Завтра займусь поиском преподавателя немецкого языка. Больше нельзя тянуть с этим делом. Нужно наконец узнать кто отец Альберта. Чем больше способов покинуть Союз у меня будет, тем лучше.
Убедившись, что все буквы и черточки перерисованы точно, я завалился спать.
Следующий день я провел согласно намеченному вчера плану. За учителем немецкого языка я отправился на другой конец города, чтобы ненароком не столкнуться с ним потом где-нибудь на улице. Выйдя из автобуса, я направился в общеобразовательную школу.
Учителем оказалась строгая дама в очках, которые вкупе с тяжеловесной прической добавляли ей лишние лет десять.
— Роза Михайловна, — обратился я к ней, предварительно выяснив ее имя у школьников.
— Вы чей-то отец? — щурясь, она наблюдала поверх очков за тем, как я прошел через класс к ее столу.
— Нет, и даже не брат, — я располагающе улыбнулся. — Я к вам, как к лучшему специалисту немецкого языка в нашем районе, — отметив заинтересованность, я продолжил. — Вы не могли бы перевести мне некоторые записи? — при этих словах, я достал из внутреннего кармана блокнот.
— А вы кто? — нахмурилась она. В ее голосе явственно послышалось подозрение.
«С удостоверением вышло бы проще», — посетовал про себя я, а вслух сказал, что являюсь практикантом-журналистом, пытающимся написать статью и удивить редактора газеты.
— И из какой вы газеты? — от удивления ее брови поползли вверх.
— Пока еще ни из какой. Но мечтаю работать в «Комсомольской правде», — признался я, приняв мечтательный вид. — Вы мне поможете? — спросил я с надрывом.
— Да, конечно, — растерялась она от моего напора, вновь усаживаясь на свое место.
Окрыленный, я пристроился на стоящую рядом парту и протянул ей блокнот.
— Это любовные письма, — через какое-то время сообщила мне она. — Писал мужчина.
— И что в них? — подобрался я.
— Сейчас, напишу, — женщина подвинула к себе листок бумаги и застрочила, а я напряженно за ней наблюдал.
— Это письма военнопленного? — отвлеклась от перевода женщина, она смотрела на меня вопросительно.
— Не знаю, мне и нужно это выяснить, — разведя руками, объяснился я.
— Он ее очень любил, — вздохнула она, о чем-то поразмышляла про себя и вновь углубилась в чтение.
— Точно военнопленный, — заключила она. — Он пишет, что его семья живет в Мюнхене и что там будут рады как ей, так и детям. Он умоляет ее не отчаиваться, ждать его. «Твой Альберт» — с придыханием зачитала она вслух. — Это так романтично, — ее затуманенный взгляд устремился вдаль.
— Да, пожалуй, хорошая статья получится, — покивал я.
Из школы я вышел задумчивым. Если папаша Альберта так любил Марту, то почему не забрал с собой? Вернувшись в Германию, чувства поостыли, он встретил другую, а о русской семье предпочел забыть? Или погиб?
Предстояло выяснить, что произошло с Альбертом Взидрицом. Но как это сделать, я пока не представлял. Не мог же я в посольство ФРГ завалиться, меня еще на подступах сотрудники КГБ примут. Надо думать, наводить справки где такую информацию можно получить, не подставляясь.
Отступление
От первого секретаря областного комитета КПСС Мохов вернулся в расстроенных чувствах. Туда его притащил начальник городского УВД. Именно поэтому основной удар при разборе полетов пришелся по начальнику РОВД. Вменили ему ни много, ни мало, плохую организацию работы отдела милиции.
— Не осуществлял надлежащий надзор за лицами, освобожденными из мест лишения свободы и плохо организовал работу по учеты находящихся в розыске лиц. Допустил совершение на вверенной ему территории особо тяжкого преступления. Не обеспечил розыск и задержание преступников по горячим следам и дал им скрыться с места преступления, — обличительные слова начальника областного УВД все еще звенели у него в ушах.
