Бринн восприняла все это, слушая, как я говорю, не перебивая новыми расспросами. Ее ясные карие глаза не отрывались от моих, спокойно обдумывая ситуацию. Боже, я восхищался ее стойкостью.

Никогда не сомневался в храбрости моей девочки или ее уме.

Но прямо сейчас я причинял ей боль. Я знал о том, как смотреть в лицо вещам, которые тебя пугают. Что касается Бринн, то вынужденное посещение Оукли напугало ее.

Меня это тоже чертовски убивает.

Казалось, она обдумала все, что я ей сказал, встала и пошла в ванную, остановившись перед зеркалом. Она стояла там и смотрела в него, казалось, без особых эмоций, в некотором смысле совсем не похожая на ту страстную девушку, которую я встретил в мае.

Наконец она повернулась и посмотрела на меня. Губы дрожали, глаза наполнились слезами, которые были бы солеными на вкус, если бы я их слизнул, она открыла рот, чтобы заговорить.

Ее горло рефлекторно сглотнуло, голос дрогнул:

— Я-я должна пойти и увидеть Лэнса... да?

Я съежился от ее вопроса, зная, что был только один ответ, который я мог дать. Чертова куча стерилизованного дерьма.

***

Тот, кто говорит, что правительство работает медленно, не знают людей, работающие на будущего вице-президента Соединенных Штатов. События развивались со скоростью света, как только я дала свое согласие посетить Лэнса Оукли.

Ты должна это сделать. Я стояла в больничном коридоре, ожидая, когда меня впустят; запах антисептика и еды, пропитавший стерильный воздух, вызывал рвотные позывы. Букет цветов, который мне дали, слегка дрожал в моей руке, пока я пыталась взять себя в руки. У тебя нет выбора. Рука Итана на моей спине казалась собственнической, но я не могла справиться с его эмоциями в данный момент. Ты должна сделать это, чтобы защитить своего ребенка. Я знала, почему Итан был не в себе. Но прямо сейчас я ничего не могла для него сделать.

В тот момент, когда Итан согласился встретиться с Лэнсом через смс на моем телефоне, СМИ приступили к организации настоящего шоу. Лимузины, полицейский эскорт, черные входы, личные фотографы, подарки для пациента, инструктажи о том, что делать, как долго оставаться, что говорить. Все продумано до миллисекунды. Ты сделаешь это. Итан успокаивал меня, гладя по спине. Его тоже заставляли быть частью этого цирка у постели больного. Мой муж собирался встретиться с моим прошлым. Которое я хотела забыть. Он просто солдат, который был ранен, защищая свою страну.

— Мистер Блэкстоун, Вы будете стоять слева от нее, пока Вас не представят лейтенанту Оукли, затем извинившись, покинете комнату, чтобы ответить на телефонный звонок. Ваша жена останется наедине с лейтенантом Оукли.

Пресс-секретарь, обратившаяся к Итану, побледнела от взгляда, которым он ее одарил. Она поморщилась. Я не видела его отвали-ты-претенциозная-сучка взгляда, так как Итан стоял вне моего поля зрения, но могла представить, как выглядело его лицо прямо сейчас. И нет, Итан вообще плохо воспринял ее инструкции, не так ли? Тем более, что она только что сказала ему оставить меня в руках другого мужчины. Лэнс — не просто какой-то другой мужчина. Итан может даже не слушать ее инструкции. Видимо, мисс пресс-секретарь собиралась это проверить.

— Все готовы? — Спросила она меня, демонстративно избегая зрительного контакта с Итаном.

Нет.

— Да. — Он просто солдат, который был ранен, защищая свою страну. Ты знала его когда-то очень давно... у тебя все получится.

***

Ноги сами несли меня вперед. Сама не знаю как.

Честно говоря, я чувствовала себя отстраненной, словно была не здесь, но каким-то образом шла медленными шагами, пока не оказалась в его частной палате. Не знаю, чего я ожидала. Но знала, что Лэнс был сильно ранен и что его нога была ампутирована чуть ниже правого колена, но человека, лежащего на этой кровати, я почти не узнавала.

Лэнс Оукли, которого я помнила, был воспитанником подготовительной школы на западном побережье. Собранный и амбициозный. Когда мы были вместе, он был студентом Стэнфорда и собирался получить степень юриста.

