Содержанием платежки Михаил был удивлен. Он не ожидал, что дискуссию между коммунистом и Бортко оплатит Сумченко из своих средств. Хотя по зрелому размышлению, идея столкнуть лбами своих основных конкурентов выглядела не так уж глупо. К платежному поручению были подколоты скрепкой еще какие-то бумаги. Михаил их перелистал и обнаружил письмо Сумченко, где он просил выделить время для дискуссии с кандидатами Бортко и Корниенко. Почему он не принимал участие, предстояло выяснить.

Небо было совсем темным, когда Михаил отъезжал от телецентра. Уличные фонари, неоновые вывески магазинов, ярко освещенные разряженные елки в витринах и масса светящихся окон отражались в заиндевевших деревьях и обледенелом асфальте тротуаров. Улица перед ним выглядела как россыпь разноцветных драгоценных камней на черном бархате неба. Улицы заполнены веселыми людьми всех возрастов. Город готовился встречать «старый Новый Год» – Новый Год по старому календарю – придуманный народом повод для праздника. В душу просилось праздничное настроение, но Михаил его не пускал. Его ожидали тяжелые разговоры с членами семьи Бортко. Перед выездом из телецентра он позвонил жене покойного депутата и уговорил принять для беседы.

– Надежда Михайловна, есть постановление городской прокуратуры, – теперь уже Михаил не врал, – о повторном проведении следствия. Ни меня, ни Вас не поймут, если мы не сможем переговорить…

– Это Вы поймите нас! Зачем еще раз переживать все это. Что изменится? Какие могут быть сомнения в том, что это нелепый несчастный случай. Вадим не однажды попадал со своей страстью в тяжелую ситуацию на море. На этот раз не обошлось…

– Поверьте мне, очень часто убийства организуются как несчастные случаи на дороге, охоте или рыбалке. Он был не только Вашим мужем, за его спиной десятки тысяч избирателей, которые за него голосовали. Мне нужен час времени не больше. Сделайте над собой усилие, хоть Вам это и тяжело…

– Вижу, Вас не переубедить… Вас устроит после шести. Мне нужно собраться с духом…

– А Ваша сестра живет от вас далеко?

– Нет уж! С ней договаривайтесь сами. Хотя я не совсем понимаю, причем здесь сестра?

– Я беседую со всеми, кто достаточно хорошо знал Вашего мужа.

– Приезжайте! Уверена, адрес Вы знаете.

– Да, конечно…

Пять минут седьмого Михаил позвонил в дверь. Открыла очень красивая женщина за сорок. Русые волосы, серые уже знакомые глаза. На кладбище он уже отметил ее красоту. Но здесь без верхней одежды, все выглядело иначе. Он поздоровался и назвал себя. Она ответила на приветствие и пригласила раздеться.

«Елена Михайловна, сестра жены», – сразу определил Михаил. Не зря же он хорошо изучил снимок, сделанный Еременко. Все-таки вдова вызвала сестру.

В гостиной Михаил огляделся, прежде чем сесть на место, куда ему указали. Это было кресло с низкой спинкой. Мебель была добротной. В углу японский телевизор, у стенки пианино. Хотя, по правде говоря, в облике комнаты следов дизайнерского замысла не было видно. Интерьер был продуктом вкуса кого-то из членов семьи.

Вся семья была в сборе, кроме одной дочери. Женщины разместились на диване, а сын Артем сидел на вертящемся стуле за пианино.

– Я хотел бы поговорить с каждым из вас отдельно.

– Почему отдельно? – спросила Надежда Михайловна.

– Давно установлено, что так собеседники чувствуют себя непринужденнее.

– Или легче спровоцировать собеседника на откровенное признание, – подала реплику Зоя – старшая дочь.

– Нет у меня, ни намерений, ни оснований для провокаций. Поверьте, так будет лучше для всех…

– Вы будете пить чай? – спросила Надежда Михайловна у Михаила.

– Спасибо! Не откажусь.

– Тогда поступим так. Мы все идем на кухню, кроме Зои, и пьем чай там. Вы пьете чай здесь и беседуете по очереди с каждым из нас. Вы согласны начать опрос или допрос с Зои? – взяла в свои руки бразды правления Надежда Михайловна.

