Открыв дверь комнаты я наткнулась на коляску, стоящую в коридоре. В ней спал Генри, лицо его было бледным и уставшим.

"Он что просидел так всю ночь?! Это же может навредить ему!"

— Генри, просыпайся!

Он не реагирует

"О боже, только не это…"

С опаской ставлю пальцы на сонную, артерию.

"Пульс есть, фух…"

— Так, соберись, Ира… Не распускай нюни… — звучат в голове слова голосом матери.

— Генри, проснись! — легонько похлопываю его по щеке, кожа мягкая, но немного колючая от щетины. Так хочется задержать руку чуть дольше.

Он открывает глаза, спосоня, не понимая где находится.

— Ты просидел здесь всю ночь?

— Мммм… Похоже на то, — он морщится от боли, пытаясь выпрямить спину.

— Все в порядке? — с тревогой спрашиваю я.

— Хотел бы я так сказать… Но нет… — он опять зажмуривается и прикусывает губу.

— Что мне делать?

— Отвези меня в спальню… Надо лечь…

Чувствую как похолодели руки от страха. В спальне помогаю ему лечь в кровать. Он перекатывается на бок и, спрятав лицо в подушку, стонет.

— Ммммм…

От этого звука у меня волоски на руках встают дыбом.

— Сильно больно? Может скорую?

— Не надо… Сейчас пройдёт… Только…

— Что?

— Дай таблетки… Здесь в тумбочке…

Я нахожу нужное лекарство и кладу ему таблетку на язык, он глотает.

— Сейчас воды принесу…

— Не надо… Не уходи

— Ладно…

Я вижу как он мучается и начинаю машинально растирать его ноги и руки. Он прикрывает глаза и молча принимает помощь.

— Я сниму твою одежду? Надо разогреть мышцы…

— Ох, только не это…

— Генри, не глупи…

Я решительно стягиваю его штаны, обнажая тонкие бледные ноги с острыми коленками. Он остаётся только в нижнем белье и футболке.

— Ирина, не надо… Это ужасное зрелище, я не хочу… Чтобы ты видела менятаким…

— А я не хочу видеть как ты мучаешься! Переворачивайся на живот…

Помогаю ему перевернуться, сквозь кожу на спине торчат острые лопатки. Он ещё более худой, чем кажется.

"Как птенец без перьев…" — проносится в голове.

Смазываю ладони специальным лосьоном и массирую тонкую шею, отодвинув в сторону длинные темные волосы. Генри не издаёт ни звука.

— Всё нормально? — Да… - Становится легче? — Спина болит…

Бесцеремонно задираю его футболку, чтобы снять.

— Эй? Что за наглость, — он смеётся, но в голосе сквозят нотки смущения. — Терпи… — Это тебе приходитсятерпеть… — Ерунду не говори… Ты столько для сделал, это меньшее чем я могу отплатить, — делаю паузу, чтобы сглотнуть неприятный комок в горле. — Зачем ты сидел у моей двери? — Ждал пока ты выйдешь… — Почему не постучал? — Ирина, если ты думаешь, что я знаток отношений, то это не так. — Но ты такой взрослый, у тебя должна была быть женщина в… — я осеклась, надеясь что он не заметил, но он был слишком умён. — В прошлой жизни? — Да… Была… — И куда она делась? — Для массажистки ты задаешь слишком много вопросов… — Эй, мистер, полегче… Я вообще-то твоя жена, имею право знать… — Жена… — он произнес это слово будто пробуя на вкус. — Она ушла от меня… — Когда ты заболел? — Это очень беспардонный вопрос. Спишу на твой менталитет, — улыбается он. — Меня называют медведицей, как оказалось… — Да, сходство есть… — Поговори мне…

Издаю грозный рык, от чего Генри смеётся, ему явно стало легче.

— Так как она ушла? — Я потерял её в равной борьбе. Она ушла к моему другу… — Знаешь, ты не очень-то умеешь выбирать друзей. — Это точно… — Друг стал врагом? — Просто перестал быть другом. Она не моя собственность, это было её решение. — Ты такой джентльмен… — Русские мужчины не такие? — Ха, русский бы начистил морду такому дружку… — Эти твои выражения из гетто, точно медведица… — Ладно, здесь я закончила. Переворачивайся на живот. — Эмммм… Нет. Я полежу, ты иди… — Эй! Надо разогреть мышцы и спереди… — Знаешь, там уже и такгорячо.

