Из служебной Волги вышли Лусенко с Моховым. На нас с Вадимом обрушились мат с оскорблениями, в смысле, критика.

— Докладывай! — охрипшим голосом, наконец, приказал Мохов.

По мере нашего доклада чело Лусенко разглаживалось — не его подчиненный произвел тот роковой выстрел, из-за которого могут последовать неприятности.

Мохов же методично испепелял меня взглядом.

— Да, накосорезили, — заключил начальник милиции. — Оружие сдай, — это он уже мне.

— Оружие — вещдок, — напомнил вернувшийся Востриков.

Мой пистолет был помещен в пакет и запечатан.

— А вы оба рапорт пишите! — сказав это, Мохов отошел от нас к служебной машине, где велел водителю связаться по рации с отделом. Затем кричал, требуя выслать дополнительные наряды.

Дальше я не слушал, погрузился в казенные формулировки. Рядом корпел над рапортом Скворцов. Инна с Востриковым занимались осмотром и изъятием следов. Установилась деловая обстановка, которая, впрочем, просуществовала недолго. Подъехавшее на трех машинах высокое начальство тут же превратило ее в хаос.

Среди вновь прибывших затесался и ожидаемый мною начальник, который первым делом рванул ко мне.

— Чапыра, ты спокойно отдежурить вообще не можешь?! — полушепотом, чтобы не услышало еще более высокое начальство, прокричал мне в лицо Головачев.

— Спокойно — это в виде трупа? — уточнил я, утираясь от попавшей на меня начальственной слюны.

— Быстро рассказывай, как все было, — проигнорировав мою дерзость и, стараясь не повышать голос, чтобы не привлечь ничьего внимания, приказал он мне.

По ходу моего доклада, Головачев то демонстративно вздыхал, то тихо матерился.

— Какого хрена ты за этим бандитом поперся?! Тебе что заняться нечем было?! — гневным шепотом предъявил он мне.

— Да, не бегал я за ним, — устало ответил я. — Случайно выскочили друг на друга.

— Всё у тебя случайно! — махнул на меня рукой. — Ты хоть понимаешь, что натворил?

— Натворил? — злость меня захлестнула, я отчеканил. — Я действовал в соответствии с пунктом одиннадцатым Положения о советской милиции! Благо на днях все же изучил сей нормативный акт и теперь мог на него ссылаться.

Мои слова неуслышанными не остались. К нам подошли прокурор города со свитой, в которой оказался Митрошин и начальник городского УВД тоже в сопровождении подчиненных.

— Представься, — ощупав меня взглядом, приказал начальник милиции города. Габаритный мужчина в зимней форменной одежде с одной большой звездой на плечах.

— Следователь Чапыра Альберт Анатольевич! — пришлось встать по стойке смирно.

— Чапыра, значит, — при этих словах его взгляд приобрел еще большую проницательность. — Докладывай, — велел он.

Пришлось рассказывать о событиях ночи в третий раз и отвечать на вопросы начальства, я аж вспотел. Выслушав мои ответы, генерал-майор развернулся к Мохову и распорядился:

— Чапыру на время проверки отстранить от исполнения служебных обязанностей.

В отдел мы приехали уже когда начало светать. Где-то на час я застрял в оружейке, заполняя документы, а когда поднялся к себе на этаж, столкнулся с Журбиной, которую, ни свет ни заря, выдернули из дома.

— Ты цел? — первым делом спросила она, а затем произошло то, что я не ожидал. Нет Людмила не бросилась мне на шею и не начала заливать меня слезами. Она просто подошла и обняла. Я застыл посреди коридора, не понимая, как реагировать на такое проявление эмоций.

К счастью этот процесс не затянулся.

— Пошли, — отступила она, — Головачев велел принять у тебя материалы, что за дежурные сутки наработали.

Я открыл дверь кабинета и, дойдя до своего бывшего рабочего места, рухнул на стул. Ничего делать не хотелось. Журбина посмотрела на меня, покачало головой и принялась перебирать лежащие передо мной бумаги.

— Умеешь ты создавать проблемы и себе и другим, — проговорила она, усаживаясь со стопкой материалов за стол Ксении.

Понятно, разбор полетов все же состоится, а я уже было решил, что ограничимся обнимашками.

