— Что ж… И к шкафам можно с дороги-то. Или мы не православные?
— Все уже приготовлено, ваше преосвященство. Прошу вас.
Сидоров забежал вперед, открыл дверь и широким хлебосольным жестом показал на стол. Стол этот кто-то заранее со вкусом сервировал, но зачем-то прикрыл очень тонкой бумагой. Старший полицейский осторожно, будто открывая клетку со зверем, отдернул руку, снимая со стола бумагу.
Проханов сощурил глаза от удовольствия, но почему-то сурово осведомился: сколько его сопровождало полицейских? Сидоров испуганно ответил: шестеро, если считать его. Есть еще двое — в охране дома.
— От кого охранять-то? — как можно равнодушней спросил Проханов.
— От партизан, ваше преосвященство.
— Вот как? Православного от православных? Они разве не христиане, не русские? Почему их надо бояться?
Сидоров выпучил глаза и стал беззвучно шевелить губами.
— Ва… ваше преосвященство! Как можно? Это же разбойники! Они стреляют без разбора. Н-не приведи господь!
— Ну-у, сын мой, у страха глаза велики, — и распорядился: — Зови сюда охрану. Выпьем, закусим чем бог послал. '
Старший полицай заколебался, растерянно замигал ресницами.
— Ваше преосвященство! Никак невозможно. Опасно…
— Опасно праздновать труса. Зови немедля.
— Есть! А с немцем как быть?
— Ну… и его зови. — Проханов поморщился. Не пристало ему якшаться с немецким солдатом. Но… солдат есть солдат; пусть расскажет, где нужно, каков есть православный священник. — Зови и солдата. Скажи ему: «Волен зи триикен руссищ водка?» Сам прискачет. У нас, сын мой, стол на добрую полусотню молодцов хватит Ну, бегом!
Через час во владениях священника Проханова шел пир горой. Благо запасов было столько, что тревожиться о завтрашнем дне не приходилось.
Немецкий солдат сначала дичился, пренебрежительно морщился, но пил жадно, много и вскоре захмелел. Однако и во хмелю он не забыл, что представляет высшую расу. Расправив плечи, солдат решил блеснуть. Он сел за рояль и окинул снисходительным взглядом присмиревших полицейских; на них действительно произвело впечатление, что солдат так вот: запросто садится за рояль.
— Бетховен? — с улыбкой осведомился солдат. — О, найн. Марш! Марш! Битте…
И грянули марши. Солдат оказался на редкость энергичным музыкантом. Он так самозабвенно, колотил по клавишам, что у слушателей гудело и голове.
Марши вскоре надоели. Солдат полез целоваться С Прохановым, почему-то обращаясь к нему: «Герр министер» Обнимались и полицейские с немцем, а потом они вместе собрались качать «его преосвященство». Проханов едва избавился от этой чести.
Около трех часов ночи шум в доме стих. Полицейские свалились прямо на пол и захрапели. На широкой кровати лежал только Проханов. Он не спал.
Ему вспомнилось холеное лицо советника, личного, представителя фюрера, перед которым даже офицеры из гестапо, всегда самоуверенные, властные и никого не признававшие, в струнку тянулись.
— Мы с вами одинаково ненавидим большевиков. А коль так — зачем играть в прятки? — говорил ему советник. — Мы — я имею в виду немецкие власти — и церковь должны объединить усилия в борьбе с большевизмом, презренными иудеями и всей этой никчемной сворой.
Проханов смело тогда возразил советнику, что не пристало ему, русскому православному священнику, открыто якшаться с немецкими властями, потому что для прихожан, как там ни говори, немцы были и остаются оккупантами.
Советник рассмеялся, добродушно похлопал по волосатой руке священника и сказал, что хорошо понимает «его преосвященство». Так и сказал: «его преосвященство». Этим он дал понять, что сан епископа — в руках самого отца Василия.
— Я с вами вполне солидарен. Демонстрировать связь с немецкими властями не стоит. Я скажу больше Для пользы дела можно кое-когда и ругнуть эти власти. В меру, конечно. Все нужно делать в меру — это золотое правило в жизни для немца и кто с ним идет в ногу — особенно. Пусть прихожане думают: духовный пастырь с ними.
