— Мне удалось уничтожить их всех — солдат и командиров, одиночек и сбившихся в группы, незнакомцев и… — Кьелл запнулся, прикусив губу. Когда он открыл рот, чтобы продолжать, с неё стекла вниз рубиновая струйка.

— …И моих бывших компаньонов. Паллежина умерла быстро, я даже не заметил смерть женщины, которую знал несколько лет. В один момент я просто увидел ее труп, и ее кровь на моем мече. Она никогда мне не нравилась — гордая, неуживчивая, ограниченная, — но она делила со мной хлеб и воду в Дирвуде, она грудью и мечом встречала любую опасность, что угрожала мне, будь то энгвитская магия, или гланфатские стрелы. Она защищала мою жизнь, а я — отнял её.

Кьелл прерывисто дышал, его глаза с расширенными зрачками напоминали взгляд горячечного больного, но он не прекращал своей исповеди.

— Майя была последней. Она всегда была живучей. Я не мог и не хотел найти достаточно личного времени на общение с ней, но она подружилась с половиной моей команды, была стойкой на алкоголь, любила смеяться и шутить… Кажется, я привлекал её как мужчина, но какое это могло иметь значение? Казалось, ещё вчера она стояла со мной плечом к плечу, разряжая свою аркебузу в очередного пиратского абордажника, и вот она лежит на земле и молит о пощаде. Я не мог, не мог пощадить её. Она была слишком хорошим солдатом своей родины. Все они были. Слишком преданные сыны и дочери своих отчизн, слишком верные делу солдаты… Герои, так и не сдавшиеся. Они были захватчиками, исполнявшие преступные приказы, но они не были трусами. Каждая смерть — трагедия, и я своими руками создал тысячу трагедий, убив всех этих молодых разумных. Помнишь, я говорил, что Эотас — главный герой этой истории? Я оказался её главным злодеем.

Ноги подвели его, и он неловко опустился наземь. Темнота все сильнее заполняла все вокруг — он с трудом различал силуэты окружающих.

— Я уйду, сразу, как только встану, — зачем-то сказал он. Это не имело уже никакого значения.

Он различал смутные абрисы разумных и предметов вокруг, слышал невнятные голоса, и даже что-то отвечал им. Потом он понял, что его ведут куда-то. Ему было все равно. Чьи-то руки стащили с него сапоги, расстегнули пояс с мечом, и освободили от штанов, потом его босые ноги погрузились в воду. Он вздрогнул было, но вода оказалась идеально комфортной температуры, приятной и освежающей. Тьма вокруг немного рассеялась, и он понял, что рядом с ним кто-то есть, женщина с оранжевой кожей и внимательными зелёными глазами. «Онеказа,” вспомнил он, и его сердце забилось чуть быстрее. Мягкая женская рука легла на его плечи.

Он сжал её ладонь своими. Нет, он вцепился в нее, как утопающий в спасательный круг, и тьма вокруг начала понемногу отступать. Он услышал тихий плеск воды бассейна, разглядел полоски пигментного узора на щеках сидящей рядом женщины, понял, что он больше не во дворце.

— Не молчи, пожалуйста, — раздался мягкий голос Онеказы. — Говори со мной. Расскажи мне что-нибудь. Неважно, что, я просто хочу услышать твой голос.

Он моргнул и начал говорить о первой ерунде, что пришла ему в голову, лишь бы отвлечься от мрачных мыслей. Его голос, глухой и хриплый, звучал размеренно и монотонно.

— Я впервые увидел истинное мастерство фехтования на мечах в исполнении Чжо Жэньцина, главы секты Удан. Он был достаточно средним бойцом и недалеким человеком, но боги, как же он владел мечом! Клинок в его руках мог обернуться непробиваемой защитой, отражающей любые атаки, мог разразиться всесокрушающим ударом, безошибочно настигая даже самого ловкого врага, мог петь и сверкать, исчезая из виду и вводя противников в заблуждение. Я забросил свой основной боевой стиль и погрузился в изучение всех мечных техник, известных моему учителю и соученикам, я вызывал на тренировочные дуэли всех знакомых мечников, я долго беседовал, соревновался, и обменивался опытом с гениальным мечником-самоучкой моего поколения, Фу Цзяньханем, и моя печень по сей день ноет от этих воспоминаний — проклятый алкоголик не желал ни с кем общаться без выпивки. Мне даже удалось провести спарринг с моим вдохновителем и двумя его братьями по оружию. Но прежде чем мне удалось создать достаточную базу для собственного стиля, меня убили. Несмотря на это, до сих пор моя душа лежит к мечу более чем к любому другому оружию или боевому искусству.

