— По сводке какая информация прошла? — проигнорировав жалобу, задал следующий вопрос сотрудник комитета.

— Драка. Хулиганство.

— Это хорошо, — Васильев остался довольный ответом.

— Это нам всем повезло, что информация о перевороте не ушла наверх! — вновь завелся Храмцов.

— Все равно докладывать придется, — ухмылка, едва тронув кончики губ капитана КГБ, тут же исчезла.

— Ну вот и доложим о драке между военными и гражданскими! — резко ответил Храмцов.

На него сразу же отреагировал ракетчик:

— Я категорически против подобной формулировки!

— Согласен с полковником, — кивнул Васильев. — Советские военнослужащие защищают гражданских, а не избивают их.

— Тогда о драке между русскими и грузинами, — Храмцов, которого все уже достало, предложил не менее провокационный вариант.

— Не валяйте дурака, товарищ полковник, — одернул комитетчик разошедшегося Храмцова. — В СССР нет конфликтов на национальной почве! Вместо того чтобы пороть горячку, не вас одного сдернули, сами видите, народу здесь достаточно, лучше провокатора ищите!

Проснулся я не от того, чего ожидал, а от щекотки. Анечка головою лежала на моем животе и дышала мне в пупок. Ее волосы растрепались, из-за чего накрывали меня до самой шеи. Я пошевелился, но девушка лишь разлеглась на мне поудобнее.

— Ну и чего ты тут делаешь? — озадаченно поинтересовался я.

Ответа, понятное дело, не получил.

Предполагалось, что Анечка, дождавшись, когда я усну, меня обчистит, а на выходе ее прихватит Скворцов с понятыми. Но что-то пошло не так.

Вздохнув, я выбрался из кровати, подошел к окну и встретился глазами с возмущенным до предела инспектором уголовного розыска.

Развел руками. В ответ мне был продемонстрирован кулак. Я хмыкнул и отвернулся.

— Аня, подъем!

Девушка зашевелилась, чего-то там пробормотав, и я ушел опустошать мочевой пузырь.

Соизволила она выйти из комнаты только тогда, когда я заваривал чай. На кухне девушка появилась в моей рубашке на голое тело.

— Привет, — изображая смущение, произнесла она и попыталась меня поцеловать.

Вот не люблю я этого: и когда одевают мои вещи, и утренние поцелуи с нечищенными зубами.

От сомнительного удовольствия меня спас сработавший таймер. Духовка просигнализировала, что бутерброды запеклись.

— Завтракать будешь? — спросил я гостью.

— Конечно! Я ужасно проголодалась, — радостно согласилась она.

Аня уселась на один из табуретов и наблюдала за тем, как я достаю бутерброды из духовки, а затем наливаю нам обоим чай.

С утра, даже неумытая, она была хороша. Вот только волшебство уже ушло. Безвозвратно.

— Альберт, забери меня с собой, — ее странная просьба застала меня врасплох.

Нет, кипяток я не расплескал, но табурет, когда я на него плюхнулся, скрипнул.

— Куда?

— В Ригу, — Анечка похлопала ресницами.

Кажется, я вчера переборщил с понтами. Девушка решила, что заполучить меня куда перспективнее, чем довольствоваться жалкими шестью тысячами.

А может она не воровка? Но думать об этом не хотелось. Нужно было доводить дело до конца. Ноябрьские праздники уже не за горами.

— Слушай, ты мне, конечно, нравишься, ты потрясная, правда. Но я так сразу не готов, — я замолчал, позволяя девушке додумать самой.

Аня натянуто улыбнулась.

— Ладно, забудь, — отмахнулась она и вгрызлась в бутерброд зубами.

— Отлично! Тогда я в душ, — на этой оптимистичной ноте я скрылся в ванной.

Когда вернулся, Анечки в квартире уже не было. Исчезла вместе с деньгами.

Осталась лишь сделанная красным фломастером надпись на обоях возле входной двери «Это была потрясная ночь!», с огромным восклицательным знаком.

В следующий раз увидел Анечку я в отделе, куда прибыл через час.

— Так ты мент?! Сволочь! Ненавижу тебя! — закричала она после того, как я переступил порог кабинета Скворцова, где тот уже с ней работал.

