— Зачем? Я и так вся мокрая, от дождя, — попробовала возражать Лина,

— Снимай и делай то, что я тебе говорю, — строго прикрикнул он на сестру и первым шагнул в воду.

Никола на всю жизнь запомнил их с отцом ошибку. Если бы они тогда додумались пройти по воде, собака сбилась бы со следа, и отец остался жив. Кто знает, может, завтра и для них привезут ищейку. «Правда, идет дождь, следы должны быть и без того смыты, но так надежнее», — подумал он. Объяснять все это Лине было некогда.

Когда они окольным путем спустились к озерцу, уже близился рассвет. Так и не выполнил Никола своего первого важного задания «Дядо», не встретил приезжающих товарищей. Но он объяснит Петко и Анатасу, как все случилось и что у него другого выхода не было.

Дождь прекратился, но трава и деревья были мокрыми. Никола остановился и придержал за руку Лину. «А‑а, наверно, ночная птица или спугнутый заяц, — успокоился Никола. — Полицейские и сами, как трусливые зайцы, сбежали из леса в поселок».

Но он недооценил рвения «блюстителей порядка». Никола не знал, что немецкая комендатура хорошо оплачивала за каждого живого или мертвого «красного». Оплачивала натурой, у них же, болгар, забранными продуктами. А главное, обеспечивала беспрепятственное продвижение по службе.

Это чрезмерное рвение полицейских друг перед другом — первому «застукать красных», а значит, и отхватить львиную долю награды, спасло Николу и Лину. Когда один из сидящих в засаде, боясь, как бы его не опередили, раньше времени крикнул «стой!» и дважды выстрелил из пистолета, Никола и Лина бросились обратно в заросли ивняка. Автомат полицейских уже бил по невидимой цели.

— Фу, вот это влипли, — тяжело дыша от волнения, выдохнул Никола, когда они уже были в безопасности.

Дальше шли осторожно, поминутно останавливаясь и подолгу прислушиваясь. И опять какой-то подозрительный шорох впереди заставил их отбежать в сторону и затаиться. Впереди тоже все затихло. Видать, там тоже выжидали. «Если бы это были полицейские, не выдержали бы и открыли стрельбу», — подумал Никола. Но выходить не решался. А время шло, Никола не знал, что делать: не сидеть же им здесь до рассвета. Уже и так начинало светать. И тут Николу осенило: он достал из кармана фонарик и, направив в ту сторону, где послышался шорох, моргнул три коротких и один длинный. Из-за кустов приглушенно окликнули:

— Никола, это ты?

Янчев узнал голос Петко.

— А это кто с тобой? — когда сошлись, спросил Петко и тут же узнал Лину. Петко сразу перешел к главному: — Почему не встретил катер? — строго спросил Николу. — Знаешь, парень, у нас на Мургаше за такие вещи... — И он, не окончив фразы, махнул рукой, мол, что с тобой говорить.

Уже по дороге к Зеленой скале, Никола с пятое на десятое поведал ему о случившемся.

— Ладно, — примирительно сказал Петко. — Надеюсь, не забыл, что тебе было сказано о товарище Митё? Предупреди и ее об этом. — И Петко кивнул в сторону Лины.

Дальше все закрутилось и завертелось с неимоверной быстротой для Янчева. Встреча с товаришем Митё преобразила Николу, вдохнула в него уверенность и силу. Заметно оживилась и Лина. Теперь с ними был товарищ Митё, смелый партизанский командир и родной им человек.

— Смотри, Никола, доверяю тебе безопасность русских моряков, — сказал Митё Янчеву, когда расставались у Зеленой скалы. — Проведи их на катер, а сам пробирайся следом за нами на Мургаши.

Встреча с полицейским патрулем на лугу у скирды сена была для Николы неожиданностью. Казалось, что бы им там делать, да еще в такую-то рань? Янчев специально отходил последним, отстреливаясь и прикрывая собой русских моряков.

«Вот тебе и прикрыл... Что теперь подумает обо мне товарищ Митё? — неотступно стояло у него в голове, пока они несли убитого боцмана, а затем прятали его в камнях, на берегу моря. — Лучше бы я сам погиб, чем этот русский моряк»...

