— Ты сделаешь это, — мрачно пообещал он.

Мои трусики были спущены вниз, когда Итан благоговейно поцеловал мой холмик. Это была последняя нежная вещь, которую он делал, прежде чем все становилось по-настоящему грязным и порочным. Словно он говорил, что он любит меня и не забывать об этом, когда все становится дико примитивным. Я узнала, что у моего неистового сексуального бога была беспокойная совесть. Это только заставило полюбить его еще больше, когда он проявил свою заботу обо мне.

Однако ему не стоило беспокоиться на этот счет. Я бы хотела его агрессивным или нежным... или любым другим.

Итан перекатил меня на бок и повернул свое тело напротив моего так, чтобы мне было удобно пробовать его, а ему — меня. Он приподнял мою ногу и не торопясь целовал внутреннюю сторону моего бедра, медленно приближаясь к моему лону, как будто это было лакомство, которым он хотел насладиться.

Я взяла его толстую длину в руку и погладила, сделав небольшой круг наверху, зная, как это сводит его с ума. Он застонал в мою киску, когда я взяла его в рот. Я втянула его поглубже и скользнула рукой в тандеме, чтобы соответствовать ритму, который, я знала, он любил. Сосать... крутить... поглаживать... скользить.

Я увлекла его за собой, наслаждаясь напряжением его бедер и живота, звуками и словами, которые он произносил, приглушенные его губами между моих ног, доводя меня до собственного оргазма, пока все это не превратилось просто в кружащийся вихрь секса и удовольствия, который невозможно описать. Затем мы оба кончаем, теряясь в прекрасном и безумном экстазе.

— Так хорошо... О, черт возьми, так хорошо. Ты сосешь мой член… просто невероятно, детка... — Задыхающиеся стоны Итана вывели меня из моего собственного вихря удовольствия, заставив мое тело двигаться.

Я люблю сосать твой прекрасный член. Я обошла его и встала на колени между его ног, принимая его твердую плоть очень глубоко, длинными размашистыми посасываниями, от которых у меня перехватило горло. Я обхватила его яйца другой рукой и сжала, чувствуя, как они напрягаются, готовясь дать мне то, что я хотела.

— Блядь, блядь, блядь… Я сейчас кончу тебе в рот. Бринн... — выдавил он, короткими рывками двигая бедрами, трахая меня в рот. Его руки вцепились в мои волосы пригоршнями, удерживая меня в плену на своем члене... пока его горячая мужская сущность не заполнила меня.

В последний момент, как я и ожидала от него, потому что Итану это было нужно именно от меня; он произнес мое имя в отчаянном призыве посмотреть на него снизу вверх.

Я подняла глаза и обнаружила, что его собственные голубые глаза смотрят на меня сверху вниз, сияя во всем своем пламенном блеске любовью... ко мне.

— Я... люблю... тебя, — сказал он мне ревом, который можно было описать только как крик полного, мучительного блаженства.

Я знала, потому что это было именно то, что он сделал со мной.

Несколько часов спустя, испытав больше оргазмов, чем я думала, что это возможно, я лежала в сильных объятиях моего мужчины, слушая мягкий плеск моря о берег и мерцание свечей в банках, освещающих темноту вокруг нас мягким сиянием. Я познала больше счастья и любви, чем когда-либо испытывала в своей жизни, и теперь поняла, как драгоценно иметь такую любовь.

Как я могла жить без этого? Что будет со мной, если я когда-нибудь потеряю его? Смогу ли я вообще пережить такое?

Итан изменил меня навсегда и вернуть прошлое не получится. Никогда.

Я закрыла глаза и сосредоточилась на том, где я была в данный момент. На нашем ложе любви посреди итальянского пляжа, с Итаном, лежащим за моей спиной, его рука обнимала мой живот, пока он спал.

Прижимая нас обоих к своему сердцу, владея нами, защищая нас… любя нас.

Какой прекрасный момент…

Мне было страшно поверить, что это случилось со мной.

30 сентября

День Сомерсет

Мальчик плакал над бездыханным телом матери, брошенное в грязи. Часы тянулись так же медленно, как солнце над головой. Мне становилось все труднее игнорировать его. Вопль проник прямо в уши и мое гребаное сердце.

