Центурион Ярро осмотрелся вокруг и увидел, сколько полегло легионеров во дворе школы. Он пришёл в ужас, потому как брусчатку устилали сотни тел бывалых солдат. А ведь они пришли всего-то вырезать детей, объявленных вне закона. И центурион заорал, надсаживая голосовые связки:

– Обложить башню хворостом! Лучники! Сюда! Бить всех, кто выскочит! Жги этих тварей!

Эхо голоса ещё не утихло, а легионеры уже кинулись стаскивать дерево к башне. Обкладывали её хворостом со всех сторон. Во двор въехал на лошади легат и посмотрел на место побоища. Повернулся и дрожащими губами спросил трибуна Гоцлава:

– Какие потери?

– Трудно сказать, господин легат, – прошептал трибун, и Шорц рассвирепел, обезумел, заорав в лицо подчинённому:

– Так подсчитай, тварь! И доложи!

Трибун кинулся отдавать приказания, а легат смотрел, как солдаты обложили башню досками, хворостом и подожгли.

– Лучники, товсь! – заорал центурион, ожидая, что сейчас из башни, объятой пламенем и дымом повалят испуганные дети. Но шла минута, вторая, и дверь оставалась запертой, а из башни никто не выходил. Легионеры переминались с ноги на ногу и смотрели на двери, узкие окна, ожидая чего угодно от этих детей, оказавшихся сущими выкормышами Рурха.

Башня хранила молчание.

– Подкинуть дров, сукины дети! – надрывал голос центурион, и легионеры кинулись к башне, кидая в пламя новое дерево.

Дверь так и не открылась.

Уже когда всё дерево обгорело, а сама башня стояла закопчённая, безмолвная, центурион закинул в ножны меч и пошёл по пеплу и горячим ещё головешкам к двери, приказав подчинённым:

– Неси таран, надо выбить двери!

Легат Шорц тоже подъехал ближе, морща нос от запаха гари. И тут двери распахнулись и оттуда выскочили три десятка детей с тряпками на лицах. Они метнулись к врагам молчаливые, как смерть, и стали резать оторопевших солдат. Легат выпучил глаза, ему почудилось, что он сходит с ума, либо смотрит какой-то страшный и странный сон. Двое мальчишек, мелких, лет десяти от роду максимум, увидели легата и кинулись к нему, на ходу ударив короткими клинками замешкавшегося трибуна. Тот упал, захрипев, а Шорц смотрел на двух детей, окровавленных, чёрных от пепла и его будто парализовало. Даже меч не мог выхватить, чтобы встретить стремительных убийц. Но опомнились легионеры, кинулись на детей и методично стали вырубать. И двух мальчишек, бежавших к легату, перехватили тоже, зарубили уже под копытами коня Шорца. И один, умирая, прохрипел:

– Сдохнешь ты и твоя семья!

Легионер подскочил и рубанул умирающего раз, другой, третий. Кровь брызнула в лицо легату, он поднял руку, вытер её ладонью и посмотрел на эту кровь недоумевающе, будто не понимая, что это такое. В это время подскочил испуганный трибун Гоцлав и быстро доложил:

– Господин легат! Погибло две тысячи сто легионеров!

– Что? – Шорцу показалось, что он ослышался: – В битве с детьми?

Над школьной башней печально трепыхался закопчённый флаг школы…

Небольшой отряд третий день пробирался по лесу. И третий день шёл дождь. Весенний, тёплый, но достаточно противный. Земля под ногами превратилась в скользкую субстанцию, потому передвигаться приходилось осторожно. Но никто из детей не роптал. Даже десяток шестилетних пацанов шёл стойко, не жалуясь и не хныча. Впереди отряда передвигались гур Дэрек и старшие первых двух десятков – четырнадцатилетний Рэм и двенадцатилетний Дир. Замыкал отряд гур Мáсим со своим любимым учеником Асгáром. Гур Масим, признаться, был рад, что жребий выпал на этого худощавого белобрысого паренька. Ведь тот, пожалуй, был одним из самых сильных и самых способных его воспитанников. Асгар, конечно, никогда не станет великим магом, но то, что выбраковали его явно по ошибке – несомненно. У мальчишки был несомненный потенциал неслабого мага. И настоящий дар к магии сознания – магии редкой и запрещённой во множестве королевств и княжеств.

