дмитрия Харатьяна.

Я оставил его и в три скользящих шага очутился возле патлатого, который уже успел сесть и теперь мотал головой, стараясь резким встряхиванием поставить мозги на место. Удар в лоб опрокинул его навзничь, а затылком он ещё и добавил степени сотрясения. Девушки с картинок на стенах весело смотрели на мои действия, как будто одобряли подобное поведение гостя.

После этого вернулся в комнату. Три человека были нейтрализованы, а блондинка с Гогой сидели на диване так, как будто ничего не случилось. Впрочем, блондинка спала, положив голову Гоге на плечо. Да-да, спала – дыхание заставляло блестки на блузке посверкивать под желтым светом лампы.

Ну, её Зинчуков мог выключить, а вот почему Гога сидел с широко открытыми глазами и увеличенными зрачками?

Причину этому я увидел почти сразу же – Зинчуков зажал нерв на толстой шее и теперь с независимым видом разглядывал ногти на своей свободной руке. Как будто только что сделал маникюр и не может налюбоваться на творение мастера.

– Ну что же, теперь мы можем поговорить без свидетелей. Мой помощник дал нам пять минут тишины, так что я могу весь превратиться во внимание, – почти дружелюбно улыбнулся Зинчуков. – Кстати, бойцовские навыки неплохие. Против меня не выстоял бы, но вот впечатлить можешь.

– Я даже не старался, – хмыкнул я в ответ.

– Кито вы такие? – просипел Гога.

Весь лоск и уверенность итальянского дона мафии с него слетел мигом. Он выглядел так, как будто сильно кашлял, а врач по ошибке прописал слабительное и теперь боялся лишний раз кашлянуть.

Неужели его так впечатлили мои действия? Так я и в самом деле не старался. Просто нужно было выключить людей на время, чтобы под ногами не мешались, я это и сделал. Ну, а травмы и болячки со временем заживут.

«Это пустяки, дело житейское» – как говаривал герой из книги одной очень известной писательницы, которая в своё время очень не любила русских. Настолько не любила, что, судя по записям из дневника: «лучше до конца жизни говорить «хайль Гитлер», чем быть под русскими». Потом, правда, поменяла своё мнение, но это было потом…

– Гога, я уже устал повторять вопрос, – вздохнул Зинчуков. – Мне проще начать тебе ломать пальцы. С какого начнём? Какой тебе не жалко? На ноге? Давай с мизинца…