Стук моих каблуков о холодный мраморный пол эхом отдавался под высокими сводами здания миграционной службы. От злости я сжимаю челюсти так, что зубы хрустят.

В голове эхом отдавались слова чиновника:

— Мисс, Пегова, для подтверждения официального статуса пребывания в США, вы должны подтвердить ваш доход официальной справкой с места работы. Недостаточно выписки с вашего счёта, мы не можем никак удостовериться, что это не кредитные средства.

— Да никто не даст мне кредит без той самой справки, которую вы требуете. Я сейчас в трудной ситуации, поймите. Моя балетная труппа распалась, обанкротилась, но я не могу вернуться обратно в Россию. Не сейчас, не на пике формы. Я всю жизнь положила для того, чтобы выступать на сценах Нью Йорка.

— Но вы выступали в Большом, чем плохо? Москва ждёт вас. И вы вернётесь туда в ближайший месяц, если не устроитесь на работу с официальным доходом установленного уровня.

— И куда я устроюсь без Грин Карты? В фаст-фуд? Уборщицей?

— Вы отнимаете моё время, покиньте кабинет. У вас 20 дней до депортации. Рекомендую купить билеты заранее. Следующий…

Злость кипела во мне обжигающим озером лавы. Я хотела задушить этого тощего пендосского выродка с тонкими влажными губёшками и бегающими глазками.

"Мнят себя хозяевами мира, сукины дети… Всё вы просто жалкие выродки авантюристов и воров, вот кто вы"

Мне, Ирине Пеговой, урождённой праправнучке графа было мерзко до дрожи унижаться и пресмыкаться перед этим сбродом. Я человек с высшим образованием, огромным опытом, у которого за плечами подмостки Большого, вынуждена оббивать казённые пороги ради возможности работать в Америке.

"Не так я себе представляла свою жизнь в Новом свете… Здесь не свет никакой, сплошная тьма…".

И только воспоминание об овациях благодарной публики заставило меня сделать выдох.

"Я умная, придумаю как выкрутиться… Всегда мне это удавалось и сейчас получится".

В этих мрачных и одновременно решительных мыслях я добралась до зала, только ежедневные тренировки днём и выступления вечером делали меня счастливой. В своей работе я всегда видела смысл жизни, это было просто, ведь я занималась балетом с трёх лет. Я ещё не умела говорить, а уже садилась на шпагат.

В зале было тихо и прохладно, моё тонкое гибкое тело отразилось в множестве зеркал. Они холодно взирали на меня, подмечая все изъяны, стимулируя меня к работе над собой.

Негромко включаю музыку, разминаюсь, обожаю это ощущение лёгкой ноющей боли в мышцах от тренировок. Люди так превозносят удовольствие от секса, но для меня танец намного лучше секса. Для получения неземного удовольствия мне не нужен партнёр, я сама могу доставить себя на седьмое небо.

Музыка набирала темп, я чувствовала ритм, схожий с биением сердца, но сердце билось всё быстрее. Чёткие выверенные движения, отточенные годами тренировок. Кровь струилась по артериям, снабжая клетки энергией, я была сгустком энергии. Прыжок, приземление, прыжок выше, опять на земле.

"Почему я не птица?" — с грустью подумала я.

Но эти секунды в воздухе дарили ощущение полёта, невесомости, бесконечности. Внезапный громкий звук испугал меня, я неудачно приземлилась, подвернув лодыжку.

— Чёрт, простите… Вы в порядке? — послышался тихий мужской голос из тени за аркой выхода. — Всё нормально… Только ногу, кажется, подвернула, — стараюсь вести себя сдержано, хотя и хочется отчитать неуклюжего недоумка.

Вижу какую-то возню, но рассмотреть собеседника не могу.

— Простите… Мне кажется нужна ваша помощь, — в его голосе чувствуется смущение и сожаление.

— Да, конечно… Что случилось? — прихрамывая иду к выходу, вглядываясь в темноту.

Полоска света выхватывает бледное худощавое лицо, покрытое густой щетиной, над острыми скулами ярко мерцают лазурные глаза. Тёмные брови болезненно напряжены, определяя глубокую складку между ними.

