– Наверное, мы слишком шумим. – Прошептала Нелли.

Муз пожал плечами и сказал:

– Ничего же не случилось. Дадим провидению шанс.

– Ага, привидению… – Съязвила она. – Бьюсь об заклад, она сверлила нас взглядом целую минуту. Уверена, когда-то она работала в тайной королевской полиции в прошлом.

– Ты мыслишь узко: Анита наверняка её возглавляла. – Он изобразил перезарядку ружья и прицелился.

Белоголовая старуха вновь вытянула шею из-за перил и подалась вперёд. В руках она держала блюдо. Когда она почти добралась до верха, Муз вскочил с места, бочком спустился на один уровень с ней и, отвесив гротескный поклон, поприветствовал:

– А, фру Эгдалль, добрый вечер!

– И вам не хворать, юноша. – Сказала она.

Нелли тоже поздоровалась с ней, но без пышущего энтузиазма Муза. Старуха смерила её взглядом, словно выбирая, к чему придраться на этот раз. Закатный свет пролился на её лицо через круглое окошко под потолком. Иллюзорно гладкое в лучах засыпающей звезды, оно свидетельствовало былой красоте хозяйки: тонкие черты, высокий лоб с вдовьим мысом, который придавал ему форму чердечка. Пронзительные сапфировые глаза смотрели на Гюллинг без привычной укоризны.

– Мадам, прошу: присоединяйтесь к нам, – пригласил Муз.

Нерешительно, словно боясь попасть впросак в высоком обществе, она протянула ему блюдо с чёрствым овсяным печеньем и сказала:

– Ну что вы, я только хотела удовлетворить своё любопытство. Мне было интересно, кто сидит наверху и что вы едите.

– Фру Эгдалль, угощайтесь, – предложила Нелли, протягивая ей тарелку. – Это сыр из Стокгольма. Очень вкусный.

Переминаясь с ноги на ногу и скрючившись сильнее обычного, Анита спросила, глядя на квартирантку исподлобья:

– Могу ли я обменять немного вашего сыра на печенье? Конечно, если вы не возражаете.

– Да, с удовольствием, – вклинился Муз.

Пересыпая сыр на блюдо, Нелли впервые увидела, как уголки губ Аниты приподнялись. Та, в свою очередь, по одному выложила на опустевшую тарелку печенье, пожелала всем доброй ночи и заковыляла вниз.

Муз сказал ей вслед:

– Если передумаете, мы будем здесь ещё с четверть часа.

Оглянувшись через плечо, Анита со сдержанной улыбкой кивнула.

Прежде чем она спустилась, подаренное ею печенье уже умяли. Жёсткое настолько, что без размачивания в какао оно непременно сломало бы кому-нибудь зуб, оно оказалось ещё и скверным на вкус. Но Гюллинг оценила спонтанный жест домовладелицы, ведь та, вероятно, отдала последнее лакомство, припасённое для чаепития.

– Зачем ты настаивал? – Спросила Нелли, когда замок на двери старухи щёлкнул.

Муз потёр ладони в предвкушении:

– Чувствую, Анита ещё тебя удивит. – Объяснил он. – Интуиция пока меня не подводила.

– Напомни, как давно ты работаешь музом? – Подмигнула она.

– Кажется, что всю жизнь.

Их уютные встречи по вечерам стали традицией. Муз и Нелли поочерёдно приходили друг к другу, располагались то на её кухне, то на его вельветовой софе в гостиной. То и дело на столе появлялись пряники в сахарной глазури, рогалики из кафе Йохена, кривые крендели, которые они пекли сами.

Вот уже несколько дней он уговаривал её присмотреться к объявлению, которое, если верить Музу, было отправлено по межматериальной почте. Но чем оживлённее он описывал эту идею, тем сильнее отпиралась Гюллинг.

– Признайся: ты охладела к детской мечте? – Прищурился он.

– Вовсе нет: мне нравится печь. Но потратить столько денег на курсы…

– Я не призываю тебя вкладывать все средства в тюльпановые луковицы, как это однажды сделали голландцы7. – Сказал Муз. – И даже не предлагаю скупать лотерейные билеты, будь они неладны. Это твой шанс быстро постичь азы того, что тебе нравится.

– А как же книги? Почему бы нам не заниматься по ним?

Он откинул голову на спинку софы и расхохотался.

