— А Шашова была? — напомнил я свой вопрос.

— Татьяна Алексеевна? — Мария Михайловна задумалась. — Нет, ее не было, — помотала она головой.

Я уже было принялся про себя материться, как тут Зорин воскликнул.

— Серега же был! Сын Шашовых, — пояснил он мне.

— Это хорошо, — выдохнул я, а то у меня стройная версия чуть не развалилась, после чего дополнил блокнот новыми записями. Получился список из двадцати человек и тринадцати дач.

Довольный результатом, я отправился к выходу. В это время раздался дверной звонок, следом за которым последовал гневный женский голос.

— Ваш Никитка опять нажрался! На первом этаже уснул. Сколько можно терпеть это безобразие?!

Мария Михайловна всплеснула руками, а Валерий Никитич, распахнув дверь, умчался вниз по лестнице.

— Алкаш! — заключила соседка и пробуравив нас с Зориной напоследок возмущенным взглядом, скрылась в соседней квартире.

— Связался с дурной компанией и запил, — всхлипнув, произнесла Мария Михайловна.

— А на том дне рождении он был? — спросил я.

Женщина подтверждающе кивнула.

Лифт раскрылся и оттуда Зорин вытащил сына — того самого пьяного парня с гитарой. Пришлось помочь затащить его в комнату, где мать, причитая, принялась его раздевать, а я поспешил распрощаться.

Второй на очереди потерпевший, Андрей Бокша, на вид, оказался вполне нормальным сорокалетним мужиком располагающей внешности. Никакого алчного блеска в глазах, как я себе напридумывал после слов Зорина.

Вот только ничего особо интересного он мне не сообщил. По его словам, ни для никого из знакомых не было тайной, как и его недавнее возвращение с Севера, так и намерение купить кооперативную квартиру, чтобы съехать от родителей.

Бокша подтвердил тот факт, что отмечал вместе с соседями день рождения Петровича и описал внешность, привлекшей внимание всего мужского населения дачного поселка, Анечки.

— Какие у нее бедра, а какие сиськи, — он мечтательно закатил глаза и изобразил размеры руками.

Я впечатлился.

С утра в отделе было подозрительно тихо. Перемена со вчерашнего дня слишком разительная, поэтому я и обратил внимание на зловещую тишину. Никто не бегает, не орет, не разносится по этажу грохот от упавшего на пол металлического станка для сшивания уголовных дел. Не слышны харкающий мат Головачева и гневные вопли Курбанова. Начальства вообще не видно. Тишь и благодать.

— Что-то случилось? — спросил я у вырулившей с главной лестницы Журбиной, когда пытался попасть в кабинет Капитолины. Дверь была заперта и мои манипуляции с ручкой результата не давали.

— Оперативки не будет, — ответила Людмила, не останавливаясь. — Головачев с Курбановым только во второй половине дня подъедут, — она обернулась. — Пошли. Чего стоишь? Нет там никого.

— Да я уже догадался, — пришлось оставить в покое ручку. — А остальные где?

Кроме нас с Журбиной в округе никого не наблюдалось. Мы прошли по пустому коридору мимо закрытых дверей. В тишине наши шаги звучали излишне громко.

— Отсыпаются, — пояснила Людмила, сворачивая в наш закуток. — Через пару часов начнут подтягиваться.

— А мы чего так рано пришли? — пожалел я об упущенной возможности поспать подольше.

— А нам серию надо раскрывать, — был мне ответ.

— Понятно. Тогда пошли раскроем пару серий. К обеду как раз справимся, — взглянув на ручные часы, отозвался я.

Кстати о часах. Надо что-нибудь приличное себе прикупить, а то все времени нет. Совсем заездили на этой службе.

— Ты что-нибудь нарыл? — проигнорировав мой троллинг, поинтересовалась Журбина, заходя следом за мной в кабинет, в котором, к слову, не было Ксении. Значит все-таки добилась от подружки для себя послабления.

— Нарыл, — я плюхнулся на кресло. — Сделаешь чай? — спросил я у начальницы. Кофе у нас вчера закончилось, и чтобы купить новое нужно сперва найти где оно продается, а затем отстоять очередь. Та покладисто засунула кипятильник в чайник.

— Манник будешь? — спросила она.