Секунду я пытаюсь сообразить о чём речь и когда понимаю, мои щёки начинают пылать.

— Обалдеть! У тебя эрекция?

Генри прячет лицо в подушку.

— Уходи, Ирина…

Я слышу, как он смеётся.

— Ах ты старый развратник! — кидаю в него подушкой. — Всё, уходи, дай мне прийти в себя… После твоего массажа…

Сажусь на край кровати рядом с ним и легонько касаюсь пальцами плеча.

— Знаешь, мы можем это сделать… — Не можем… — Всё говорит об обратном…

Он обращает ко мне глаза полные мольбы.

— Пожалуйста иди…

Мне снова становится больно и обидно.

"Почему он отвергает меня, чего боится?"

***

Пока я собираюсь на работу, Генри так и не выходит из своей комнаты. Оттуда не доносится ни звука. Меня распирает от обиды и не понимания.

"Ведь он тоже хочет меня? Неужели это такая проблема? А что если он не хочет быть с девственницей? Из-за того, что неопытная и не смогу ничего толкового сделать. Или так уверен в своей несостоятельности. Но я же видела всех этих продажных женщин, что приходят к нему. Значит всё он может…"

В этих тяжёлых мыслях я добираюсь на работу.

***

В раздевалке чувствуется какое-то напряжение, все смотрят на меня, но отводят взгляд, стоит мне посмотреть в ответ.

"Что происходит? Или у меня паранойя после выходки Стеллы".

Эрик как всегда начинает репетицию с небольшой летучки. Артисты садятся в круг, он по центру.

— Доброе утро, звезды… Понимаю, вчера мы немного расслабились…

Над головами пробегает шелест смешков и шёпота.

— Но сегодня новый день, и мы должны двигаться дальше. Остановка — смерть для артиста, — он делает паузу и переводит взгляд своих больших пронзительных глаз на меня.

— Поскольку ты вчера не снизошла до нашей компании, а я делал важные объявления, для тебя сделаю это персонально.

Всё взгляды обращаются ко мне — равнодушные, усталые, сердитые…

— Ты будешь дублёршей Катарины, вы с ней похожи телосложением и типажом, также твои данные позволят подстраховать нас в случае форс-мажора.

— И что это значит для меня? К чему быть готовой? — Это значит дополнительная репетиция с артистами основы. — То есть я целый день буду на работе. — Да и будешь получать за это прибавку к зарплате артистки кордебалета, — он поднимает бровь. — И конечно же, у тебя будет шанс, крошечный, но будет, что ты станешь примой. Пусть и в качестве дублерши. Всё ясно? — Я могу отказаться?

Эрик откидывает голову назад и заливается смехом, не могу оторвать глаз от его длинной красивой шеи с острым кадыком, который ходит под кожей.

— Конечно можешь. У нас рабство давно отменили в стране, Ирина. Но это будет значить нарушение контракта и его одностороннее расторжение с моей стороны, — его выражение лица резко меняется на каменную маску, глаза наполняются холодом. — Я поняла… — Ты согласна? — Да, я остаюсь…

Чувствую, как кожа моя буквально плавится от чьего-то взгляда. Обвожу глазами артистов и ловлю на себе взор Стеллы, полный ненависти.

"Ох, кажется у меня появился враг…"

Следующие недели до премьеры превращаются для меня в ад. Я почти весь день на работе. Ухожу утром, когда Генри ещё спит, прихожу, когда он уже спит. Безумно скучаю за ним, но мне кажется после инцидента с массажем, он меня избегает. Правда исправно оставляет мне ужины и завтраки, чтобы я окончательно не похудела.

Катарина, в отличие от Стеллы, подходит к работе исключительно профессионально. Возможно потому, что у неё что-то есть с Робертом, дублёром Эрика. Мы тренируемся вечером вчетвером, и не заметить химию между ними невозможно.

Однажды вечером, мне пришлось вернуться обратно в гримёрку за кошельком. Войдя в притихшее здание театра, я прошла по тёмному холлу и коридору, но замедлила шаг, увидев свет из по двери гримёрки.

"Неужели забыли выключить свет? Последними оставались Катарина и Роберт…"

Я подошла к двери и прислушалась, оттуда доносились характерные причмокивания. Уж не знаю, чем именно они занимались. Но входить я не рискнула. Но входить я не рискнула. Может быть целовались, а возможно их поцелуи были несколько ниже, чем я предполагала. Войти я так и не решилась.