– Надежда Михайловна, обижаете! Никаких допросов! В каком порядке мы будем беседовать, не имеет значения. Выбирайте сами…

– Потом Артем, Елена и последней буду я.

– Согласен!

Зоя осталась на диване, остальные вышли на кухню. Лицом она больше походила на тетку, чем на мать. Красивая, прекрасного сложения девушка. Темно русые волосы, короткая стрижка и серые «семейные» глаза. Бортко был тоже сероглазый. Она не прятала взгляда и заговорила первая.

– Неужели вы всерьез думаете, что у папы были враги, способные подстроить такое?

– А что тут несерьезного? Убивают журналистов в подъездах, якобы в целях ограбления, в автокатастрофах гибнут министры и видные политики. Депутат Верховной Рады видная политическая фигура. Очень заманчивое место для многих, кто хотел бы избежать уголовного наказания за свои преступления. Разве такой остановится еще перед одним преступлением ради этого?

– Вероятно, нет!

– Ваш отец был идеальной мишенью для преступника. Очень мобильный, всегда без охраны и даже без водителя.

– Да, согласна. Что вы хотели у меня спросить?

– Когда вы видели отца последний раз?

– В середине ноября на его дне рождения.

– Вы с ним беседовали о чем-нибудь.

– Конечно, но ни о чем таком, что имело бы интерес для Вас.

– И все-таки?

– Как всегда, он интересовался моей работой, спросил, когда будет свадьба. У меня есть парень, с которым мы решили пожениться.

– Когда будет свадьба?

– В конце июня перед отпуском.

– И как на это отреагировал отец?

– Пожалел, что не скоро.

– Он ни на что не жаловался, вы не заметили в его поведении подавленности или тревоги?

– Нет, не заметила. Он всегда был ласков с нами. Даже во время тренировок, когда что-нибудь долго не получалось.

– А в его разговорах с другими вы не запомнили ничего необычного?

– Разве, что выпил чуть больше и был чуть больше обычного сентиментальным. Кто не бывает сентиментальным на своем дне рождения. Теперь это можно трактовать как предчувствие смерти. Но это фантазии задним числом.

– Вот моя визитная карточка, если что-то вспомните: необычную фразу, незнакомое имя, обязательно позвоните. В нашем деле мелочей не бывает.

– Хорошо, только… но… впрочем, не важно… Я позову Артема.

Артем вошел чем-то настороженный. Михаил смог разглядеть его лучше. Еременко утверждал, что сын был копией отца. Роста среднего, широкие плечи, мускулистые руки, но вся фигура оставляла впечатление легкости из-за узкого таза и стройных ног. Артем одет был в гимнастические рейтузы и рубашку с короткими рукавами. Он опять уселся на винтовой стул за пианино, боком к инструменту.

Крышка пианино была поднята и его правая рука с длинными крепкими пальцами потянулась к клавишам непроизвольно.

– Сыграй, пожалуйста, что тебе нравится, только тихо, чтобы никому не мешать, – Михаил предположил, что за игрой напряжение Артема исчезнет.

Артем развернулся к пианино с готовностью и спросил:

– Против Шопена не возражаете?

– Конечно, нет!

Артем заиграл по памяти «Революционный этюд». Михаилу трудно было оценить уровень мастерства юного музыканта. Одно он понимал определенно, парень был одаренным. Так под тревожные, будоражащие звуки, льющиеся из-под пальцев Артема, они некоторое время молчали. Михаил слушал музыку и терпеливо ждал, когда Артем заговорит.

Однако ожидание было прервано Еленой Михайловной. Она стремительно вошла в комнату и с явным раздражением в голосе воскликнула:

– Артем! Сколько раз тебе нужно напоминать, что я терпеть не могу Шопена! Подожди, пока я уйду, раз уж ты без него не можешь…

– Прости, забыл… Мне этого не понять, потому все время забываю…, – смущенно пролепетал Артем, после того, как прекратил игру.

Елена Михайловна так же стремительно скрылась на кухне.

– Бедный Шопен! Не везет ему с женщинами. При жизни досталось от Жорж Санд, теперь Елене чем-то не угодил…, – после небольшой паузы добавил. – Отец очень любил Шопена.