— Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется, — с улыбкой проговорила Мара. — На самом деле с этим трудно поспорить. Просто я никогда об этом всерьез не задумывалась. Но вот вопрос: не обидно ли, например, очень способным и трудолюбивым людям, что они получают примерно столько же, сколько и неспособные и не очень трудолюбивые?

— У нас нет неспособных. Каждый человек к чему-нибудь да способен. Даже инвалид. Просто нужно раскрыть его способности и найти ему подходящее дело. У нас система отлажена неплохо в этом плане. Что касается лени, то да, с этим качеством иногда бывает трудно. Но нам с детства внушают, что нужно делать свое дело хорошо, что лениться стыдно, тем более, четырехчасовой рабочий день — это не так уж тяжело, чтобы возникло сильное желание лениться. Каждый может подобрать себе удобный график, с 8 до 12, с 12 до 16, с 16 до 20 и т. д. Некоторые предпочитают даже отрабатывать двойную смену, а потом целый день отдыхать. Легко подменять друг друга, если кто-то заболел. Впрочем, да, встречаются и патологические случаи, когда человек просто не хочет работать или считает, что он чем-то гораздо лучше всех остальных и достоин гораздо большего. Что ж, ему настойчиво рекомендуют уехать на Оу, иногда даже высылают принудительно на определенный срок. Некоторых это излечивает, они возвращаются и становятся нормальными членами общества, некоторые остаются на Оу навсегда. Важно, что у них есть право выбора. Я читал, что в древности уже однажды пытались построить общество наподобие нашего, но главной ошибкой этих людей было то, что они хотели осчастливить человечество насильно, всех подряд по единому шаблону, без разбора. А человеку свобода нужна. Свобода выбора.

— Это точно. Но нам надо возвращаться, Майкл.

— Мара, это невозможно, — вмешалась Бетти, — Ногу Майклу нельзя беспокоить еще несколько часов, вам нужно переночевать у нас, а уже утром нога подживет, и вы сможете вернуться.

— Я вас никуда не отпущу, — подтвердил ее муж. — Во-первых, скоро стемнеет, и вы заблудитесь или кости себе переломаете впотьмах, Во-вторых, у нас в пристройке отличный сеновал, будете спать как младенцы.

— Вот вам и свобода выбора, — рассмеялась Мара.

— Ну, вы же не на Уэе, — улыбнулась Бетти.

Насчет «как младенцы», хозяин, конечно, преувеличил. Во-первых, москиты. Эти крылатые твари как-то пробирались внутрь пристройки через щели и противно зудели над ухом. И пребольно кусались, надо сказать. Во-вторых, сено щекоталось и кололось. В-третьих, какие-то животные — Мара сказала, что это, наверное, шакалы — плакали и хохотали в лесу довольно громко. «Господи, верни меня в желанный плен цивилизации, — взмолился про себя Майкл. — Природа — это очень мило, конечно, но я бы сейчас многое отдал за горячую ванну и герметичный номер с кондиционером в гостинице».

Маре тоже не спалось. Она думала о Майкле. «А он смелый, не побоялся спорить с этим громилой. И щедрый. Так вот запросто выложить двести флоринов за едва знакомых людей… Конечно, они нас приютили, вправили ему ногу, но сумма все равно немаленькая. И умный. При этом не пытается кого-то осадить, задавить интеллектом, унизить. Просто и понятно все объясняет, даже ребенок бы понял. Прямо идеальный мужчина какой-то… Так. Хватит. Это всего лишь работа, нечего себя накручивать. И он женат к тому же. Вернется на свой Уэй и позабудет всё моментально. Тоже мне, дама с собачкой нашлась. Тем более, даже собачки у меня нет. Одни шакалы, вон, смеются надо мной. Дура».

Вдруг Маре показалось, что кто-то ползет по ее ноге. Она вскрикнула. Майкл тут же вскинулся и зажег фонарик.

— Мне кажется, кто-то полз по моей ноге. Какое-то животное.

Луч света выхватил мышку, притаившуюся на сене.

— Тьфу, напугала!

— Ты боишься мышей?

— Нет, мышей не боюсь, но я же не знала, что это мышь. Тут кто угодно может быть…

— Ага, сороконожки, змеи, крокодилы…

— Особенно крокодилы. Один вот передо мной.

Оба смеялись, давая выход пережитому испугу. Неожиданно Майкл притянул ее к себе.

