Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Никаких денежных запасов у Марии Ильиничны никогда не имелось. Правда, были золотые часы. Если прождать их, два-три месяца просуществовать можно.

А за это время надо устроиться на работу.

На следующий же день Мария Ильинична отправилась в отдел кадров своего завода. Инспектор, оформлявшая ее увольнение, удивилась:

— Никак Разуваева?! — она так на нее смотрела, будто видела индийского магараджу. Потом сухо спросила: — Чем могу служить?

— Обратно хочу. В свой цех.

— Вот тебе на! — всплеснула руками инспектор. — Или попы мало платят?

Мария Ильинична вспыхнула.

— Какие попы? Зачем вы так говорите? Я работать хочу.

Инспектор, женщина лет сорока восьми, сухая, жилистая, с острыми красноватыми глазками, которые, казалось, старались заглянуть в самую душу, заторопившись, стала копаться в ящике письменного стола.

— А это как называется?

Она рывком вытащила знакомый уже Марии Ильиничне номер газеты и поднесла ее к самому лицу посетительницы.

Мария Ильинична отшатнулась от неожиданности. Инспектор же поняла ее по-своему..

— Ага, дрожишь! — она улыбнулась. — Выкладывай — зачем явилась? Кто тебя сюда послал?

Не совсем еще придя в себя, Мария Ильинична вздрагивающим голосом ответила:

— Никто. Я сама. На работу. Ну, вот честное слово!

— Не виляй, не виляй, Разуваева. Мы эти штучки знаем. Не первый год сидим на кадрах. Ишь чего захотела. Выступила с таким письмом, а теперь на завод хочешь? Да таких, как ты, только пусти сюда… Но мы тоже не дураки. Знаем, что такое бдительность.

— Бдительность?! — дрожащим голосом повторила Мария Ильинична. — Да вы что? Я сделала ужасную ошибку… И потом, обманули меня… "Мне так трудно! — Она повернулась и хотела уйти, но инспектор удержала ее за руку.

— Э, нет, милая! Минуточку. Посиди-ка в коридорчике, — сладким голосом произнесла она, хотя глаза ее грозно сверкали. — Я сейчас тут подумаю, прикину кое-что… Вот здесь. Садись.

Инспектор закрыла за Марией Ильиничной дверь и куда-то заторопилась.

В коридоре никого не было, стояла тишина. Было слышно, как за окном кто-то нажимал на стартер, но машина не хотела заводиться. Шофер негодовал и страшными словами ругал какого-то Зотова.

Инспектор явилась через несколько минут, властным голосом она приказала:

— Входи!

Мария Ильинична вошла.

— Товарищ Разуваева! Принять обратно тебя на завод мы не имеем возможности: вакансии у нас, к великому сожалению, отсутствуют. Персонально о тебе я доложила начальнику отдела кадров. Если желаешь, можешь обратиться лично к нему. — Инспектор пристукнула по столу карандашом и закруглилась: — Все. Я больше тебя не задерживаю.

Гнев клокотал в груди Марии Ильиничны. Ох, если бы не бился под ее сердцем ребенок. Но все-таки она не сдержалась.

— Шкурница ты! Самое тебя в три шеи надо гнать отсюда, вот что я тебе скажу.

Мария Ильинична несколько секунд с наслаждением наблюдала, как инспектор хватает ртом воздух, точь-в-точь как рыба, выброшенная на берег. Потом решительно повернулась и, подражая инспектору, независимо застучала каблуками: тук, тук, тук… Дверью она хлопнула как можно сильнее.

Затем настала полоса тревог и волнений. И бесконечные бессонные ночи с тяжелыми раздумьями. Потом она вспомнила, что у нее имеется справка из учительского института. Хоть незаконченное образование, но все-таки оно есть. Правда, после гибели Андрея она даже думать боялась о том, чтобы возвратиться в школу. Все будет напоминать об Андрее, а это новые мучения.

Для сильных людей память о дорогом человеке обязывает продолжать его дело, для слабого — тяжела даже окружающая обстановка, в которой жил любимый человек.

И вот теперь она отправилась по школам. Ничего подходящего ей подыскать не могли. Наконец, по совету одного учителя, она поехала в деревню с намерением обратиться к директору школы, который пользовался славой человека чудаковатого, но откровенного и, главное, доброго.

