— Пап… ну не буду я её так называть! — протестующе проныл Северус.
— А я тебя заставляю, что ли? — сердито осведомился Тоби и пошел на кухню, почесывая кошке шейку и приговаривая: — Подожди, маленькая, сейчас мы тебя покормим. А Северуса не слушай — он вредный. Да, девочка? Ну-ка, где тут у нас подходящая мисочка?..
Маленький Мерлин
Биллиус Фабиан Уизли, как и обещал, несколько раз навестил своих нечаянных подопечных: приносил пособия, накапавшие с процентов каких-то депозитов, устроенным Кламбертом в помощь Дурслям, привозил мальчишкам нехитрые подарки, безмерно радуя их, неизбалованных среднебюджетными родителями.
Иногда Билли звонил, удивляя Вернона фоновым шумом из телефона. Однажды он не удержался от любопытства и спросил:
— Билли, ты мне из телефона-автомата звонишь? Я в трубке машины слышу.
— Иногда, — улыбнулся Билл, доставая из сумки громоздкую телефонную трубку без провода, вытянул толстую радиоантенну и показал Вернону. — Вот, новинку выпустили, спутниковый радиотелефон. Пробная модель, его прототип был показан ещё в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, но коммерческие продажи планируются лишь в восемьдесят третьем. Годик-полтора подождем, и тогда каждый гражданин Британии сможет завести себе Моторолу… Пока он неудобен: мощен, но весит почти два фунта, работает всего час на одном заряде аккумулятора и может хранить лишь до тридцати телефонных номеров. Но мы его шлифуем, совершенствуем, готовим широкое использование мобильного телефона, скоро по нему можно будет разговаривать повсеместно: в машине, на улице, в туалете…
Вернон с уважением взвесил в руке пластиковую гирю и крякнул, ощутив её приличный вес — действительно, около двух фунтов. И стал первым гражданином Великобритании, позвонившим сестре по мобильному телефону, в целях эксперимента походив по всему дому, на улице вокруг дома, поражая Мардж звуками проезжающих машин. Пришел в полный восторг от диковинки и попросил Билла продать ему первую же мобилу, которую выпустят в широкий ассортимент продаж.
Что касается мальчиков, то Гарри и Дадли просто обожали «дядю» Билли. Заслышав звонок в дверь, тут же неслись встречать, плюх-попаясь через шаг. Доплюхпопав до Билла, они устраивали яростный бой за его колени, ревниво ревя на два голоса и требуя одинакового к себе внимания. Мудрый Билл, закаленный кучей собственных мелких племянников, детишек своего старшего брата Артура, поступал просто — сажал на колени обоих мальчишек и тем самым пресекал разногласия между братьями, ещё в зародыше душа зачатки ревности.
Презенты он приносил самые простые: кубики, мячики, детские мозаики, плюшевых, пластиковых и резиновых зверух… А ещё он рассказывал мальчикам сказки, чудесные истории о драконах, принцессах и рыцарях, ненавязчиво подготавливая их к знакомству с волшебным миром. Хотя для карапузов и обычный мир был чудом, ведь маленьким первооткрывателям так много предстояло узнать! Что вскоре и последовало — мальчики превратились в дознавателей-почемучек: освоив речь и развив мозг, они засыпали всех доступных взрослых вопросами. Где находится невидимка-ветер? Где спит солнышко? Почему ложки разные? А можно покушать суп чайной ложечкой и не станет ли суп от этого чаем? Зачем ослику такие большие ушки?
По-своему мальчики интерпретировали открытия: папа, ты знаешь, оказывается, у лошадей нет рогов! Тётя, ведь правда, домовых нет, а есть только домовладельцы? Билли, знаешь, у петуха нос — это рот! Знаешь, дядя, у всех зверей спина сверху, а живот снизу!
Также владели неосознанным мастерством: двухлетний Дадли впервые увидел в саду червяка и поразился:
— Мама, мама, смотри какой ползушка!
И этим окончанием «ушка» великолепно выразил свое отношение к смешному.
— Почему это — радуга? Потому что она радуется, да? Ой, понял! Она — радостная дуга! Яркая разноцветная дуга и оттого радостная.
