— Та. Нет, — без паузы ответил он, обезоруживающе усмехаясь. — Тренироваться надо, а днем не могу — людно. И не спится тоже. Чужой тут воздух.

— Чужой, говоришь, — задумчиво протянул гламфеллен. — Я вот тоже так думал какие-то пару месяцев назад. Но сегодня, он мне роднее родного. Так что привыкнешь еще.

— Как ты, я не смогу — меня в Некетаке не ждет милая, — хитро ухмыльнулся Рекке.

— Чертовы сплетники, — пробормотал Кьелл. — Интересно, это было первым, что тебе разболтали, когда ты выучил достаточно аэдирского? Или первым было местонахождение наших запасов пива?

— Прости, Кьелл, — повинился рыжий. — Не за пиво, — тут же добавил он с широкой улыбкой. — За другое.

— Чего уж там, — махнул рукой гламфеллен. — Расскажешь про свою родину? Где она, на что похожа?

— За краем твоей карты, — выдал хитрую улыбку воин. — Йезуха — имя моей родины. Мой город — Липасалис. Там много холоднее, чем здесь. Зелени больше, воздух чище. Штормов много, — он ностальгически улыбнулся, глядя вдаль, — но добрых. Дождь все освежит, ветер — тоже. А кто от молний не прячется — сам дурак, — Кьелл прыснул, застигнутый врасплох последней фразой.

— Холоднее, говоришь? — спросил он, отсмеявшись. — Помнишь Мертвую Льдину? Она — один в один моя родина. Те же снега и льды. Соплеменники нашего Ватнира всегда так жили. Ты как, с Ватниром познакомился? — спросил он с толикой интереса.

— Та. Пить умеет, байки хорошие знает, одно плохо, — Рекке заговорщически понизил голос, — табак любит крепкий, все им провонял.

— Хм, вот уж не заметил, — удивленно ответил бледный эльф. — Так о чем я? А, точно. Моя семья ближе к лесу жила — на зверя ходили, рыбу ловили больше в реках, чем в море, печи топили деревом, а не ворванью… Снег в Белом Безмолвии лежит круглый год, разве что подтаивает на пару месяцев. А у вас как?

— Теплее, намного, — йезуханин с удивлением хмыкнул. — Снег всего пять месяцев лежит. Еще восемь месяцев — шторма, но разные. Леса тоже есть, — он потянул руку в небо, — высокие, и воздух в них хороший. Много доброй охоты — лось, кабан, — он ухмыльнулся, — медведь, если риск любишь.

— В общем, средняя полоса, но с штормами, — пробормотал Кьелл. — А разумные? Все такие, — он сделал неопределенный жест, — увлекающиеся, как ты?

— Разумные у нас самые лучшие, — преувеличенно оскорбленно выдал Рекке. — Если дерутся, то до крови и синяков, но без злобы. Если любят — то на всю жизнь, но без ссор. Если воюют, — он чуть посерьезнел, — то пока враги не кончатся. Но зла на побежденных не держат.

— Звучит замечательно, — почесал подбородок гламфеллен. — Как думаешь, вернешься еще домой?

— Хотелось бы, — вздохнул рыжеволосый воин, — но трудно это будет. Далеко, и все сквозь шторма, — он соскользнул с фальшборта на палубу, и указал вдаль. — На восход… Посмотри, Кьелл, что это? — тронув бледного эльфа за плечо, он указал вниз, в темные морские воды. Гламфеллен присоединился к нему, перегнувшись через фальшборт.

— Вот уж не знаю, — озадаченно выдал Кьелл. — Рыбы какие, что ли?

«Онеказу» окружил сонм огоньков, плывущих совсем рядом с кораблем. В ночной темноте казалось, что джонка стоит на месте среди усеявших воду неярких фонариков. Вот один из странных светлячков засиял ярче, и мирная картина изменилась в мгновение ока, превратившись в ночной кошмар.

Огоньки оказались подобием фонаря рыбы-удильщика, устроившегося на башке жуткой твари, человекоподобной до пояса, но с многочисленными щупальцами вместо ног, тонкими, черными, и усеянными крючковатыми костяными шипами. Цепляясь ими, и мощными когтями на руках, за доски борта, они лезли вверх, скалясь острейшими зубами в широченных пастях. Огромные глаза-плошки поблескивали в неярком свете корабельных фонарей.

— Тревога! К оружию! Чудовища лезут по бортам! — заорал Кьелл со всей возможной громкостью.

