Комсорг по организации комсомольской работы среди сотрудников органов внутренних дел обязан учитывать эти обстоятельства, а не выбивать показатели любыми средствами, плюя на эффективность личного состава милиции. Как мне сегодня указали, что комсомолец обязан ставить общественные интересы выше своих! Так применяйте это правило и в отношении себя тоже! — в этом месте я заглянул в глаза Грачевой. — Хватит за счет наших жизней строить свою карьеру!

Получилось немного сумбурно, все же я не готовился сегодня выступать, но даже от этой самодеятельности эффект присутствовал. Специфический, конечно, с уклоном на советские реалии. Все смотрели на меня как на внезапно появившийся в комнате танк с медленно поворачивающей башней и настороженно молчали. Было слышно, как ветер задувает в окна.

Скрипнул стул. Со своего места поднялась донельзя возмущенная услышанным активистка Катя.

— Нужно немедленно на голосование поставить вопрос об исключении Чапыры из комсомола! — заявила она без всяких предисловий.

— На основании чего? Критики руководства комсомольской организации? — усмехнулся я. — Так комсомолец обязан смело критиковать, вскрывать недостатки в работе комсомольских функционеров и сообщать о них вплоть до ЦК ВЛКСМ, — это я тоже выдернул из устава ВЛКСМ.

— Катя, сядь! — одернула коллегу Грачева. — Разве не видишь, это провокация! Но мы, как старшие товарищи, обязаны указать комсомольцу Чапыре на его ошибочные суждения и общее непонимание сути комсомольской организации. Сколь уж вы, товарищ Чапыра, вспомнили об обязанности критики, — комсорг перешла на «вы», то придется вам ее и в свой адрес выслушать!

И затянулась лекция на целый час. О задачах комсомола, о его вездесущем влиянии на советскую молодежь и о его роли в построении коммунизма.

Нахрена она мне это все рассказывает? Этому комсомольскому балагану пятнадцать лет существовать осталось. Сказать ей об этом что ли? Не, пусть живет в неведении. Потом будет ей сюрприз.

Но мои намеки даром не прошли, комсорг ограничилась товарищеской критикой. Это самая незначительная мера дисциплинарной ответственности за дисциплинарный проступок.

В общем, фигню я затеял. После часа выслушивания пафосного бреда весь бойцовский пыл из меня вышел. Осталось лишь раздражение и недовольство собой. Повелся на подначки, как мальчишка. Грачева умнее оказалась. Стерва комсомольская.

Когда закончили со мной, вернулись к главной повестке дня — распределению участников встреч с учащимися и студентами по учебным заведениям нашего района и составлению графика этих самых встреч.

Вообще-то я надеялся, что меня после случившегося это дело не коснется, но я недооценил выверты комсомольского сознания.

— Значит в университет у нас идет товарищ Чапыра, — услышал я свою фамилию.

— Минутку, — удивился я. — Какие могут быть мне комсомольские поручения, если вы только что заявляли, что я безграмотен по комсомольской части?

— Вот как раз и подтянешь грамотность! — отбрила меня Грачева. — Думал сачкануть? Думал за тебя другие будут работать?! Не выйдет! — комсорг показала мне фигу, я даже охренел от такого пассажа.

Тут уж на стороне Грачевой оказались все присутствующие. Никому не хотелось брать на себя дополнительную встречу.

Настраивать против себя коллектив у меня в планы не входило, так что я смиренно замолк. Сходил, называется, на комсомольское собрание. Раскритиковали еще и от сомнительного поручения откосить не удалось. Лучше бы я дома остался. И Ольга бы тогда не ушла. Стало хреново от всех этих мыслей.

— Опохмеляться надо, — посоветовал мне Скворцов в коридоре.

— Это да. Трезвым лучше на такие собрания не ходить. Можно и культурный шок заработать, — ответил я, думая о своем.

— Чего? — не понял Скворцов. — А, ты о той перестрелке паришься, — нашел он причину моего неадекватного, по его мнению, поведения. — Так забей. Лусенко сказал, что все нормально, к нам претензий нет. Наоборот, могут наградить, благодарственным письмом или премию дать, — Скворцов довольно прищурился.