Это было умно задумано. Советник намекнул: за все услуги, которые окажет немецким властям «его преосвященство», они в долгу не останутся. Пусть господин Проханов выбирает любое место, где бы он хотел получить приход. Впрочем, если «его преосвященство» не возражает, он бы посоветовал выехать в город Петровск, весьма благоустроенный и культурный населенный пункт, где особую активность проявляют партизаны.
Последние слова удивили Проханова. По собеседник успокоил его. Господина Проханова пальцем никто не посмеет тронуть: ведь священник будет в оппозиции к официальным властям. Об этом, разумеется, тут же ста нет известно партизанам. Со священником, видимо, захотят связаться. От этой связи нельзя отказываться, ее надо использовать.
Впрочем, это не главное, чего ждут от «его преосвященства». Основная его миссия — прочно завоевать души прихожан. Надо войти к ним в доверие, нужно знать каждого в лицо, по фамилии, знать их семьи, родственников; надо быть в курсе их жизни, настроений, мыслей.
Это — на первом этапе.
Второй этап — более ответственный. Надо постепенно изгонять из умов прихожан большевистскую заразу Действовать нужно осторожно, но наверняка. Сначала следует создать свой круг верных людей, которым по первому требованию «его преосвященства» материально помогут — распоряжение на этот счет уже имеется. Таким образом у этой группы людей появится «утробная» — советник так прямо и выразился — заинтересованность. Уж он-то, человек с опытом, отлично знает: когда люди получат что-то реальное, когда у них появится собственность, они станут незаменимыми помощниками и верными слугами духовного пастыря.
Советник особенно подчеркивал: необходима тонкая работа там, где имеешь дело с душой человека. Он предупреждал, что всякий, кто имеет дело с «идеологическим оружием великого фюрера», должен обращаться с этим оружием чрезвычайно осторожно. _
— Как это у русских толкуют: семь раз обмерь.
— Не так, господин советник, — с улыбкой поправил его Проханов. — Семь раз отмерь, один раз отрежь.
— Вот-вот. Оч-чень, скажу вам, разумное изречение. Оно чисто в немецком духе.
— Но и в русском, господин советник, — снова проявил смелость Проханов.
Его рискованная смелость опять была оценена по достоинству. Высокий собеседник одобрительно улыбнулся и покровительственно сказал:
— Мне нравится ваша независимость и, как это… национальное самосознание. Но… господин Проханов, вы должны и здесь иметь меру и, так сказать, не переходить грань. Всегда и везде. Чтобы ваши слова не могли истолковать неправильно. Ваше чувство должно измеряться степенью искренней, идущей от сердца приверженности к идеям, за которые боремся мы.
— Охотно с вами соглашаюсь, господин советник.
Советник предупредил, что он не один печется о душах народа, завоеванного германским оружием. Более подробно круг обязанностей «его преосвященства» ему расскажет представитель Ватикана, который специально объезжает районы, где уже установлен «новый порядок», чтобы помочь братьям во Христе в сложной и ответственной их работе.
Советник подчеркнул, что миссия «его преосвященства» особая и почетная. Германские власти возлагают на него большие надежды.
В заключение беседы советник с улыбкой сообщил, что в качестве первого дара он уже распорядился подготовить в Петровске добротный дом с полной обстановкой, чтобы господин Проханов жил ни в чем не нуждаясь. Но, чтобы не демонстрировать какую бы то ни было связь простого священника с немецкими властями, отец Василий будто бы купит дом у бывшего хозяина. Такой «хозяин» уже есть, и он ждет распоряжений. Предварительно будет пущен слух, что этот хозяин так перепугался близости фронта, что уступил первому же покупателю свою собственность за ничтожную сумму. Этим первым покупателем будет он, местный священник. Соответствующие документы будут оформлены, а предварительно о продаже дома появится объявление в петровской газете. Нет, нет, пусть отец Василий не тревожится, его никто не опередит. Инструкции на этот счет уже даны, волноваться «его преосвященству» не следует.