В общем, чудесные мальчики росли — любознательные, добрые, дружные. Вместе с ними росли интересы к окружающему миру, надо так много всего узнать, познать, понять… и, главное, запомнить! Вот им уже три годика, по дому носятся вовсю, шустрые, легкие, исчезла их младенческая пухлость и неуклюжесть, их тоненькие ножки теперь громко и бойко топочут по половицам, радуя сердца родителей и стены дома. Натерпевшись страшного в раннем несознательном нежном возрасте, мальчики с тех пор интуитивно держались вместе, уже не помня, как боялись разлуки ещё и друг с другом, помимо мамы с папой.
Сначала Гарри, научившись говорить, звал Петунью и Вернона мамой и папой, а потом, посещая врача-педиатра, он обратил внимание на то, что его вызывают на осмотр как Гарри Поттера. Естественно, ребёнок задал вопрос:
— Почему я Поттер, а Дадли — Дурсль?
— Потому что ты наш племянник, — вынужденно объяснила Петунья. Далее пришлось пояснять непонятливому малышу, что такое племянник и почему маму надо называть тётей, а папу дядей. Отсюда сама собой вытекла правда о родителях, Гарри очень рано узнал, что его мамочка с папочкой ушли на небеса, а его, маленького сиротку, подбросили на крыльцо к дяде и тёте. И подбросили его без документов, из-за чего его с Дадликом хотели разлучить и с тётей и дядей. Эту историю потом повторили несколько раз с новыми подробностями: так, на четвертый день рождения Гарри дотошно спросил — а кто его подбросил на порог, как щенка? — на что Петунья с мстительным удовольствием сообщила, что этого неумного человека зовут Альбус Дамблдор.
Так что сами понимаете, с каким пиететом Гарри отнесся к имени своего «добродетеля», присвоившего ему роль подкидыша, подбросив ночью на мороз, без документов, с угрозой остаться полным сиротой в детском доме, потому что Дурсли рассказали мальчику ВСЁ. Рассказали в три года, повторили через год, потом ещё раз, когда Гарри о чем-то переспросил, ну, а дальше мальчик и сам больше не забывал, накрепко запомнив, кто такой Дамблдор и с чем его едят на ужин. Ведь к пятому году жизни его мозг полностью сформировался и перестал стирать то, что было в голове раньше. Тем более, что с четырехлетнего возраста Гарри познал слово в написанном и напечатанном виде, и даже научился повторять — вслух во время чтения и письма.
Это было очень увлекательно поначалу, а вот потом шилопопый пацан начал тяготиться учением, хотелось бегать и кричать по-индейски вместо того, чтобы сорок минут сидеть на стуле и долбить правила грамматики, при этом старательно записывая их в тетрадку. Да ну её… ну ску-у-ука же смертная!.. Дадли в этом был полностью солидарен с ним — какие строчки, мама? Я ещё до третьего уровня Мега Ральфа не дошел!
А в пять лет, когда пацанов забрили-таки в начальную школу, отлынивать стало уже небезопасно — следовало наказание в виде минусовой оценки и порицания, типа: ай-яй-яй, нехорошо, мальчики! Примерно в это же время было замечено плохое зрение Гарри Поттера, на что Петунья сильно разозлилась — ну как так-то, у парня глаза, как у матери, а близорукость от идиота отца по наследству передалась! Спасибо, Джейми, низкий тебе поклон и чтоб ты в гробу перевернулся, гад!
Её обиду Гарри понял, когда осознал, до чего очки неудобны. В сырую и холодную погоду они запотевали, давили на переносицу и за ушами, съезжали с носа и норовили разбиться. После многих проб и ошибок подобрали более-менее удобные очки с крутыми дужками «полукольцо», почти полностью охватывающими заушье, вот только форма оправы Гарри совсем не обрадовала: слишком она была ботаническая, из-за чего Поттера вскоре ожидаемо прозвали ботаником. В общем, не за что Гарри было любить свои очки-велосипеды. Но и без них ему теперь никуда — без своих окуляров он становился практически кротом, видел всё расплывчато и нечетко. Как сквозь мокрое стекло. И диоптрии свои он узнал от окулиста, сказавшего ему, качая головой:
— Мдя, парень, ну ничего, ничего… Минус девять всё-таки не минус десять, так что, считай, повезло тебе.
Пришлось ему избавляться от обидной клички другим способом — драками и непослушанием: внаглую недоделывал домашние задания, получая на уроках балл «тупица», на малейшую грубость снимал очки, отдавал их Дадли со словами — на, подержи! — засучивал рукава и кидался выдирать лохмы противнику. Ибо дрался он неумело, по-девчоночьи — с визгом и царапками. А что вы хотите от пятилетнего шкета? Откуда ему правила ближнего боя знать?