– Скажешь тоже. Ты знаешь хоть одного человека, который бы купил самоучитель и не бросил бы его в течение недели? Занятия в классе дисциплинируют, там царит соревновательный дух, и… Что ты губы надуваешь? Так и есть. Никто не объяснит тебе материал лучше, чем человек.

– А ты разве мне не в состоянии объяснить? Музы же разбираются в созидательных вещах и всё такое.

– О-о-о, нет. – Затряс головой он. – Ребята вроде меня мало что умеют сами, но я буду стоять за твоим плечом и говорить: «Ты сможешь! Ты справишься! Обязательно продолжай». Часто человеку не хватает поддержки – да хоть бы кто-то заметил его старания. Засвидетельствовать акт творения, направить, воодушевить, дать хоть каплю веры в него – для этого и существуют музы. Поверь, я не дам тебе сдаться. Ты лишь должна начать.

Нелли задумалась: поддержка – именно то, чего ей недоставало в прошлом. Если бы хоть один член семьи прислушался к её мнению, она уже давно была бы кондитером. Не таким титулованным, как Лив Оландер, но ей бы не пришлось начинать всё с нуля в более зрелом возрасте.

– Ну, допустим, – сказала она, – что на моей сберегательной книжке достаточно крон, чтобы оплатить учёбу и расходники. Но их точно не хватит на твоё участие!

– Это не проблема: меня проспонсирует бухгалтерия Бюро.

– Что? У вас есть бухгалтерия? И откуда, позволь узнать, вы берёте деньги, если при первом же поползновении в сторону заработков вы разрываете контракты?

– Хороший вопрос, мадемуазель. – Щёлкнул пальцами Муз. – Поговаривают, что гианы раскапывают для нас клады и предсказывают, какие акции взлетят, а от каких стоит немедленно избавиться. Необходимость обеспечивать нас лишает их возможности привести людей к новой золотой лихорадке – они грешили этим раньше. К счастью, мне не приходится вникать в приземлённые вопросы. Этим занимаются те, кто не преуспел в моём ремесле.

– Ладно, я проверю – но только проверю – достаточно ли у меня средств. – Сказала она, зная, что уже согласилась.

***

Нелли ускорилась до боли в икрах. Её рабочий день заканчивался за полчаса до кондитерских занятий, а от нужной улицы её отделяла половина Фридрихсгатан и кривой переулок Багери. Последний, утыканный пекарнями на любой вкус и кошелёк, был аперитивом для её планов: проходя сквозь него, Нелли чувствовала, как волосы и кожа пропитываются ароматом горячего слоёного теста и горького шоколада.

Конец переулка выходил на середину Бергсгатан – длинной улицы, состоящей из череды террас и ступеней, которые начинались от грузового порта под холмом и заканчивались на приплюснутой площади Микаэлы. Чем выше – тем изящнее становились балконные ограждения, но все их роднили наружные кашпо с разноцветными петуниями, медовыми лобелиями и лианами душистого горошка, что ползли по водостокам и кованым решёткам. Школа

Лива Оландера была на самом верху. Пыхтя и проклиная всё на свете, Нелли совершала восхождение. Она то и дело поглядывала на часы. За несколько минут до назначенного времени она увидела Муза на узкой пешеходной дорожке. Он помахал ей папкой с тетрадями.

– Фух, думала, не успею. – Выдохнула она, поравнявшись.

– Готова открыть для себя мир кулинарных изысков? – Спросил Муз, изобразив магический пасс фокусника.

Не в силах говорить от сбитого дыхания, она кивнула. Он галантно пропустил её вперёд.

Около десяти человек с тетрадями и ручками сидели за столиками импровизированного кафе. К удивлению Нелли, почти все студенты были её ровесниками или старше. Среди них затесалась даже пенсионерка, которая с любопытством рассматривала толпу.

Вскоре из соседнего помещения вышел сам Лив Оландер в кипенно-белом фартуке и поварском колпаке. Разговоры стихли. Он поправил очки, оглядел толпу и позвал всех за собой.

Они проследовали за ним сквозь тяжёлые стальные двери с окошками и очутились на кухне, в которой столы стояли в виде буквы «п». Промышленные морозильники, духовые шкафы, раковины, полки с кондитерской утварью находились напротив узкой зоны для переодевания с крючками для одежды.