— Лучше, конечно, деньгами, — вяло согласился с ним я.

— А может даже в звании повысят, — от предположения у него захватило дух.

— Лучше квартиру проси, — дал я ему практичный совет.

— Не, квартиру не дадут, — с грустью, но уверенно заявил Скворцов.

— А сколько денег в мешке было, не знаешь? — спросил я. Вчера-то меня не было на службе, так что информация прошла мимо.

— Шестьдесят пять тысяч, — восторженно объявил он сумму.

— Могли бы и выделить вам с Крапивиным по хате, — усмехнулся я.

— Да кому мы нужны? Сержант, да лейтеха. Мелочь, — подытожил Скворцов.

— Давай, помогу написать рапорт на улучшение жилищных условий, — предложил я помощь.

— А меня потом из комсомола не попрут? — заржал он, намекая на мою недавнюю речь.

— Как хочешь, — не стал я настаивать.

— Не, Альберт, ты, конечно, круто там сказал и все по делу, но за такое тебя могут натянуть по самые гланды, — эту фразу Скворцов произнес уже на полном серьезе.

— Прорвемся, — отмахнулся я. Прям бесстрашный боец с ветряными мельницами. Стало смешно от пришедшего в голову сравнения.

— Ты когда в универ пойдешь? — сменил он тему.

— Так в понедельник или во вторник. Надо быстрее сделать эту хрень, да забыть.

— А мне железнодорожный техникум достался. Не, ну кто в здравом уме с железки в милицию уйдет? — Сквоцов вновь заржал и ударил меня по плечу, приглашая присоединиться.

— Но ты же ведь зачем-то сюда пришел, — я притормозил, так как мы дошли до третьего этажа, где наши пути расходились. Заберу верхнюю одежду из кабинета да свалю отсюда.

— За романтикой, — мечтательно ответил он и жестко закончил. — Только нет ее здесь.

— Нет, — согласился я.

— Давай напьемся, — предложил он.

— Давай, — сегодня мне этого тоже хотелось.

Пошли мы, ясное дело, ко мне, по пути купив все необходимое для намеченного мероприятия. Одни сплошные мероприятия у меня. Подумав об этом, я усмехнулся. Комсомольское собрание, встреча со студентами. Словно я не следователь, а какой-то общественный деятель. Может мне в политику пойти? А что, создам новую партию, назову ее «Запасной путь» и буду гадить из глубокой оппозиции. Меня, конечно, начнут щемить, и вот я уже в посольстве ФРГ прошу политического убежища.

— Альберт, ты чего, заснул? — окрикнул меня Скворцов. — Третью за баб, — предложил он тост, поднимая стопку.

— Да ну их, — я поморщился, как от зубной боли. — Ты мне лучше скажи, есть у тебя знакомый карманник?

— Нет, вообще не моя тема, — ответил Скворцов после того как выпил и закусил пельменем.

— А среди тех, кто может знать карманников знакомые у тебя есть? У тебя же должна быть агентура, — продолжил я допытываться.

— Надо поспрошать, — пожал он плечами.

— Пошли, — я поднялся из-за стола. — Спрашивать, — ответил я на его озадаченный взгляд.

— Сейчас?

— А чего тянуть? Мне срочно надо. Банкет после продолжим, с девочками, — добавил я, чтобы сломить его сопротивление. — Есть у меня пара знакомых. Вот такие! — я поднял большой палец вверх.

Всю дорогу Скворцов выговаривал мне за порушенные субботние планы и за то, что я за ним увязался. Примиряло его с ситуацией лишь нанятое мною на вечер такси. Катались мы по городу уже часа три. Пару раз по требованию Вадима останавливались, и он куда-то уходил, но возвращался пока без результата.

Скворцов запретил мне за ним тащиться, типа меня его стукачи могут испугаться, и я оставался ждать его в машине. Сложно было не понять, что он не хочет их передо мной светить, но приходилось относиться к этому философски. В первую очередь мне нужен был результат, а не чужие контакты.

— Никто его не знает, — Скворцов очередной раз плюхнулся на пассажирское сидение.

— Это последний? — спросил я разочарованный очередным провалом.