И это чуть не случилось. Спасла Янчева случайность — брошенная полицейским граната ручкой зацепилась за сук и, изменив направление полета, взорвалась в стороне от Янчева. Осколки застучали по стволам, посыпалась листва и ссеченные ветки. «Беги!» — словно кто-то подтолкнул в спину Николу. Еще не затих звук взрыва, как он со всех ног бросился в лесную чащу. Пули свистели над головой, цокали по стволам деревьев справа и слева, выбивая щепу.

За Николой бежали долго и неотступно. Он чувствовал, что его покидают последние силы, что вот-вот подломятся ноги и он упадет. Впереди показалась та самая речушка, по которой они с Линой уходили от погони.

Никола свернул с тропинки, перешел речку и полез в камни, в заросли кизила. Привалившись спиной к валуну, он обессиленно опустился на землю. В пистолете не было ни одного патрона — он расстрелял их еще там, на лугу. Поэтому, услыхав приближающихся преследователей, даже не вынул его из кармана.

Когда полицейские пробежали мимо, Янчев с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, углубился в заросли. Потом он долго и неподвижно лежал на влажной опалой листве, закрыв глаза и широко раскинув ноющие ноги.

Поздно вечером Никола осторожно приоткрыл дверь рыбацкой хижины деда Матея. В хижине было темно и пусто.

— Кто тут есть? — негромко спросил он.

— Заходи, Никола, — откуда-то из дальнего темного угла хижины отозвалась Лина. Голос у нее был дрожащий, со всхлипом. Видимо, она тут, в одиночестве, долго плакала. — Они его ранили... Он, наверно, умрет, Никола...

— На горе Мургаши, в партизанских четах тоже и холода и голода хлебнули, — говорил Никола Янчев, разминая очередную сигарету. — Особенно первые пару лет. А когда Красная Армия начала громить фашистов по всем фронтам, сразу у многих в мозгах прояснилось. И наши четы в целые партизанские бригады выросли.

— После победы сразу на море вернулся? — спросил Погожев.

— Не сразу, конечно, — ответил Янчев. — Когда народная власть закрепилась... Люблю море, свою рыбацкую жизнь...

Они пили кофе, курили сигареты и за разговорами не замечали, как летело время.

— Оставайся у нас до утра, — предложил Янчеву Виктор Осеев. — Хоть поговорим, отведем душу. Когда потом встретимся.

Янчев рассмеялся:

— Да я и не собираюсь от вас уезжать. Только вот где-то надо пристроить на ночь моториста, потому что катер нам утром понадобится.

— Пусть спит на моей койке, я все равно на вахте, — подхватился Витюня. — Я сейчас пойду скажу ему об этом. Он вместе с нашими в кубрике по телеку футбол смотрит.

— Да-а, что нам в этом году преподнесет скумбрийная путина? — сказал Янчев, вытаскивая из пачки новую сигарету. — Все надежды на скумбрию.

— Ты хоть что-то да взял, — сказал Селенин. — А мы ее и в глаза еще не видели.

— Десять тонн, разве это рыба, — усмехнулся Янчев.

— Хоть для затравки.

— Только что. И не больше, — согласился он. И, обращаясь к Осееву, спросил: — Помнишь, Виктор, что нам в техникуме о рыбах говорили?

— А-а, Фараон, — вспомнил Осеев маленького, толстенького кандидата биологических наук, по прозвищу Фараон. Но свой предмет Фараон знал отлично. Только читал нудновато. И все же Виктор до сих пор помнил, с чего начинал тот свою первую лекцию. И, закатив глаза, подражая Фараону, Осеев затянул нараспев: — Мир рыб чрезвычайно богат и разнообразен. Рыбы населяют моря, озера, реки, ручьи и даже пещерные воды и артезианские колодцы...

— Стоп! — остановил Виктора Янчев. — А теперь я. — И, тоже нараспев, продолжал: — Сколько живет на земном шаре отдельных экземпляров рыб, не знает никто. Другое дело отдельные виды. Специалисты насчитывают около двадцати тысяч видов рыб — больше, чем зверей, птиц, пресмыкающихся и земноводных, вместе взятых... — И, переведя дух, спросил Погожева: — Ну как, партийное начальство, наши знания?

— Наверно, ваш Фараон поставил бы пять с плюсом, — сказал Погожев.

— То-то же, — удовлетворенно произнес Янчев. — А, впрочем, может, наши с тобой знания, Витя, давно устарели? Столько лет прошло, как мы разлетелись из техникума кто куда! Может, все отдельные экземпляры рыб пересчитаны.