На момент совещания уже были установлены личности двоих их трех совершивших разбойное нападение. Некто Дьяков, которого подстрелил их следователь, как выяснилось, находился в общесоюзном розыске. В их город он, по версии следствия, приехал к проживающему здесь Чемезову, с которым они вместе отбывали срок. Видимо, хотел у него отсидеться. Чемезов освободился из мест не столь отдаленных всего несколько месяцев назад и как назло осел именно в Индустриальном районе города. Кто был третьим выяснить пока не удалось. Дьяков скончался на операционном столе, а Чемезов подался в бега.
Закурив, Мохов посмотрел на сидящего справа от него за столом Лусенко. Тот выглядел не лучшим образом, задумавшись мял пальцами сигарету, из-за чего на стол сыпался табак. По нему тоже лихо прошлись, но уже в Управлении. Ведь именно он возглавлял в отделе уголовный розыск.
В дверь постучали и в кабинет вошел Головачев.
— Вызывали, товарищ полковник? — застыл тот на пороге, пытаясь совместить несовместимое — изображая нерешительность вкупе со служебным рвением.
— Заходи, — оторвавшись от своих нерадостных мыслей, хмуро откликнулся Мохов. — Кури, если хочешь, — он подвинул к начальнику следствия пепельницу.
Головачев, заняв свое обычное место, не преминул воспользоваться предложением.
— Дьяков скончался, — от услышанного табачным дымом подполковник не подавился. Сказалось и ожидание им такой развязки, и хорошая выдержка. — Дело полностью, включая эпизод с разбоем, забрала себе прокуратура, — продолжил вводить в курс дела подчиненного начальник милиции. — Все экспертизы следователем назначены. Осталось дождаться их результата.
— Плохо, что скончался, — посмурнел лицом Головачев.
— Для тебя как раз хорошо, а вот для меня плохо, — огрызнулся, молчавший до этого начальник угро. — Этот паскуда Дьяков во всесоюзном розыске оказывается был, и получается, что уголовный розыск его прошляпил.
— О как, — Головачев задумался, обрабатывая новые данные.
— Лучше бы Скворцов его пристрелил, — посетовал Лусенко.
— Лучше бы его просто задержали! — вспылил Мохов — А сейчас еще и за труп отписывайся — он потянулся за пачкой сигарет.
— От меня что требуется? — подобрался Головачев.
Мохов отмахнулся, прикуривая.
— Теперь работает уголовный розыск и прокуратура, — затянувшись, он подозрительно посмотрел на Головачева. — Илья, а ты мне ничего про Чапыру рассказать не хочешь?
Взятый начальником милиции тон насторожил подполковника.
— Что конкретно? — осторожно уточнил он.
— У него есть какие-то связи в обкоме?
— В обкоме? — удивился Головачев, ведь Свиридов перешел в горком, а не в обком.
— После совещания Шемякин подошел ко мне и начал подробно выспрашивать о Чапыре, — сообщил Мохов.
— Марк Артурович? — еще больше удивился Головачев.
— Ни хрена себе, — отреагировал на новость начальник угро.
— Вот я и спрашиваю, что может связывать твоего следователя с помощником первого секретаря? — Мохов в ожидании ответа уставился на подполковника.
— Не знаю, — вынужден был признать тот.
— Что значит не знаешь? — возмутился полковник. — Чапыра твой подчиненный и ты должен знать о нем абсолютно все!
— Виноват, — Головачеву только и оставалось, что расписаться в своей недоработке.
К себе в кабинет начальник следствия вернулся озадаченным. Попросил Капитолину сделать ему кофе и пригласить заместителей.
— Какой кошмар! Бедный Альберт, — вздохнула Журбина, когда подполковник поведал, что раненный преступник скончался.
— Выкрутится твой подчиненный, не переживай, — высказался Курбанов, когда Головачев сообщил, что убитый Чапырой преступник находился в розыске.
— И зачем надо было у Альберта удостоверение забирать? — осмыслив слова первого зама, взъелась Журбина.
— Не понял, — Головачев вопросительно посмотрел на Людмилу.
— Я думала, это ваше распоряжение, поэтому и промолчала, — обескураженно пробормотала Журбина и обожгла взглядом Курбанова.
— Руслан, ты чего творишь? — взъелся Головачев. — Я тебя просил ознакомить Чапыру с приказом и всё!