Всё это началось в первое воскресенье апреля. Солнце светило по-летнему ярко и тепло, но в весеннем воздухе ещё ощущалась прохлада отступившей зимы — одной из самых холодных за последние полвека. Городишко наш тихий и спокойный, уютный и небольшой. Окружён лугами и цветочными полями, а южнее простираются живописные горы — невысокие, но уж очень красивые! Воздух — чудесный! Любители рыбной ловли восхищаются рыбалкой на местном горном озере. Время здесь течёт медленно. Иной раз возникает навязчивое ощущение, что оно тут вообще отсутствует. Уровень преступности один из самых низких в Европе, а про терроризм у нас вообще не слышали. И в таком маленьком, провинциальном раю, свой сверхсовременный исследовательский центр соорудила энерджи ди си эй — частная компания, занимающаяся поисками альтернативных источников энергии и разработкой энергоносителей сверхвысокой ёмкости. По мировым меркам — это малютка, зависящая от инвесторских вливаний, как грудничок от материнского молока. Однако для наших мест это небывалое предприятие! Масштабная стройка подземного научного комплекса на северной окраине города добавила неожиданной, зрелищной суеты. Местная детвора стекалась к этой закрытой зоне с таким рвением, будто тут не строительство велось, а приземлились инопланетяне! Правда, как только стройка завершилась, так сразу вся невиданная для местных суета переместилась с поверхности под землю, и жизнь города вернулась к своему прежнему, тихому, размеренному ритму.

Те самые энергоносители колоссальной ёмкости в этом подземном исследовательском комплексе и разрабатывались. Одним из руководителей работ был профессор Говард Молблан. Неместный, как и большинство сотрудников энерджи. Пожилой учёный-физик, самоотверженный в служении науке, но больше прославившийся своей эксцентричностью. Нецензурно послать своего коллегу или коллег в жарком споре по ходу международной научной конференции — это для него обычное дело. Споры не могли не возникать по причине странных, продвигаемых Говардом Молбланом идей. К примеру, он неоднократно озвучивал план по созданию энергоёмкой субатомной структуры в макросреде. На языке обывателя эта идея звучала как-то так: «создать имитацию протона размером с футбольный мяч вполне реально!» Получая в свой адрес оскорбительное ругательство «метафизик», профессор мог запустить в обидчика попавшимся под руку предметом — ручкой, стаканчиком или книгой. Развязанный шнурок на ботинке, который он на протяжении всего дня не сподобится завязать, или неправильно завязанный галстук, на который ему плевать, или недобритый островок щетины на подбородке — всё это так типично для профессора Молблана. Будучи фанатиком, полностью увлечённым своим делом, он был не склонен обращать внимание на посторонние мелочи. И вот у этого энергичного, необычного старичка была молодая дочь, чуть-чуть моложе меня. Звали её — Грейс. Вместе с отцом они выглядели как внучка с дедом…

Матерью Грейс была предприимчивая, обаятельная студентка, которая некогда училась на факультете, где профессор Молблан одно время преподавал в своём экстравагантном стиле физику. Замужество это продлилось недолго. Уж и дочь успела родиться, но как только новоиспечённая жена убедилась в том, что возрастной, искушённый в делах науки супруг вовсе не намерен тащить бесталанную жёнушку за уши по карьерной лестнице в лоно богатейших научных приисков, так сразу и сбежала в США с каким-то директором начинающего стримингового сервиса. Про дочь не вспоминает. Говард Молблан почти не горевал. Именно про таких как он говорят: истинно женат на науке! После ухода (бегства) молоденькой жены, Молблан в одиночку растил дочь, которая сама теперь студентка того же возраста, в котором когда-то её родила мать. Мать, которую Грейс даже не помнит!

Я всецело надеялся на то, что Грейс переняла от своей матери лишь огненно-медный оттенок волос, озорную улыбку, требовательно-невинный взгляд изумрудно-зелёных глаз… и кроме этого — больше ничего!