Этим мальчиком был я. Стоял там, где он. Я не мог больше слушать его ни секунды, черт возьми. Поэтому я бросился на него. Решение, которое я не могу изменить, потому что то, что я сделал, было его смертным приговором. У него не было шанса. Никогда. Они использовали его как приманку, чтобы заманить меня внутрь. Никаких исключений за то, что я сделал…

Я проснулся, задыхаясь. Как в фильме в супер замедленной съемке и вернувшийся обратно в реальность. В фильме, бросающий вызов логике, но со смыслом места, где только что был в своем сне. В какой-то момент я был с головой зарыт под гнетущей тяжестью темноты и отчаяния, но в долю секунды меня отбросило на поверхность, заставляя проснуться.

Я чертовски ненавидел это.

Эти сны преследовали меня.

И из-за них я все проебал.

Я спал в одной постели со своей беременной женой. Это та часть, которой я боялся больше всего на свете. Момент, когда пришлось лежать там, подвешенный и напуганный, чтобы взглянуть на нее и проверить, мирно ли она спит... или безмятежно бодрствует. Поймала ли она меня на этот раз? Или я мне снова удалось проскочить?

Собравшись с духом, я поднимаю взгляд.

Поворачиваюсь к ней медленно, боясь разбудить ее — что было абсурдно, потому что люди постоянно двигаются во сне — в надежде, что она не видит, не слышит... не знает.

Бринн спит на боку, спиной от меня.

Спасибо, Боже!

Моя девочка теперь спала не так крепко, когда была беременна, в отличии от меня. Пытаться объяснить причины моих кошмаров, выяснить, почему возникли так внезапно после того, как были похоронены в течение многих лет, невозможно.

Причина была в Бринн. Я нашел ее, затем влюбился — все это пробудило во мне собственнический инстинкт. Она просто завела меня, и все. Да, я стремился заполучить ее, но именно Бринн ответила мне взаимностью, впервые заставив меня переживать. Именно то, что она подарила мне покой, изменило ее саму.

До Бринн я мог похоронить все плохое и ужасное, отстраняясь от того, что со мной произошло, и отключить все эмоции. Я был изолирован и без всяких эмоций. Но не теперь.

Сейчас, когда у меня было воспоминание, последовательность событий была еще более безумной, чем обычно. В голове прошлое и настоящее слились воедино, в беспорядочный клубок, который засел в подсознании, но не был и близок к реальности. Дерьмо, которое произошло, смешалось с тем, что могло произойти, но не произошло. А потом я оказался в чертовом будущем… Я был уверен, ублюдок убьет меня.

Есть куча дерьма, о котором нужно беспокоиться в будущем.

Влюбленность меняет человека. Ты поймешь это потом, в тот момент, когда, казалось, не о чем беспокоиться до того, пока кого-то не потеряешь. Что тогда?

Маленькая загвоздка, идиот. Ты можешь потерять их. И не только в переносном смысле. У тебя куча гребаных причин для беспокойства. Например, сможешь ли ты продержаться еще день, если какой-нибудь ненормальный заберет единственного дорогого тебе человека на земле?

Бринн была для меня таким человеком. Она была нужна мне, чтобы я мог жить сейчас.

И, к счастью, она все ещё спала, в безопасности. В постели со мной, не потревоженная моим подсознательным бредом.

Я сделал глубокий вдох и убедил себя, что смогу это сделать. Я стал лучше различать прошлое от страха перед неизвестностью в будущем.

Поэтому я сосредоточился на успокаивающем аромате Бринн и скользнул, чтобы прижаться к ее телу, утыкаясь лицом прямо в ее волосы, рассыпанные на подушке, где я мог вдыхать опьяняющий запах цветов и цитрусовых, который принадлежал исключительно ей.

Я положил руку на ее живот, который увеличился со времени нашего медового месяца, но все еще не казался очень большим — просто изогнутый холмик там, где раньше было плоско. Прошло восемнадцать недель, и теперь у нас был сладкий картофель, если верить приложению TheBump.com ⁷, который был добавлен в закладки «избранное» на всех моих устройствах. Мне нравилось знать, чего ожидать.