К вечеру третьего дня отряд вышел, наконец, к лагерю, который делали учителя и ученики школы на протяжении нескольких лет. Делали для учений в полевых, вернее, в лесных условиях. Именно здесь каждое лето отряды по две сотни воспитанников учились охотиться, сражаться, подкрадываться, искать следы и выживать. Место выбирал лично гур Марэ, а обустраивали лагерь под руководством гура Дави, принадлежащего лесному народу. Тут были землянки на двести человек, замаскированные так, что можно пройти по ним и не заметить. Недалеко родник с чистейшей водой. Между землянками – ходы сообщений. А вокруг лагеря – ловушки и секреты.

Рэм, смуглый, черноволосый подросток с тоской смотрел на знакомые тропы и места, где каждое лето со своими друзьями он бегал, прыгал, стрелял из луга и сражался на учебных мечах и копьях. И самое страшное, что можно было тогда представить в своей жизни – это недовольство или гнев гуров. Тогда он ненавидел школу всеми фибрами своей детской души, а теперь отдал бы всё за то, чтобы школа существовала. Он даже готов был каждый день подвергаться наказаниям, лишь бы оказались рядом Гатил, Мурей и другие, с кем сдружился за долгие восемь лет. Впрочем, от мрачных мыслей и настроений Рэма быстро отвлёк гур Дэрек. Мастер по бою с оружием заговорил спокойно, властно, будто не случилось ничего, и они действительно вышли на очередные учения:

– Рэм, назначаешься старшим лагеря! Воспитанников расселить по землянкам! Назначить охрану лагеря, дежурных и охотников! И приготовьте, демоны вас забери, уже нормальный ужин! Крупа в схроне, где и обычно.

– Есть! – вытянулся в струнку Рэм, и кинулся исполнять приказания. Назначать старших десятками. Распределять смены. Отправлять мальчишек в караул. В помощники себе взял Дира и Асгара, не только самых старших, но и самых толковых, пользующихся непререкаемым авторитетом у других пацанов. А в это время в учительской землянке совещались гур Дэрек и гур Масим.

– Кто пойдёт к Отшельнику? – спросил мастер оружия у мастера магии.

– Ты же знаешь, что я не очень с ним лажу, – пожал плечами Масим.

– С ним кроме Марэ вообще никто не ладит, – усмехнулся Дэрек, – Потому вопрос остаётся открытым. И идти к Отшельнику кому-то из нас!

– Кинем монетку? – изогнул бровь гур Масим, но Дэрек отрицательно покачал головой:

– Мне нужно оставаться здесь и тренировать учеников, сам знаешь. А путь к отшельнику не близкий. Две недели туда и столько же обратно.

– А кто пойдёт за сыновьями графа Толлена? – Масим достал фляжку и сделал небольшой глоток, поморщился, закрыл фляжку и уставился на Дэрека.

– Рэм и Дир! – твёрдо ответил мастер по оружию, – Они самые подготовленные из оставшихся. И каждый заменит троих даже взрослых бойцов.

– Справятся ли одни? – с сомнением спросил Масим.

– Зависит от того, прав ли был граф Толлен. Если прав и мы всё делали правильно – справятся. Если же нет… легче самим сдаться на милость ублюдку Михо и его палачам. Ну, либо бежать отсюда куда подальше в сопредельные княжества. Мы восемь лет учили их всему, что знаем: убивать, следить, скрываться и преследовать. А они не знают другой жизни, кроме этой. И пусть это немного раньше, чем мы думали, но пора настала проверить их в деле.

Масим покивал словам Дэрека и хлопнул ладонью по столешнице:

– Ты прав, друг мой! Ты прав! Плюс, не забывай ещё одной вещи – нам нужны ещё дети. И искать новых воспитанников теперь некому. Нет денег графа Толлена, нет государственного аппарата у нас под рукой. Потому только наши ученики смогут пополнять школу, подыскивая детей в королевстве.

– Об этом я тоже думал, – кивнул гур, – Потому, как только пойдёшь к Отшельнику, отправлю группу детей из леса, чтобы они искали подходящие кандидатуры!

– Отлично, – мастер по магии прищурился: – Предлагаю включить в эту группу Асгара – он хорошо разбирается в магии разума и сможет не только определить, подходит ли нам кандидат, но и «уговорить».

Дерек кивнул, и в это время в землянку вошёл Рэм, позвавший учителей на ужин, приготовленный в казанах прямо на улице. Дэрек вышел из землянки и стал придирчиво смотреть, что успели сделать дети с момента прибытия. Рэм объяснял, гур Дэрек кивал, а гур Масим даже одобрительно пофыркивал время от времени, слушая объяснения воспитанника.