— Я тоже не успел по тебе соскучиться, — равнодушно отреагировал я на ее истерику. — Вадим, ты ее потом Журбиной отведи. Она будет допрашивать, — сказав это, я вышел.

Часа через два в мой кабинет, когда я печатал отдельные поручения, ворвалось разгневанное начальство.

— Ты с ней спал! — обличительно выставила в мою сторону палец Журбина.

— И что? — не понял я наезда.

— Как ты мог?! Следователь не имеет права спать с подозреваемыми!

— Она тогда не имела этого статуса, — я поморщился. Вечно эта Людмила из пустяка проблему сотворит. — Ты лучше скажи, призналась ли она в кражах? — попытался увести разговор в другую сторону.

— Альберт! Ты совершил дисциплинарный проступок!

— Ну так оформляй тогда! — я обиженно набычился. Это сработало.

— Все вы кобели одинаковые, — Журбина махнула на меня рукой. Вздохнув, начальница опустилась в кресло, — Надеюсь, Курбанов не прознает о твоем, как ты выражаешься, косяке. А то следом за тобой и мне прилетит.

— Так Анечка призналась в кражах? — напомнил я свой вопрос.

— Нет, — поморщилась, словно от зубной боли Журбина. — Отрицает всё.

— А ее подельника доставили, не знаешь?

— Еще не докладывали. Устала я что-то, — начальница вытянула перед собой ноги. — Ночью всех по тревоге подняли. Я здесь с четырех утра уже торчу.

— А что случилось? — удивился я. Ничего необычного я в отделе сегодня не заметил.

— Да, драка вчера в одном из ресторанов произошла. Совершенно рядовой случай, но накрутили до того, что якобы военные переворот там готовили. — Журбина рассмеялась. — Интересно, какой дебил до этого абсурда додумался? — задала она риторический вопрос. — Так что Головачев с Курбановым сегодня в городском управлении, а я здесь за старшую, — резюмировала начальница.

— Ну и отлично, до завтра подозреваемую все равно в СИЗО увезут, так что Курбанов с ней не встретится, — отыскал я позитив в услышанном.

— Точно, — повеселела Журбина. — Арестовать я ее и по одному эпизоду могу. А дальше подельника этой красавицы допросим, очную ставку между ними проведем и будет у нас серия краж раскрыта. Так что, Альберт, прорвемся, — на этой жизнеутверждающей ноте начальница меня покинула.

Я смотрел на захлопнувшуюся дверь и думал, как бы мне эта глупая шутка, еще вчера казавшаяся остроумной, боком не вышла. Раз всех по тревоге подняли, значит будут копать откуда информация о перевороте поступила. Допросят швейцара, а он меня наверняка запомнил. Да и Гурам подтвердит, что я был в тот вечер в ресторане. И Марья Сергеевна тоже молчать не станет. Ладно, хрен с этим всем. Ну был и был. В ресторане и без меня вчера много кто был. Любой мог ляпнуть о военном перевороте. А слово швейцара будет против моего. Так что должен отбрехаться.

Со всеми с этими событиями, принятое еще утром решение попытаться вытащить Гурама, пришлось отменить. Все равно при таком раскладе я ему ничем помочь не смогу, только зря подставлюсь.

Так что до конца дня я безвылазно провел в своем кабинете, помимо серии краж у меня в производстве были и другие уголовные дела, по которым тоже истекали сроки и по ним надо было работать. А вечером мне доставили подельника Анечки — Вячеслава Овсянникова.

Был он человеком крупным, гора мышц и взгляд исподлобья. Так что я не рискнул снимать с него наручники.

Допрос сразу не заладился. Свою причастность к кражам Овсянников отрицал, уверял, что он законопослушный гражданин и требовал немедленно его отпустить. В общем, шел в отказ. На мой блеф, что его подельница уже все нам рассказала, не повелся. А затем вообще заткнулся, уставившись в пол.

Мне это надоело, и я решил закрыть урода. До дня Советской Милиции две недели осталось, а серия еще не раскрыта. Срочно надо было ускоряться. Так что пусть гражданин Овсянников ночь в дежурке посидит, подумает. Может с утра сговорчивее станет.

— Забирайте задержанного, — позвонил я в дежурную часть, — Да, постановление о задержании выписал, — ответил я на заданный дежурным вопрос.