Теперь он не был похож на Стэнфордского юриста.

Татуировки покрывали его руки вплоть до костяшек пальцев. Каштановые волосы были коротко подстрижены, как и подобает военному офицеру, но в сочетании с небритой бородой он выглядел грубым и нервным. Крупный, мускулистый и покрытый чернилами, он был одет в больничный халат и лежал в постели, уставившись прямо перед собой на стену. Не на меня. Он выглядел опустошенным и совсем не походил на холодного женоненавистника, чей образ я держала в голове все эти долгие годы.

Должно быть, я резко остановилась, потому что Итан за моей спиной сжал руку сильнее.

Я сделала еще один шаг, придвигаясь ближе. Он посмотрел наверх. Очень темно-коричневые глаза, какими я их и запомнила. Исчезла та дерзкая самоуверенность, которая была в моих воспоминаниях.

Теперь я видела в нем то, чего не было раньше. Сожаление, прощение и стыд в том, как он предстал передо мной, лежа на больничной койке и без одной ноги. В какой-то момент за последние семь лет — возможно, сразу после травмы — Лэнс Оукли обрел совесть.

***

— Бринн.

— Лэнс.

Его лицо смягчилось.

— Спасибо, что пришли... сюда, — четко произнес он, словно его также проинформировал пресс-секретарь его отца.

— Не за что. — Я подошла, положила цветы на край одеяла и протянула руку.

Его татуированные пальцы сжали мою протянутую руку, и чудесным образом... ничего ужасного не произошло. Конец света не наступил, и солнце не померкло. Лэнс поднес мою руку к своей щеке и крепко сжал.

— Я так счастлив увидеться с тобой снова.

Фотограф чертовски хорошо запечатлел этот момент, и я знала, что увижу фотографии в печати, на телевидении, в журналах, везде. Теперь я была замешана в этом, и пути назад нет. Для каждого из нас.

Я чувствовала Итана рядом; напряженного, как тетива лука, готовая вот-вот взорваться. Он, несомненно, был в ярости от того, что Лэнс прикасался ко мне таким образом. Странно, но меня это вообще не волновало. Я больше чувствовала оцепенение. Поэтому заставила себя продолжать эту шараду, притворяясь, чтобы мы все могли прекратить эти пытки.

Высвободив свою руку из его хватки, я сказала:

— Лэнс, это мой муж, Итан Блэкстоун. Итан, Лэнс Оукли, старый... друг из Сан-Франциско.

Лэнс переключил все свое внимание на Итана и протянул руку в знак приветствия.

— Приятно познакомиться с тобой, Итан.

Последовала долгая пауза, во время которой я не была уверена, что Итан ответит на рукопожатие. Время остановилось, все затаили дыхание.

Казалось, прошла вечность, когда Итан протянул свою руку и ответил Лэнсу.

— Как поживаешь? — Вопрос был дружеским, но я знала своего мужчину; он ненавидел каждую чертову секунду пребывания здесь. И моего в том числе. И тот факт, что ему приходится притворяться.

Затем, как по сценарию, кто-то подошел и похлопал Итана по плечу, извиняясь за то, что помешал, но у него важный звонок, который требовал его вмешательства. И вот так просто он извинился и ушел. Я смотрела, как Итан уходит; по его твердой походке было понятно, как тяжело ему было оставить меня одну. Ты справишься.

— Присядешь?

— Да, конечно. — Я следовала сценарию, пораженная тем, что мозг помнит, что говорить и делать.

Как только я села рядом с ним, он потянулся и снова взял меня за руку. Я позволила это только потому, что слышала щелчок камеры, когда она сняла нас, болтающих вместе, как это сделали бы близкие друзья, когда один из них попал в больницу. Ты просто выполняешь работу и делаешь это превосходно. Осталось не долго. Покончи с этим, выйди за дверь и больше никогда не оглядывайся.

— Выглядишь чудесно, Бринн. Счастливее.

— Я правда счастлива. — И в этот момент мой маленький ангел-бабочка начал шевелиться, напоминая мне о себе. Я закрыла глаза, чувствуя трепещущие колыхания моего малыша, растущего в безопасности внутри меня. Вся прелесть этого момента стерла всю неловкость, и я забыла обо всем. Малыш заставил меня понять то, ради чего я это делаю. И я вынесу все.