– Ты растерял весь свой пенсионный фонд на биржевых спекуляциях. Через полгода твоей карьере конец, и тебе придется искать другую работу, чтобы оставаться на плаву.

Джимми покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Пусть лучше это будет женщина, любовница, которая обходится мне в целое состояние. Здесь больше возможностей.

– Как хочешь, – сказал Грин.

– Мне так легче. Я сыграю эту роль, как никогда еще не играл. Как меня зовут?

– Джимми Ломан.

– А тебя?

– Том Бергман.

– А Флойда?

– Флойда Бенсона они уже знают. Знаменитый актер, который все потерял. Флойд останется Флойдом.

– Если им известно, что Флойд актер, а им это известно, не заподозрят ли они что-то неладное? Что мы тоже, возможно, актеры? – Он озабоченно посмотрел на Грина, осознав подстерегавшую их опасность.

– До тех пор пока они нас не узнают, нам не о чем волноваться.

– Они могут проверить наши фамилии в департаменте полиции Лос-Анджелеса.

– Если бы у них там были контакты, они бы уже давно запросили информацию о Тино.

– Мне нужны очень хорошие усы, – сказал Джимми.

– Надень очки. Линзы так увеличивают твои глаза, что ты похож на жабу, переодетую человеком.

– Всегда приятно слышать, какие ассоциации вызываешь у других, – ответил Джимми. – А как мы напали на их след?

– Мы нашли Тино. Отпечатки их пальцев привели нас в Лас-Вегас. В доме Тино мы обнаружили номер телефона Родни.

– Хорошо. Верно, да.

– Чем ты обеспокоен? – спросил Грин.

– Меня беспокоит то, что нам придется договариваться с этими прохвостами. Может, что-нибудь другое придумаем? Мы не можем их арестовать? Отвезем их куда-нибудь, попридержим, а сами в это время очистим сейф. Настоящий, полноценный грабительский трюк. Как ты думаешь?

– А вот и наша счастливая парочка, – сказал Грин.

Бывают такие вечера, когда кажется, что люди и вещи светятся изнутри, что ночь – это всего лишь черная крыша над городом, выдыхающая излишнее тепло и свет солнца после наступления сумерек. Ослепительный желтый «мустанг» сиял при свете луны. Этот вечерний свет обладает такой же магической силой, как и свет калифорнийского солнца.

Родни, низкорослый мужчина, с важным видом вылезал из желтого «мустанга», в то время как лакей открывал дверцу машины. Это был итальянец с порывистыми движениями мачо. Грин увидел рослую фигуру Паулы, одетую в красное обтягивающее платье из латекса. Его Паулы, не Родни. Она, по крайней мере, на голову возвышалась над бандитом, к тому же была на шпильках. Темные волосы были непривычно перевязаны в хвост красной шелковой ленточкой, словно гигантская шоколадная конфета. В ожидании Родни она одернула платье, демонстрируя свою совершенную задницу любопытным мексиканским лакеям. Грин видел, как этот коротышка взял ее за руку и повел внутрь, ступая широкими напряженным шагами. Она была так же красива, как и семь лет назад, и так же вызывающе одета.

Это была Паула. Сохранилось ли еще где-то в ее животе семя Родни от сегодняшней любовной игры, или же они пользовались презервативами – «Троян» или «Дюрекс», – чтобы не обмениваться своими заразными микробами? Грин не обратил на это внимания, когда они, пыхтя и издавая стоны, возбуждали друг друга («Да, да, здесь, и еще здесь, вот эту точку, пожалуйста»). Паула указывала точный маршрут. Раньше она этого не делала.

В холле «Драис» Родни обратился к одной из встречающих, которая проверила список и кивнула. Они вошли в зал, где стояли накрытые белыми скатертями столы, под которыми престарелые киношники ревматическими пальцами гладили загоревшие ноги своих амбициозных любовниц.

– Поедем обратно? – предложил Джимми.

Грин вышел из машины.

– Что ты задумал? Что ты собираешься делать? – спросил Джимми.

– Сейчас вернусь, – ответил Грин.

Надев солнечные очки, он проскользнул между тормозящими машинами на другую сторону широкой улицы и, присоединившись к группе японцев, вошел в ресторан. В то время как встречающие оживленно беседовали с двумя возмущенными парами, которые, несмотря на своевременное бронирование, томились в ожидании своих столиков, Грин пробрался в зал. Обстановка напоминала английский загородный дом, с кремовой обшивкой стен, широкими диванами и затемненными лампами – дорого и со вкусом.

Родни и Паула заняли места в углу первого зала (не самого лучшего – престижные гости получали столики во втором, более удобно расположенном зале для элиты). Официант задвинул за Паулой стул, а другой – стул за Родни. Официанты вели себя так, словно Паула ничем не отличалась от бежевых пейзажей на стене, однако Грин заметил, как они переглянулись, выходя из зала. Проходя мимо их столика, Грин увидел лицо Родни, все покрытое оспинами, его хитрые глаза под огромными бровями, круглую голову, полурасстегнутую рубашку, открывавшую заросшую черной растительностью грудь, браслет-цепочку на запястье, и глаза Паулы, ее декольте, ее ухо, ее шею под хвостом.

Она на секунду взглянула на него, и ему показалось, что он прочитал по ее губам некое тайное послание, что-то вроде: «Это для меня ничего не значит, это всего лишь театр для определенной цели. Ведь я принадлежу тебе».

Она его не узнала – какой-то придурок в черных очках.

На улице его ждал Джим с очередной сигаретой в руках.

– Что ты там делал, безумец?

– Проводил небольшое расследование, – ответил Грин.

– Зачем?

– Хотел увидеть их вблизи.

– Зачем?

– Чтобы знать, с кем нам придется иметь дело.

– И для этого стоило так рисковать?

– Какой тут риск? Эти двое понятия не имеют о наших планах.

– Ты и дальше собираешься выкидывать подобные шуточки?

– Это было сгоряча. Не бери в голову.