— Товарищ!

У другого рука была узкая, волосы слиплись сосульками, глаза большие, округленные и восторженно-испуганные. Он был худ и узкоплеч. Андрей, пожимая руку молодому партизану, скользнул взглядом по его невзрачной фигуре и вздрогнул от неожиданности: под великоватой шерстяной кофтой подростка явственно проступали маленькие, в детский кулачок, груди.

— Казвам се Лина, — сказала девочка. — А Вие как се казвате?[2]

Зубы у нее были ослепительной белизны и до того густые, что один из верхних резцов, не вынеся этой тесноты, вполоборота развернулся и заметно подался вперед.

Из всего сказанного девочкой Андрей понял только то, что зовут ее Линой.

— Русин? Мо-оряк? — спросила она и потрогала ленты его бескозырки. — Русин! — Маленький аккуратный носик ее сморщился, она засмеялась, но тут же, спохватившись, снова посерьезнела и отошла в сторону.

— Надо полицаев увести подальше от берега, чтоб не засекли катер, — сказал боцман Митё.

— Обязательно, — согласился с ним Митё. — У наших товарищей точно такое же мнение. — И он кивнул в сторону уже готовившихся к боевой операции болгар.

— Разобьемся на две группы, — сказал Соловьев. И, вынув из кобуры «ТТ», беззвучно отвел курок с предохранительного на боевой взвод. — Вы с грузом и покалеченным товарищем пойдете в одном направлении, а мы возьмем этих шакалов на себя.

— Нет, на три группы, — энергично возразил Митё. — Полицейских возьмут на себя Петко и Анатас. — Он имел в виду партизан с автоматами. — А они, — и показал взглядом на парня и девочку Лину, — проведут вас на катер.

Откровенно говоря, в то время, когда боцман Соловьев и Митё уже чувствовали, что едва ли удастся им ускользнуть от полицейских без кровопролития, Андрей во всей этой истории все еще большой беды не видел. По неопытности своей он воспринимал это чуть ли не как игру. Если что и волновало Андрея, так это отсутствие оружия. И не потому, что оно нужно было позарез для защиты самого себя и товарищей, а больше для того, чтобы покрасоваться перед Линой.

Снова и где-то совсем недалеко хлопнуло два пистолетных выстрела. Медлить было нельзя. Наскоро пожав руки товарищам, группа из двух русских катерников и двух болгарских подростков первой поспешно углубилась в лес...

Вначале они пробирались глубоким, заросшим кустами оврагом, по дну которого журчал мутный ручей. Впереди шел парень, за ним Лина, то и дело оглядываясь на идущего за ней Андрея. Цепочку замыкал боцман. Овраг становился все более мелким, все более раздавался вширь, склоны его совсем оголились, и вот он уже превратился в плоскую котловину с небольшими стожками сена и одинокими ивами. Где-то справа, за полем с обезглавленными стеблями подсолнухов кричали петухи. Из-за пасмурной погоды и все еще державшегося в лощинке жиденького тумана ночная мгла редела медленно. Но все равно уже из черной перешла в серую и уже хорошо можно было отличить в лесу ясень от бука, а дуб от тутового дерева.

Они шли по-прежнему цепочкой. «Парень, пожалуй, мой одногодок. Или чуть постарше, — прикидывал в уме Андрей. — А сколько лет Лине? Самое большее — четырнадцать, — решил он после некоторого раздумья. — Храбрая. Это в них стреляли около озера? А может, и не в них»...

Лощину пересекал проселок — сырой и черный. За проселком сквозь мутноватую рассветную серость виднелись стожок и деревья. У стожка стояли трое мужчин в мундирах с нарукавными повязками и пистолетами на боку. Те и другие увидали друг друга почти одновременно.

— Ко си е?[3] — крикнул один из стоящих у стожка, видимо старший, и стал расстегивать кобуру.

— Назад! Бързо![4] — приказал своим парень и первым выстрелил. Но промахнулся.

— Беги, Андрюша! — хриплым голосом выдохнул из себя боцман.

Погожев не успел опомниться, как Лина, схватив его за руку, потащила за собой. Их, безоружных, сейчас могли спасти только ноги. И они мчались во весь дух, не обращая внимания на свистящие вокруг пули. Позади них бежали боцман и парень, время от времени отстреливаясь от наседающих полицаев.