— В Петровске у вас ничего не получится. Ведь надо иметь высшее педагогическое образование. А кроме того, испортили вы себе жизнь этим письмом. История у вас громкая, так что сами понимаете…

Директор семилетней школы, низкорослый, щуплого вида мужчина лет сорока, оказывается, знал ее лично.

Откуда знал — осталось тайной, зато он не стал скрывать, почему отказывает ей в работе.

— Мозги у вас, Мария Ильинична, набекрень, вот в чем беда. К ребятам вас допустить нельзя. Вы ведь можете за свое приняться, религиозную нравственность прививать.

— Да нет же! Какую там нравственность! — запротестовала Мария Ильинична. — Не до жиру, быть бы живу мне…

— Знаю я вашего брата, фанатика. Хоть кол теши на голове — будете говорить стриженое вместо бритого… Помните картину о боярыне Морозовой? И потом, очень вы давно учились-то. В сущности вы не учитель. Диплома об окончании института у вас нет. В школе всего несколько месяцев поработали. Нет, Мария Ильинична, считайте меня кем хотите, а я боюсь за детей. Страшно, понимаете? Мне жалко вас, но вы гордая, помощи просто так не примете…

— Не приму. Милость мне не нужна.

— Вот как! — директор помолчал, раздумывая. — Нет. Рисковать не имею права. Считайте меня трусом. Все, матушка. Напишите обо мне в газету, пожалуйтесь в районо, — не приму. Фанатиков боюсь. Нервы измотаешь с ними, а успеха ни на грош. — Он встал. — Примите сочувствие, поклон, и желаю здравствовать.

Наступила зима, самое страшное для нее время года. Мария Ильинична всегда мало зарабатывала, плохо одевалась, не сводила концы с концами. Но особенно плохо приходилось ей в эту осень. Деньги, вырученные от продажи часов, кончались, к тому же она задолжала хозяйке за квартиру.

Однажды вечером, когда Мария Ильинична возвратилась домой, ее ждала записка от Проханова. Она сразу узнала его почерк.

«Марьюшка! — писал он. — Не стану скрывать: твое упрямство огорчило меня. В большой тревоге за тебя и твое здоровье провел я месяц, когда ты лежала в больнице. Не один раз посылал я человека, но хозяйка самым непочтительным образом выпроваживала его из дома и не хотела говорить, где ты находишься. Я, грешным делом, подумал — не уехала ли ты из наших краев, чем бы нанесла мне глубокую обиду. И я очень рад и благодарю Бога, что ошибся.

Дорогая Марьюшка! Заклинаю тебя забыть все дурное и возвратиться ко мне. Уж как было хорошо да славно с тобой! Что ж тебе мучиться одной? Я совсем недавно узнал, что ты в городе и находишься в нужде. К чему тебе эти мученья? Подумай сама.

Эх, Марьюшка, Марьюшка! Истосковалось по тебе мое сердце. Сам бы пришел, упал бы перед тобой на колени, да сан мой не позволяет ходить по дворам, тем более с такими греховными мыслями и намерениями.

Приходи, Марьюшка. Жду тебя с превеликим нетерпением.

В. П

Мария Ильинична заплакала, когда прочитала это письмо. И действительно, замучится она совсем. Никому она не нужна. Все от нее отвернулись.

Фанатичка! Но какая же она фанатичка? «Потерянный вы человек!» — вспомнила она письмо Осакова.

Правда, к детям ее допускать, конечно, страшно, и она не могла строго судить директора школы, который был с ней откровенным. Но что ей отказали на заводе — это беззаконие!

Мария Ильинична хотела пойти в райисполком или в райком партии с жалобой. Но как она объяснит свой поступок с письмом в газету? Как сказать, что подписала его пьяной, когда едва ручку держала в руках.

Стыдно. Не могла она сказать правды, а лгать была не в силах.

Так и не пошла Мария Ильинична ни в райисполком, ни в райком партии.

Но и к Проханову идти не хотела.

Как же быть? Денег у нее всего на неделю. Она плохо питалась, участились припадки, от женской ее привлекательности почти ничего не осталось. Даже самой на себя противно смотреть в зеркало. Или беременность ее уродовала так?

Но что же станет с ребенком? И она снова впадала в мучительные раздумья.

26
{"b":"887872","o":1}