— Конечно буду, — удивился я вопросу. Как-будто я когда-то отказывался от вкусняшек.

Через пару минут Людмила вернулась, неся тарелку с круглым желтым манником. Воодушевившись, я начал рассказывать начальству о результатах своего расследования и знакомить со своими выводами.

Меня прервал, завалившийся в кабинет Скворцов, который тут же жадно накинулся на мой манник.

Пришлось начать рассказ заново и не сильно затягивать. Конкурент активно работал челюстями, уменьшая мою долю сладкого.

— То есть ты считаешь, что у вора дача в том же самом кооперативе, что и у потерпевших? — обдумывая услышанное проговорила Людмила, которая к выпечке не прикоснулась, а просто пила чай с сахаром, за что получила от нас с Вадимом полное одобрение.

Я кивнул, рот был занят куском манника.

— Пятнадцать подозреваемых, — задумчиво сказала она.

— Двадцать, — поправил я ее. — Вором может оказаться так же кто-то из потерпевших. Мог инсценировать у себя кражу, чтобы не вызывать подозрений, — пояснил я свою мысль.

— Двадцать — это много, — с набитым ртом, глубокомысленно заметил Скворцов.

— Если точнее, то восемнадцать. Супруги Зорины явно не при делах, — уступил я, но заметив благодушное выражение лица Вадима, тут же добавил. — Но проверить, конечно, надо будет всех, — после чего продолжил рассуждать. — Сынок у Зориных связался с дурной компанией, а те могли научить его плохому.

— А Шашов с Бокшей? — перебила меня Журбина.

— Шашова я еще не видел, так что рано списывать, а о Бокше плохо отзывается Зорин. Считает того жадным. А где жадность там и корысть, — сделал я вывод, беря очередной кусок манника.

— Не факт, — заметил Скворцов.

— Проверишь и узнаешь, — парировал я.

— А мне более перспективной кажется Анечка, — заявление Людмилы пресекло наши с Вадимом преперательства. — Я бы с нее начинала.

— С нее и начну, — ухмыляясь подтвердил я. Вспомнилось ее вчерашнее описание.

— Ее сперва найти надо, — справедливо заметил Скворцов и тут же, прищурившись, поинтересовался: — Чего лыбишься? — никак чуйка сработала.

— Сиськи у нее во, — я повторил размах рук Бокши, — а попа, — я мечтательно закатил глаза.

— Так, все, — Вадим выставил ладонь. — Ты свое дело уже сделал — версию выдвинул, — он деловито начал объяснять мне расклад. — Дальше очередь уголовного розыска — будем ее проверять.

— Ты же говорил, что сейчас один работаешь, — напомнил я ему его же слова.

— Сам справлюсь. — уверил он меня. — А ты запросы сделай, собери информацию о подозреваемых. У вас, следаков, всякие писульки лучше получаются, — ухмыляясь, предложил он мне.

Такое разграничение полномочий мне не понравилось.

— Не, он значит с этой грудастой будет развлекаться, а я запросы в кабинете писать, — изобразил я негодование, и мы оба заржали.

Журбина обреченно вздохнула.

— Ладно, мальчики, мне ваши пошлости выслушивать недосуг, у меня еще дел полно, — прихватив пустую тарелку, она нас покинула.

— Довел человека, — упрекнул меня Вадим. — Заладил: сиськи, сиськи.

— Это не мои слова, а Бокши, — оправдался я. — которые надо будет еще проверить.

— Я проверю. Это моя работа, — заржал Скворцов.

— Угу, а моя работа бумажки и аналитика. Нет в жизни справедливости, — скорбно произнес я.

В дверях Вадим притормозил.

— На выходные, наверно, все на дачи приедут, — предположил он.

— Наверно, — безразлично отозвался я. Анечкины сиськи мне все равно не светили.

— На выходные и рвану, — определился Скворцов.

— Один что ли? А если преступников больше одного? Решил мой подвиг повторить? — теперь уже я над ним насмехался.

Вадим задумался.

— Ладно, еще есть время. Порешаем, — сказав эту неопределенную фразу, он вышел из кабинета.

Ксения явилась только к обеду и сразу же потащила меня в столовую.

— Жрать хочу, — поделилась она со мной своей печалью.