Это были последние слова Михаила уже по пути в гардероб.

Погода продолжала ухудшаться. Метель усилилась. По радио передали штормовое предупреждение.

«В такую погоду, да еще в субботу сидеть бы в кресле у изразцовой печки с книгой» – подумал Михаил. Такая печь в их доме имелась, хотя отопление было водяное – год назад он осуществил коренную модернизацию отопительной системы в связи с газификацией села.

Семью Ткача Михаил решил посетить без предупреждения. Не хотел натолкнуться на отказ под предлогом выходного дня. Тогда разговор пришлось бы отложить до понедельника, так как воскресенье он намеревался провести дома.

После звонка в дверь Михаила долго разглядывали в дверной глазок. Потом дверь приоткрылась на цепочке и женским голосом спросили:

– Вам кого?

– Варвара Петровна, это Вы?

– Да! А что случилось?

– Следователь прокуратуры, Гречка? Могу я войти?

Дверь закрылась, потом за дверью что-то звякнуло, и она распахнулась. На пороге стояла дородная женщина в цветастом бархатном халате: на зеленом поле крупные цветы. Волосы острижены коротко, почти по-мужски. Круглое лицо с темными глазами – пуговицами. Ярко накрашенный рот. Михаил не разглядел жену Ткача на кладбище среди толпы ее таких же дородных родственников и детей.

Она не спешила пропускать Михаила в квартиру, словно ждала объяснений.

– Мне нужно побеседовать с Вами. Не хотел вызывать повесткой в прокуратуру…, – Михаил пустил в ход почти безотказный аргумент.

– Зачем? Что случилось.

– Вы хотите, чтобы я объяснял это здесь, на лестничной площадке?

– Извините! Проходите в квартиру.

Михаил вошел в прихожую и, не дожидаясь предложения, снял куртку. Шерстяную спортивную шапочку он спрятал в карман куртки еще в лифте.

– Проходите, можете не разуваться, – поняла намерения Михаила хозяйка, так как тот тщательно вытирал ноги о коврик на входе.

Мебель в общей комнате оказалась солиднее, чем у Бортко. Чувствовалось, что в этом доме обстановке придают гораздо большее значение.

– Вы одна дома? – спросил Михаил, усаживаясь на указанное место.

– Сын ушел по делам. Дочь где-то у подруги.

– Сколько Вашим детям лет?

– Сыну семнадцать, заканчивает школу, дочери весной будет четырнадцать.

– На кладбище было много людей и мне показалось, что семья у вас должна быть гораздо больше.

– То родственники мужа. Их много живет здесь в городе. Вы это хотели узнать? Или есть причина серьезнее?

– Есть. Заново открыто следствие по случаю гибели Бортко и Вашего мужа. Я хотел бы побеседовать с Вами. Возможно, муж что-либо говорил такое, что прольет свет на это темное дело.

– Ничего я не знаю. А что дело темное, так всем и так ясно. Вадим был человек без тормозов. Как я отговаривала Сергея не ездить на ту рыбалку. И Вадиму звонила. Так он уперся рогом и все…

– Ваш муж и Бортко давно знали друг друга?

– Да еще с института. Сергей на курс моложе. Попал по распределению в тот же цех. Там они и сдружились на беду.

– Мне показалось, что вы с женой Бортко не ладите.

– Она всегда высоко неслась. Теперь почему-то считает Сергея виноватым в их гибели. А по мне, так наоборот. В такую погоду только сумасшедший мог затеять рыбалку.

– Общее горе должно было сблизить вас…

– Как видите, это не обязательно. Не хочу их видеть. Ни ее, ни ее гулящую сестру.

– У Вас есть основания для такого тяжелого обвинения?

– Есть, раз говорю такое о женщине…

– Не могли бы Вы высказаться конкретнее, о причине…

– Извините, не собираюсь объясняться. Это мое личное мнение и никто меня не заставит его изменить.

– Хорошо! Оставим эту тему. Последнее время Вы не слышали от мужа о каких-либо проблемах или конфликтах Бортко или его личных?