— Мара, Мара, ты мое сладкое наваждение, волшебница, повелительница ночи… Ты знаешь, что на одном из древних, давно забытых языков твое имя было именем богини ночи, насылающей на людей страшные и сладкие видения? Мара, морок, мираж… Ты мне не мерещишься, нет?

— Нет, я настоящая. Вот, потрогай!

Каждое прикосновение рождало сладкий трепет. Оба не могли больше противиться взаимному притяжению. Случилось то, что, наверное, было предопределено. И даже крики шакалов им больше не мешали, а, можно сказать, служили своеобразным аккомпанементом.

Лучи утреннего солнца пробивались сквозь щели тоненькими золотыми полосками.

— Знаешь, так странно, второй раз в жизни я вывихнул ногу, одну и ту же, кстати, и для меня в тот раз это событие оказалось судьбоносным и, можно сказать, спасло мне жизнь. И этот раз, кажется, тоже судьбоносный. Удивительная штука жизнь.

— Расскажи про первый раз.

— Обязательно, но не сейчас. Пожалуй, мы и так злоупотребили гостеприимством хозяев, пора уже и восвояси.

— Ты сможешь дойти?

— Да, нога уже совсем не болит, если осторожно и не торопясь, то дойду.

Они позавтракали в компании хозяев, потом старик, взяв удочку и вручив Майклу крепкий деревянный посох, чтобы было легче идти, проводил их до водопада. Тепло попрощавшись с ним, стали осторожно спускаться по тропке к долине. Выйдя из леса, передохнули на опушке в тени последних деревьев, потому что солнце стало уже изрядно припекать. Оставшаяся часть пути была сложной, потому что солнце пекло немилосердно, подъем на холм дался особенно тяжело, нога Майкла опять сильно разболелась.

«Вот и поохотились, — подумал Майкл. — Впрочем, не было бы счастья, да несчастье помогло». Ведь если бы не нога и не ночевка на сеновале, он бы, наверное, не решился раскрыть Маре свои чувства, и не было бы тогда этой волшебной, удивительной, прекрасной ночи.

Добредя кое-как до отеля, разошлись по номерам отдыхать. Мара набрала ванну с пеной и два часа лежала в ней и размышляла обо всем, что случилось накануне. А Майкл завалился спать. Проснулся часа через три относительно бодрым и зверски голодным. Принял душ, оделся и постучал в дверь комнаты Мары. Она открыла ему, одетая в длинную футболку, едва прикрывающую попу. При виде нее другой голод, посильнее желудочного, охватил Майкла. Она прочитала это в его глазах и улыбнулась. Следующий час они провели вместе. Потом отправились в ресторан при гостинице в поисках ужина.

— Я, кажется, целого поросенка готова съесть, — сказала Мара.

— А я — слона, — ответил Майкл.

Народу в ресторане почти не было, только в дальнем углу заседали два мрачных субъекта, один из которых, при виде Майкла и Мары, вышел из зала. Еще за одним столиком сидела пожилая семейная пара, а за другим какой-то потрепанный жизнью мужик средних лет.

— То ли не сезон, то ли бизнес у них не особо процветает, — заметил Майкл.

— Попозже, наверное, подтянутся, еще довольно рано.

Они заказали две порции рагу фейжоада, акараже с крабами и пирожные с манго и взбитыми сливками на десерт. Еще взяли по бокалу красного вина.

Мара знала, что у Майкла практически нет наличных денег, ведь он отдал их вчера тому типу, поэтому предложила заплатить за обоих. А по возвращении в Шарн Майкл снимет наличные в гостинице и вернет ей. Все бы ничего, но то, что по счету расплачивалась она, а не Майкл, привлекло внимание мужика за соседним столиком. Он подозвал официанта и громко, чтобы все вокруг услышали, спросил:

— А что у вас тут ресторан для альфонсов?

— Простите?

— Девушка платит, а этот хмырь рожу в тарелку опустил, как будто так и надо. Слышь, ссыкло, я про тебя говорю.

Майкл понял, что мужик ищет повода для драки. Если бы не нога, он бы, наверное, даже не прочь был размяться, вспомнить молодость, драки в портовых кабаках Шарна. Но на Уэе он успел настолько отвыкнуть от всего этого, да и растерять квалификацию, чего уж тут скрывать. Уверенности в победе не было. Но и выглядеть жалко в глазах Мары не хотелось.