— Второе дежурство и ты опять отличился, — она обреченно вздохнула.

— Тоже считаешь, что мне нужно было дать себя застрелить? — я сидел, борясь с закрывающимися глазами. Меня клонило в сон.

— Не говори глупости, — отмахнулась она от моих слов. — Я так испугалась, когда мне с дежурки позвонили и сказали, что вы столкнулись с вооруженными бандитами. Думала, ну все отбегался наш Альберт. Чего смеешься? — Людмила нахмурился. — Я еще от того случая не отошла, когда тебя в центральном парке пытались ограбить, — проворчала она. — Ты же не чужой мне человек.

Я закашлялся, пытаясь справиться с некстати накатившим на меня весельем. Не помогло и я, облокотившись, спрятал лицо в ладонях.

— Расстроился, что от службы отстранили? — по-своему интерпретировала сей жест Журбина и тут же принялась меня обнадеживать. — Проведут проверку и восстановят.

— Или к уголовной ответственности привлекут, — предложил я альтернативу.

— С чего ты это взял? — всплеснула она руками.

— Как с чего? — я деланно удивился. — Я же пристрелил ценного гражданина социалистического общества, не то что какой-то там следак, — не выдержав, я заржал.

— Прекрати истерику! — прикрикнула на меня Журбина. — Обиделся, что тебя отстранили от дел? Так они обязаны провести служебную проверку по факту применения табельного оружия.

— Проверку? Да они уже признали меня виновным. Без всяких проверок обошлись! — я резко оборвал смех.

Поднялся, скрипнув стулом.

— Ладно, я домой.

— Сильно от начальства досталось? — посочувствовала Людмила, тоже поднимаясь. — Не бери в голову. Подумаешь, поорали на тебя немного. Надо же было им выпустить пар. Их тоже сегодня поимеют, уж поверь мне, — она демонстративно посмотрела наверх.

— Да не в этом дело, — я начал переодеваться в гражданское. — Дело в презумпции виновности.

— Где ты только таких выражений нахватался? — Журбина отвернулась

— Причем здесь выражения? — бросил я раздраженно, натягивая джинсы. — Они должны были быть на моей стороне. Ведь я их коллега. Но вместо этого только и возмущались — зачем побежал, зачем в живот стрелял, — передразнил я кое-кого.

— Я уверена, все разрешится наилучшим образом, — оптимистично заявила Людмила, разворачиваясь.

— Разумеется, как же иначе, — натянуто улыбнулся я. — Всё, я пошел, — но открыв дверь, я напоролся на Курбанова.

— А вот и наш герой, — первый зам изобразил радость, проходя в кабинет.

— Здраствуйте и до свидания, — я вновь сделал попытку уйти.

— Стоять! Ты это куда собрался? — начальственным рыком, развернул тот меня.

— Домой, — объяснил я, раздумывая над тем, не зарядить ли ему аккурат по ухмылке, хуже все равно уже не будет.

— Приказ подпиши, удостоверение сдай и вали, — потряс он перед моим носом отпечатанным на машинке документом.

— Всё, я свободен? — выполнив требуемое, поинтересовался я.

— Ты материалы передал? — задавая вопрос, Курбанов смотрел на Людмилу.

— Да, я все забрала, — отозвалась Журбина, ложа руку на стопку бумаг на столе. — Уголовные дела в сейфе.

— Тебя предупредили, чтобы из города не уезжал? — первый зам вновь переключился на меня.

— Предупредили, — подтвердил я, взглянув на часы. — Я могу уже идти?

— Иди, конечно. Ты же здесь больше не служишь, — издевательский тон, на лице злорадство.

— Ты даже не представляешь, как я этому рад! — не смог удержаться от того, чтобы не оставить за собой последнее слова. Дурость, конечно, и ребячество, но, реально, достал.

Оказавшись на улице, я вдохнул дурманящий запах свободы. Холодный воздух ворвался в носоглотку.

«А не рвануть ли мне на юг?» — задумался я, приподнимая шарф.

Добравшись до дома, я первым делом залез на антресоль за чемоданом. Выгреб из него фотографии написанных по-немецки записок и разложил их на столе.

— Давно уже надо было перевести, — выговаривал я себе вслух за нерасторопность, переписывая незнакомые слова в блокнот.