Он встал, аккуратно высвободившись из объятий женщины, и вышел из бассейна. Вода, взволновавшаяся от его шагов, вдруг прянула вверх по его телу, и, выплеснувшись из ладони его правой руки, застыла в форме длинного прямого меча с небольшой гардой. Он проделал несколько явно формализованных движений — широкий круговой удар, перешедший в выпад со связыванием оружия противника, и низкая защитная стойка. Замерев на секунду, он позволил своему телу расслабиться; вода в форме меча, лежавшая в его руке, пролилась обратно в бассейн. Краски потихоньку возвращались в окружающий мир, а тягучая боль в груди растворялась.

— Это же… — неяркий свет немногочисленных ламп отражался в расширившихся глазах Онеказы, словно подчеркивая ее удивление. — Это ведь не способности Заклинателей Воды?

Он вернулся в бассейн, снова устроившись рядом с женщиной. Её рука как-то очень естественно скользнула обратно ему на плечи, и он накрыл ее ладонью.

— Нет, конечно. Я не Хуана, и не заключал пактов с Нгати. Это что-то вроде… Ну, как вода принимает форму сосуда, в который налита. Как-нибудь потом объясню подробнее. — Его голос окончательно избавился от хрипоты и монотонности, а на лицо вернулось осознанное выражение.

— Где мы? — он огляделся, словно видя окружающие их стены в первый раз.

— Тебе лучше? — она словно и не услышала его вопроса. Удивление ушло из ее глаз, сменившись беспокойством. — Ты почти не двигался, едва отвечал на вопросы, смотрел в одну точку…

— Полегчало немного, — он, наконец, полностью рассмотрел свою собеседницу.

Онеказа сидела рядом с ним на дне бассейна, обнимая его за плечи. На ней не было ни единой нитки одежды, кроме нагрудной и набедренной повязок, насквозь мокрых и скорее подчеркивающих ее изгибы, чем скрывающих. Пигментный рисунок тигровыми полосками расчерчивал оранжевую кожу ее тела, повторяя узоры на лице; многочисленные косички ее волос свободно рассыпались по округлым плечам. С лица королевы исчезла обычная для неё сосредоточенная серьезность, что смягчило и омолодило ее черты, превращая строгую и уверенную женщину в юную девушку. Она смотрела на него с заботой, тревогой, и еще чем-то, почти неосязаемым.

— Мы ведь в Светящейся Купальне, да? Я словно в алхимическом котле с адровым зельем плаваю, — он неоднократно слышал об этой достопримечательности Террасы Перики, пусть и не имел ни времени, ни желания её посетить.

— Экера, — легкая улыбка промелькнула на лице женщины, частично согнав беспокойство. — Я выкупила ее на эту ночь. Те несколько раз, что я посещала Купальню, словно смыли все мои заботы, подарив мне немного покоя. Сегодня, видя твое горе, я ничего лучшего придумать не могла. Ты прав был, говоря Аруихи, что мы с тобой похожи, что оба сдерживаем эмоции. Только вот ты… ты не знаешь, когда остановиться. И когда эмоции тебя переполняют, случается нечто… как в тот день, когда за мной пришли убийцы, и ты не смог удержать свою ярость. — В глазах Онеказы появилась мрачная решимость. — Я не собираюсь узнавать, что случится, когда тебя доверху переполнит вина. Я этого просто не допущу.

Нежность, то самое неосязаемое нечто, затопила ее взгляд. Инстинктивно, он придвинулся ближе к ней, и она, положив свободную руку ему на грудь, легонько погладила его кончиками пальцев.

— Онеказа, я… — он запнулся, потерявшись в своих сомнениях. Вздохнув, мужчина продолжил.

— Я не должен быть еще одним твоим бременем. Я сам должен был с этим справиться. Прости. У тебя есть заботы поважнее, чем лечение моего подорванного духа. Я не…

— Экера, это совершенно невозможно, — женщина сжала губы в линию и встала, выпустив эльфа из своих объятий. Воды бассейна лениво колыхнулись, несколькими брызгами плеснув мужчине в лицо. — Ну почему ты такой… — она неопределенно покрутила рукой в воздухе. — Правильный? Кто другой бы пялился на меня, распускал руки, признавался в любви, наконец! А ты говоришь мне все эти правильные, вежливые, ненужные слова. Ну что мне еще сделать?