— Подайте мне пожалуйста… Мой костыль, он упал… Сам я не могу… Простите ещё раз, — я вижу как ему неудобно за досадную оплошность и немного смягчаюсь.

— Всё нормально, — подаю мужчине костыль, бегло скользя по его согбенной худощавой фигуре.

— Миопатия, — говорит он, замечая мой взгляд.

— Простите, это не моё дело, — тут неловко становится уже мне.

(прим.) Миопатии — заболевания мышц, обусловленные нарушением сократительной способности мышечных волокон, проявляется мышечной слабостью, уменьшением объёма активных движений, снижением тонуса, атрофией.

— Это мышечная слабость, я не могу долго стоять на ногах. Обычно я пользуюсь коляской, но кто-то решил, что инвалид точно не заявится в танцевальный зал. Я Генри…

— Я Ирина, очень приятно, — протягиваю руку, машинально, но незнакомец держится за свои костыли и смущённо взирает на мою ладонь.

— Простите, — неловко убираю руку за спину.

— Именно за это люди не любят инвалидов, в их присутствии многие чувствуют себя идиотами…

— Это точно, — его реакция позволила мне немного расслабиться. — Я вас здесь раньше не видела…

— Как видите, я больше не танцую, — он развёл руками, чуть опираясь не костыли.

— Вы танцор!? — выпалила эти слова слишком громко, беспардонно и нелепо.

— Не очень похож да?

— Просто… — я замялась, не зная, что ответить.

— Я заболел четыре года назад… Сегодня приходил за своими документами, нужны для оформления пособия. Никак не мог заставить себя прийти сюда, это слишком…

— Больно?

— О… Вы меня понимаете?

— Конечно… Танцы для меня всё…

— Это плохо, милая девушка… Надеюсь в вашей жизни никогда не настанет момент, когда все планы и мечты рухнут в один момент.

— Уже настал… Меня депортируют, осталось меньше месяца, — слова сами рвутся наружу из моего глупого рта.

— Ох, сочувствую… Неужели ничего нельзя сделать? Вы так… талантливы. Не то, чтобы я пялился…

— Миграционной службе плевать, им нужны только бумажки…

— С работы?

— Да, или другое основание для дальнейшего моего пребывания здесь… Вроде замужества…

— Сочувствую вам, Ирина, но для вас это не конец… Посмотрите на меня, надеюсь станет легче…

— Не станет…

— Что ж… Благодарю за вашу жалость…

— А я за вашу…

Генри горько усмехается, в уголках глаз появляются морщинки. И я вдруг понимаю, что он уже не молодой человек, просто хорошо выглядит.

— Всего доброго, Ирина…

— И вам…

Тяжело переставляя непослушные конечности Генри направляется к выходу, а я возвращаюсь в зал. Но он окликает меня.

— Ирина!

Я выхожу в коридор и, уперев руки в бёдра, смотрю в яркие глаза нового знакомца, сияющие даже в полумраке.

— А что если… Если вы выйдете замуж…

— И получить запрет на въезд на 5 лет за фиктивный брак? Да и как я найду себе фальшивого мужа за такое короткое время… Не вариант.

— А что если вы его уже нашли?

— В смысле?

— Выходите за меня… Я не могу встать на колено, уж простите… Но… Я не могу позволить вашей месте разрушиться, как моей.

— Это шутка? Вас кто-то подослал?

— Возможно само провидение… Сами подумайте, я четыре года не был в этих стенах и больше никогда не вернусь… Но мы встретились.

— Простите, это безумие… Ничего не выйдет.

— Решайте быстрее, а то я скоро упаду и вам придется тащить меня вниз по ступенькам… Ну так что? Вы согласны?

— Да! Чёрт возьми, я согласна, Генри…

— Тогда вам стоит записать мой номер телефона…

Забыв о боли в ноге, я бегу за телефоном, потом ввожу номер Генри дрожащими пальцами.

Прощаясь он с улыбкой произносит.

— В горе и в радости?

— Пока смерть не разлучит нас, — выпаливаю я в ответ, не сдерживая улыбку.

После спектакля я вхожу в гримёрку и присаживаюсь в кресло, потирая лодыжку.