Собственно, из-за Грейс я во всё это и влез…

Сдержанная, твёрдохарактерная, пунктуальная и трудолюбивая оптимистка Грейс, у которой как будто беззаботной юности не было вообще. В этом году ей предстояло закончить сложнейшую учёбу, а согласно данным какого-то хитроумного индекса успеваемости она являлась востребованной специалисткой на рынке уже сейчас.

В моей памяти навсегда запечатлелись её длинные, огненно-рыжие волосы, танцующие с ветром и играющие золотистым блеском при свете закатного солнца. Это самый яркий образ в памяти — момент нашей первой встречи.

Грейс — человек не творческий, скорее наоборот, прирождённая администраторша. Неординарных, творческих людей уважала, хотя старалась это зачем-то скрывать. Мне, будущему музыканту-песеннику, это сыграло на руку. Пусть мы с ней и были разными по натуре, но проводить время в обществе друг друга нам с ней было интересно.

Одевалась Грейс всегда стильно и дорого, но в её внешности никогда не встретишь неожиданного, необычного, нестандартного элемента. Хорошие причёски и одежда, как в модных журналах для солидных женщин, но никакой, ни малейшей творческой нотки или какого-нибудь «хулиганства». И скорее конец света наступит, чем Грейс сделает себе какую-нибудь безобидную татуировочку. Несовершенство, стремящееся к совершенству — что в этом мире может быть привлекательнее?..

Училась Грейс не то, что я, а в одной из европейских столиц. В наш живописный, провинциальный городишко она приезжала, вырываясь из плена суетливых будней, по выходным или на каникулы.

Профессор Молблан, посвятил свою жизнь квантовой физике, в частности теории суперструн. Я был человеком, далёким от науки, как в целом и его дочь, но именно она доступным, человеческим языком пояснила мне суть этой сложной теории. Случилось это в тот раз, когда мы с ней неслучайно оказались в одной компании отдыхающих на нашем горном озере. Лагерь разбили в самом диком местечке. Любительский кемпинг: отдых дикарями. Походная палатка на склоне берега, сверкающая гладь горного озера в низине, большой костёр, готовка пищи на огне и свежий воздух — всё, что требовалось для хорошей разрядки конкретно этой, трудолюбивой столичной перфекционистке. Правда, приехать сюда нам с ней было бы проблематично без новенького, отличавшегося повышенной проходимостью джипа Говарда Молблана. Профессор и сам любил во время отпусков колесить без определённой цели по диким местам, поэтому нашу с Грейс инициативу поддержал на все сто и даже одолжил свой джип.

В вечернем, фиолетово-синем небе зажглись первые звёзды, а мы с Грейс в это время сидели у костра. Это был наш тихий уголок на склоне берега, в отдалении от обычной кемпинговой суеты прочих отдыхающих. Наша просторная тёмно-зелёная палатка стояла слева, почти сливаясь в сумраке с лесным окружением. Алый джип Молблана весело, ярко поблескивал справа. Грэйс смотрела на спокойное, оранжево-жёлтое пламя, лениво поглощающее сухие дрова. Я бренчал на гитаре что-то по заказу Грейс. Так она, глядя на мои пальцы, гуляющие по струнам, рассказала, что суперструны представляют собой бесконечно тонкие одномерные частицы, колебания которых вызывают всё многообразие существующих во Вселенной элементарных частиц. Неделимые на части, субатомные частицы, такие как протон или электрон являются следствием звучания своеобразной гитары великого музыканта — некоей изначальной созидательной силы. Когда «гитарист» исполняет свою мелодию, он умело перемещает пальцы по деке инструмента, и длина струн от этого уменьшается, вызывая тем самым повышение частоты колебаний и, соответственно, их энергии. Натянутая струна будет вибрировать на разные лады, а при этом каждое сочетание нот соответствует конкретной неделимой элементарной частице — протону или электрону, фотону или мезону… Перебирая на суперструнах различные ноты, творец-гитарист исполняет целые аккорды, которые сливаются в бесконечные мелодии вселенной, создавая всё, что мы видим во вселенной, включая нас самих. Наш мир многомерен и суперструны — главный строительный материал всего существующего…