Овраг снова сузился, на склонах появились кусты. Лина с Андреем сразу же нырнули в них. Боцман с парнем все еще бежали по лощине. От преследователей их отделяло всего лишь метров пятьдесят. Боцман бежал тяжело, держа в одной руке пистолет, в другой — свою фуражку. Лицо его было серым, землистым, взгляд затуманенно-отчужденный. «Что это с ним?» — наблюдая из кустов за боцманом, удивился Погожев. Парень, чуть приотстав от боцмана, сильно петлял, уходя от пуль, часто оборачивался и стрелял в преследователей.

Чем ближе кусты, тем неувереннее чувствовали себя полицейские. Они заметно сбавили бег и усилили стрельбу. Пули свистели со всех сторон, ударялись о стволы деревьев, срывали еще уцелевшие на ветвях листья. И вдруг Андрей понял: «Боцман ранен!» Его словно окатили кипятком. Он снова выглянул из кустов. Боцман продолжал бежать. Это успокоило Андрея. Вот он уже почти в безопасности — еще пять-шесть шагов, и начнутся кусты. И вдруг боцман вздрогнул и остановился, как-то неестественно изогнувшись, словно кто-то ударил его в поясницу, на какое-то время замер, а потом, всем корпусом подавшись вперед, покачиваясь, невидяще зашагал на кусты. Он прошел всего лишь те пять-шесть шагов, которые требовались ему для безопасности, и тяжело рухнул на землю.

Андрей и Лина метнулись к нему, ухватили под руки, хотели помочь подняться.

— Погоди, Андрей... Слушай. Хорошо слушай, — прерывисто дыша, произнес боцман и закрыл глаза, видимо собираясь с силами; но тут же снова открыл их, зная, что время не терпит. — Главное... Чтобы эти сволочи... не засекли нас с тобой... — выкашлял из груди боцман. — Я, видимо, того... если не сможете похоронить... разденьте. Заберите... сожгите форму... Приказ-з-ываю...

И тут до Андрея дошел весь ужас случившегося. Он растерялся, его всего затрясло, как в лихорадке, к горлу подкатил комок... «Ма-а-ама‑а! — хотелось закричать Андрею. — Не умирайте, дядя... Не умира-а-айте‑е!..» — Перепуганные глаза Погожева встретились с презрительно сузившимся взглядом боцмана.

— Краснофлотец Погожев, приказываю... — начал строго боцман, но вдруг в груди старого моряка что-то заклокотало, он раз-другой дернулся, и его голова тяжело обвисла на руках Андрея. Из уголка рта потекла алая струйка крови.

Подскочил парень с пистолетом в руках.

— Как? Кога? Защо?.. — бормотал он, переводя полные тревоги глаза с притихшего боцмана на Погожева.

Тут, где-то слева, ударили длинной автоматной очередью, защелкали частые пистолетные выстрелы. Это было для ребят как сигнал к действию. Андрей сунул под свой бушлат мичманку Соловьева, отыскал в листве оброненный пистолет, и все трое, подхватив боцмана, устремились в глубину зарослей кустарника. Они спешили, тяжело дыша и запинаясь о камни и корневища деревьев.

— Стоп, — приглушенно скомандовал парень. Боцмана опустили на мягкую подстилку из свежеопавшей листвы. Прислушались. Как будто сзади их никто не преследовал. Где-то впереди за деревьями и громоздящимися скалами глухо гудел морской прибой. Парень метнулся в чуть заметную расщелину меж скал и тут же вернулся.

— Хайде, — сказал он, стараясь взвалить боцмана себе на плечи.

За расщелиной начинались сплошные камни. Большие и малые, остроуглые и гладкие, они громоздились огромным навалом, преграждая путь. Моря не было видно, но по шуму прибоя и запаху водорослей чувствовалось, что оно совсем рядом. Парень, Андрей и Лина некоторое время почти отвесно спускались вниз, цепляясь за выступы скал и боясь уронить боцмана, пока не очутились в глубоком, сыром и темном колодце из камней.

— Тук, — сказал парень и кивнул на чернеющее под скалой углубление.