– Да они все время были как на вулкане, нервные и дерганые, но дома о работе не говорили.

– Как вы относитесь к слухам, что их гибель подстроили?

– В наше подлое время все может быть, только я ничего об этом не знаю. Не нужно было в декабре идти в море. Это последнее, что я могу сказать.

Михаил понял, что пора прощаться. Больше для проформы он оставил свою визитную карточку.

– Звоните, если что-либо вспомните, появится информация или предположение…

По дороге он побывал в гастрономе. Купил торт, апельсины и бутылку крымского вина. Анастасия любила мускат.

За городом на трассе уже встречались снежные заносы. Михаил пристроился за мощным трейлером и без проблем, если не считать что на полтора часа дольше, добрался до своего села. Подъезд к дому, а это метров тридцать, уже пришлось расчищать лопатой.

Воскресенье Михаил провел в домашних хлопотах, однако мысли о работе его не отпускали. Такое было чрезвычайно редко и свидетельствовало только об одном – расследование зашло в тупик. Напрасно Михаил утешал себя тем, что подтверждение версии о несчастном случае – тоже результат. Он знал, что не сможет себя обмануть. До сих пор он не получал «проколов». Были случаи, что преступнику удавалось избежать наказания, так как, к сожалению, было куда бежать – границы СНГ были практически прозрачны. Но главное, ему всегда удавалось установить, кто и как совершил преступление и собрать вполне доказательные улики.

Единственным результатом его воскресных размышлений был план действий на понедельник. Предстояло ознакомиться с официальными заключением экспертизы катера, побеседовать с нотариусом по поводу завещания Бортко, посетить ателье «Модный Силуэт» – семейный бизнес сестер, встретиться с Феликсом.

Михаил отвел на дорогу три часа и не ошибся. Выехал сразу после шести утра, но припарковался у здания научно-технического отдела только в четверть десятого. Снегопад прекратился еще в воскресенье и на дорогах уже поработали снегоочистительные машины, но больше пятидесяти километров в час состояние дороги и движение держать не позволяло.

Не без волнения Михаил вскрывал конверт с заключением экспертов. Его опасения подтвердились. Ситуация только усложнялась. Причиной этого были три факта.

Во-первых, пробоины в днище катера действительно пробиты якорем.

Во-вторых, было не менее двух ударов, так как расположение отверстий и вмятин исключало возможность причинить их за один удар.

В-третьих, свободное падение якоря с высоты человеческого роста не могло причинить разрушения такого масштаба и характера.

Последний вывод был умозрительный, так как новый владелец катера не позволил провести реальный эксперимент.

Чтобы привести Михаила в смятение достаточно было и первых двух фактов. Кто-то из двух, Бортко или Ткач, целенаправленными действиями затопил катер, то есть создавал угрозу гибели для себя и партнера. Почему? Зачем?

Был еще один смущающий момент. В акте экспертизы отмечено, что депутат и его помощник действительно перед этим ловили рыбу. В кокпите катера найдены останки нескольких экземпляров камбалы, один из них с застрявшим крючком и куском лески, идентичным обрывкам, привязанным к бортовой утке.

Первое, что пришло в голову – по какой-то причине произошла жестокая ссора. Один из рыбаков в состоянии аффекта решил затопить катер, убивая себя и другого. Возможно, даже не предполагал смертельный исход, а хотел запугать.

Невеселая история. Можно прямо сейчас писать заключение и закрывать расследование. Только тогда осталась бы неизвестной тайна, которую утопили вместе с собой депутат и его помощник. Есть ли хоть малейшая вероятность раскрыть эту тайну? Кто и что могло послужить причиной раздора двух близких людей? Все факты до сих пор свидетельствовали об их многолетней крепкой дружбе и партнерстве в делах.

Михаил позвонил городскому прокурору из приемной научно-технического отдела.

– Николай Петрович, добрый день! Срочно нужен Ваш совет.

– Добрый день, Миша! Что у тебя стряслось?

– Не у меня, а в деле. Не хотелось бы говорить по телефону. Я только что прочитал заключение экспертов. Можно заехать на десять минут.