Он вспрыгнул на фальшборт, и, не медля ни секунды, сконцентрировался и исторг из ладоней смертоносный ливень лезвий из ци. Божественный Меч Шести Меридианов не подвел — неведомые твари градом посыпались вниз, но энергия Кьелла иссякла после полуминуты непрерывного огня, а поток тварей и не думал ослабевать. Все новые и новые уродцы показывались из воды, поспешно работая конечностями, так и норовя добраться до двух кусочков мяса на вершине деревянной конструкции.

«Счастье, что пушечные порты закрыты,” подумал гламфеллен, отступая к грот-мачте. «Если бы не это, моя команда уже превратилась бы в закуску. В хуановском Дедфайре морепродукты едят тебя, да.»

Он зажег в обеих руках клинки Божественного Меча Шести Меридианов — в отличие от дальнобойной версии, эта техника потребляла куда как меньше энергии, — и ринулся в ближний бой к во множестве перевалившим через фальшборт тварям. Едва ли не сразу же ему пришлось крутануться в пируэте, броситься вперед, стелясь у самой палубы, прыгнуть вверх, крутя высокое сальто — чудища хлестали воздух многочисленными щупальцами, превращая пространство вокруг себя в сплошную мясорубку из плоти и кости, и заставляя Кьелла выделывать акробатические трюки похлеще бойца капоэйры[3].

— Не дай себя убить, Рекке, — отрывисто выкрикнул он товарищу.

Гламфеллен прорвался-таки в ближний бой, и ценой невероятного напряжения что мышц, что меридианов, сумел затормозить накатывающуюся на «Онеказу» живую волну. Тратя по касанию на монстра, он крутился взбесившимся торнадо, атакуя во все стороны, и устилая доски палубы сплошным ковром из трупов чудовищ. Скользкая, резиноподобная плоть тварей, покрытая слизью и морской водой, запросто могла заставить неосторожного бойца, наступившего на нее, покатиться кувырком, и Кьелл вынужденно тратил энергию на исполнение экономнейшей из известных ему техник цингун, Шагов Ласточки, удерживаясь в равновесии на ставшей такой недружелюбной поверхности палубы. Он заметил азартно орудующего саблями Рекке — тот удачно прикрыл спину, отступив к кормовой надстройке, и успешно отражал атаки щупальценосных уродцев, иссекая их гибкие конечности на дергающиеся в агонии обрубки. Бледный эльф облегченно вздохнул, и удвоил усилия, атакуя все быстрее, не давая тварям ни секунды передышки. Он уже сражался в полном окружении, но это не замедляло его ни на секунду, наоборот, позволяло экономить усилия, дотягиваясь до большего количества врагов за одно движение. Размашистые атаки стиля тайцзицзянь[4], основанного на круговом движении и плавном переходе одного приема в другой, подходили для ситуации как нельзя лучше, после небольшой адаптации для двух рук.

Когда истощение уже заставляло мир темнеть перед глазами Кьелла, а боль в перенапряженных меридианах вызывала ассоциации с текущим по венам кипятком, ночную тьму и тишину в клочья разорвали вспышки выстрелов аркебуз, шипение и взрывы магических снарядов, и разномастные, но бодрые боевые кличи. Команда вступила в бой, отбрасывая монстров назад, заставляя их откатиться прочь, обратно в извергшие их темные глубины. Гламфеллен облегченно выдохнул, развеял энергетические клинки, и, отпнув в сторону склизкий труп, осел на палубу, прислонясь к фальшборту.

— Вы не ранены, капитан? — раздался рядом деловитый женский голос.

— Устал, Делия, — выдохнул Кьелл. — Можешь заняться остальными, мне просто нужно часов десять покоя.

— Я все же осмотрю вас, — рыжеволосая и веснушчатая эльфийка, судовой врач «Онеказы», присела рядом на корточки, и бледного эльфа окутало облачко ее магии, мягкое и уютное, словно шерстяное одеяло. — Ваш организм сильно истощен. Вот, выпейте сейчас, — в его ладонь ткнулся фиал. — Завтра за обедом постарайтесь съесть побольше.

— Спасибо, — гламфеллен кое-как откупорил зелье, и опрокинул его в рот. В голове немного прояснилось. — Рекке в порядке?

— Уже забинтован, напоен общеукрепляющим, и отправлен в каюту отдыхать. Он просто-таки осыпал похвалами вашу доблесть, но, — голос аэдирской морячки построжел, — я бы предпочла, чтобы вы сражались менее рискованно. Польповир крайне опасны, даже поодиночке. Чудо, что вы сейчас не истекаете кровью из множества открытых ран.